Читать книгу Книга жизни (сборник) - Рафаил Смолкин - Страница 29

Когда я впервые увидел его, Степан уже был немолод, прошел войну рядовым. Его выцветшие глаза когда-то были серыми, а худое, почти высохшее, тело сливалось по цвету с высохшим из-за жаркого и сухого лета бурьяном, росшим в изобилии во дворе. Средней длины нос и полный безразличием ко всему окружающему взгляд дополняли общую картину. Он никогда не улыбался. Была середина июля – разгар лета, листья обвисли на деревьях, стояла удушающая жара.

Степан ремонтировал нам сарай. Возле Степана крутился студент Федька, снимавший угол у нашей соседки и что-то ему рассказывал, поглядывая на меня. Когда я подошел к ним, Федька куда-то сразу ушел. Степан, глядя вслед уходящему Федьке, укоризненно покачал головой, а затем, обращаясь ко мне, сказал:

– Ну Федька и антисемит! Затем он опять слегка покачал головой, и укоризненно добавил:

– Законченный антисемит!

Я не стал выяснять, чем Федька поразил Степана. Мне было неинтересно. Я спросил Степана, закончил ли он ремонт внутри сарая. Он ответил, что да, и я решил оценить качество ремонта и направился в сарай.

Когда я вышел из сарая, я с удивлением увидел, что Степан подошел к забору, отделявшего наш двор от двора Федора Петровича, и перебросил через забор один из рулонов рубероида, лежавший на траве и предназначенный для ремонта крыши нашего сарая. На мой вопрос, для чего он это сделал, Степан сказал, кивнув в сторону двора Федора Петровича:

– Они попросили.

– Они вчера пытались взять себе этот рулон, – повторяя стиль Степана, сказал я, и я объяснил им, что мне он самому нужен, и это мне не нравится.

– Я этого не знал, – сказал Степан. Не хотите как хотите. С этими словами он зашел во двор к Федору Петровичу, взял рулон с рубероидом и вернул его на прежнее место, дружески подмигнув мне. Я подошел ко двору Федора Петровича и увидел, что там лежало пять наших досок. Я указал на доски Степану.

– Нехай будут там, – сказал Степан, – на ремонт сарая хватит тех, что остались.

Я пошел в дом и стал из окна наблюдать за Степаном. Было около шести часов вечера и Степан стал собираться домой. Зашел в наш двор Федор Петрович. Под мышкой он нес недопитую бутылку водки и что-то завернутое в газету.

Он сел на скамейку во дворе и поманил пальцем Степана. Федор Петрович развернул газету, в которой оказались два стакана и два малосольных огурца. Степан присел рядом, разлил водку по стаканам. Они выпили, поморщились и закусили. Федор Петрович был рачительным хозяином и даром никому ничего не давал. – Значит, Степан заработал на поставках некоторых наших материалов в фонд Федора Петровича.

Федор Петрович сразу же ушел в дом. Я решил выйти из дома и подойти к Степану.

– Эх жизнь, – увидев меня, сказал Степан. – Бывало, на войне идешь в атаку и думаешь, что сейчас тебя укокошат, а славы никакой. Хорошо еще, если похоронят. Помню, наш взвод постоянно нес потери. Только его доукомплектуют после сражения, ан смотришь трети, а то и половины, и больше, уже нет. Так воюем мы, а хоть бы какую-то награду, медальку какую-то, или хоть бы кто плюнул в нашу сторону. И так это продолжалось, уже не помню как долго, как идет к нам почтальон, еврей, между прочим, и письма несет. А на груди у него два ордена болтаются. Обступила его братва и спрашивает, за что он получил ордена. А он и говорит:

– А кто вам виноват. Трясите своего командира, пусть он на вас представления пишет.

С той поры взяли мы в оборот наших командиров и стали их трясти. Пошли ордена и медали. И так пошли, что некоторые награды не помню за что. А еврея того убило во время артобстрела, – без всякой связи со сказанным, с некоторым удовлетворением закончил Степан. – Но кое-чему он успел нас научить.