Читать книгу Книга жизни (сборник) - Рафаил Смолкин - Страница 43

Нищая обстановка моего дома. Запомнились три события: покупка у маминого брата старых без зеркал шифоньера и буфета; покупка никелированной кровати с боковыми стенками в виде лиры и сеткой-пружиной для матраца; небольшого холодильника «Саратов».

Это были незабываемые события в течение первых семнадцати лет жизни в городе после возращения из эвакуации.

Я, лежащий на кровати во время болезни, и сотрудники института, пришедшие проведать меня после начала работы в НИИ. Нищета, отражаемая голыми стенами и даже окнами. Это все, что заработали родители и немного уже я, за почти всю свою жизнь. Я инженер со сто рублевым окладом и жалкими перспективами роста зарплаты в течение первых пяти лет работы максимум до 140–150 рублей.

Я подхожу к окну. На меня смотрят жалкие халупы, прилепившиеся к земле вдоль дороги. В период дождей дорога быстро размокала. Выйти в город, то есть дойти до асфальта, можно было только, набрав полные калоши и ботинки воды и грязи, и заляпавшись этой же жидкой грязью по уши. И это при том, что наш дом был расположен всего в нескольких десятков метров от центральной улицы областного города. Это улицы, носившие имя великого русского поэта и осчастливившего весь мировой пролетариат и все прогрессивное человечество, включая жителей нашей улицы, дорогого всем людям на земле, поэта Пушкина и вождя Ленина.

На нашей улице проживания, носившей имя вождя, но уже немецкого пролетариата, Тельмана, образовывались в течение осени, зимы и весны огромные, не высыхающие лужи, из которых все лето неслись трели лягушек.

Ребята часто бродили по лужам с камнями в руках, и с непонятной ненавистью метали камни в Макаров, как они называли лягушек. Внутри всех домов водопровод и туалеты отсутствовали.

В детстве я читал о приключениях Робинзона Крузо. Радовался каждой приобретенной им вещи и животного на необитаемом острове. Со временем обстановка дома Робинзона и сам дом, особенно после пополнения его имущества предметами с кораблей, потерпевших крушение, стали по сравнению с нашим жильем, просто дворцом. А одежде самого Робинзона мог бы позавидовать любой среднестатистический советский человек того времени.

Лучшими месяцами года для нас были май и июнь. Высыхала окончательно грунтовая дорога, расцветала сирень всех цветов: белая, персидская, сиреневая обыкновенная (так мы ее называли). Запахи цветущих сирени и акаций, цветущие фруктовые деревья вызывали волнующие состояния сложных и различных процессов в душе. Зеленые клены, тополя, другие деревья и некоторые полевые цветы типа одуванчиков и куриной слепоты преображали улицу и дворы, скрашивая их унылый вид. Зола от сгоревшего угля, которой зимой жители улицы щедро посыпали пешеходную дорогу, борясь с грязью, весной постепенно смешивалась с обычной пылью и грязью, дорога твердела и приобретала равномерную красно-сероватую окраску. Ночью, при свете одного фонаря, отбрасывавшего размытые тени от деревьев на несколько халуп, расположенных размытые напротив деревьев, приводили в ребячьей душе к возникновению волнений, порождавших фантастические мечты и образы.

Редкие прохожие отваживались проходить в ночное время по нашей неосвещенной и зловеще темной улице, в то не спокойное время. А я, понимая, что никому не нужен, смело в одиночестве, если не было других ребят, расхаживал по улице в ночные часы.