Читать книгу Амурский сокол. Путь Воина - Рамзан Саматов - Страница 11

Дома их встретили Онганча и Чингиз. Чингиз сопровождал Онганчу на охоту потому, что свой пёс тунгуса повредил заднюю лапу в схватке с росомахой. Охотник, по обыкновению, дымил в свою трубку, а Чингиз от радости носился вокруг прибывших. Тунгус без слов понял, что с Грозой что-то случилось:

– Однако, у моего соседа есть хорошая лошадь на продажу…

Разгрузив поклажу Никодима и политических, напоив коня, а сам попив сладкого травяного чая с мёдом, Дементьев двинулся дальше – ему сегодня надо в город. Чингиз проводил телегу до окраины поляны и, вернувшись к людям, уставился на чужих, свесив язык. Чужаки попытались подозвать и задобрить пса куском хлеба, но не таков Чингиз, чтобы поддаваться на такие провокации. Он подбежал к сараю, сделал пару взмахов хвостом, посмотрел на расстроенное лицо хозяина, пристраивавшего осиротевшее седло на колодку под навесом, затем отошёл с Серёже и подсел рядом, прислонившись к нему всем телом. Серёжа, почесывая пса за ухом, прислушался к разговору политических.

– Вот я и говорю, Алексей Дмитриевич, уважаемый, что самая свобода в России – это здесь. Прав был Антон Павлович, у меня тут записано, смотрите: «… право, сколько я видел богатства и столько получил наслаждений, что и помереть теперь не страшно. Люди на Амуре оригинальные, жизнь интересная, не похожа на нашу. Только и разговора, что о золоте. Золото, золото и больше ничего… Я в Амур влюблен; охотно бы пожил на нем года два. И красиво, и просторно, и свободно, и тепло. Швейцария и Франция никогда не знали такой свободы. Последний ссыльный дышит на Амуре легче, чем самый первый генерал в России»12. А вы говорите, надо в столицу ехать.

– С утверждением писателя согласен, – сказал Алексей Дмитриевич, – но с вами – нет, любезный Андрей Евгеньевич. Вы в ваших университетах либеральничать научились, а вот партийную дисциплину позабыли. Мы с вами нужны в Петербурге. И точка.

Затем, заметив, что мальчишка с интересом слушает их разговор, повернулся к нему:

– Сережа, где тут у вас можно искупнуться? Страсть, как хочу обмыть дорожную пыль…

– Ну, если хотите, я провожу вас до ручья. Там бобры запруду сделали. Я туда хожу. Правда, вода холодная…

– Пойдем, Сережка. Андрей Евгеньевич, вы как?

– Я попробую уговорить Никодима на баньку… Не мешало бы нам в баньке пропарить кости. Вы идите пока…

Сережа в сопровождении Алексей Дмитриевича и Чингиза направился на дальний конец поляны. Пес, убежав вперед, вспугнул у кромки поляны рябчика с выводком. Серо-коричневые комки с каштановыми вкраплениями вспорхнули и, пролетев небольшое расстояние, сели на густые еловые ветки. Чингиз озадаченно остановился, посмотрел на людей, но не найдя в них интереса к охоте, убежал вперёд трусцой.

Пруд, наполненный чистейшей водой из родника, блестел зеркальной поверхностью, отражая в себе кроны деревьев с кусочками синего неба. Дальний конец запруды представлял собой нагромождение сваленных стволов, веток и травы – работа природных лесорубов бобров. Алексей Дмитриевич обратил внимание, что в одном месте сделан слив, чтобы не допустить чрезмерного разлития воды на луг. Это уже было делом рук человеческих.

Вода была действительно очень холодной. Но несмотря на это, Алексей Дмитриевич без подготовки нырнул с головой в воду. Взбодрившись таким образом, проплыл несколько саженей, перевернулся на спину и стал рассматривать облака на небе. Холодная вода для закаленного организма опытного политкаторжанина действовала благотворно. Но он не всегда был такой. Это была его вторая ссылка.

Первое наказание он отбывал в Горно-Зерентуйской каторжной тюрьме.13 Она была примечательна тем, что тут отбывали наказание и уголовные, и политические. Среди каторжан молодому Алёше приглянулся китайский революционер. Как он попал из горного Тибета в революционный Петербург – это неведомо. Сам он разговаривал мало, все больше сидел, поджав ноги и уставившись в одну точку. На работы их выводили на серебросвинцовый рудник.

Алексей удивлялся, как стойко переносил тибетец в легкой одежде жесточайший холод и поистине каторжный труд. Монотонно махал своим кайлом – только пар валил. В конце концов он обратил внимание на вечно дрожащего от холода Алексея. Дело было вечером в тюремной камере.

– Дыси! – это было первое слово произнесенное тибетцем.

Алексей недоуменно уставился на соседа, сидящего с полузакрытыми глазами.

– Дыси! – показал как руками, как бы сдувая и раздувая шар. – Вдох, задерзка, вы-ыыдох! Вдох, задерзка, вы-ыыдох! Вдох – выдох! Понял? Копи тумо…

– Что такое тумо? – спросил заинтересованно Сергей Дмитриевич.

– Тепло, пламя, энергия… Сладостное тепло покровов бога.

Таньба, так звали тибетца, показал ему, как надо сесть, скрестив ноги, и стал объяснять своим неповторимым акцентом.

– Руки положи на колени, – сказал он. – Вот эти пальцы подогни, а остальные вытяни. Теперь дыши животом. Вдох – живот радувается, выдох – сдувается… Подыши так некоторое время. Представь, что ты вместе с выдохом извергаешь из себя гнев и гордость, ненависть и алчность, лень и глупость. Дыши!

Таньба положил свою теплую ладонь на живот Алексея и стал помогать акту движения.

– Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох…

То ли от тепла руки Таньбы, то ли от дыхания, но напряжение в теле каторжанина стало отпускать и в животе стало разливаться тепло.

– А теперь представь, – сказал тибетец. – Что с каждым вдохом ты пьешь дух Будды, дух твоего Бога, мудрость и все, что существует в мире благородного и прекрасного. Сосредоточься на этом, отрешись от всего, что тебя окружает, погрузись в покой. Теперь вообрази в своем теле, в области пупка, золотой лотос. А в центре лотоса – сияющее солнце. И от этого солнца по всему телу разливается тепло…

С первого раза, конечно, у Алексея почти ничего не получилось. Но помощь тибетца, его теплые, почти горячие, руки помогли снять скованность в теле каторжанина, и он впервые за многие зимние месяцы смог уснуть умиротворенно – не думая о холоде.

В последующие дни обучение правильному дыханию продолжились. Если в первый день Таньба обучил его, как расслаблять тело и отрешаться от происходящего, то сегодня они сосредоточились на собственно тумо.

Тумо можно было вызвать с помощью задержки дыхания и особыми движениями живота. Медленное глубокие вдыхания действуют наподобие кузнечных мехов, раздувая тлеющий огонь на углях. Этот комочек угля находится в центре лотоса. Таньба смешно сравнил его с овечьим пометом, мол, такой же величины. Каждый осторожный глубокий вдох дает ощущение струи воздуха, проникающий до пупка и раздувающий огонь. После вдоха надо задержать дыхание, причем длительность задержки дыхания с каждым разом возрастает. При этом мысль сосредоточенно следит за рождением пламени. Внимание должно полностью занимать этот процесс, исключив все другие мысли.

Первоначально Алексею было сложно сосредоточиться на пламени: мешали другие мысли, холод, голод и громкие разговоры сокамерников. Но постепенно, с помощью тибетца, ему удалось сосредоточиться. Для этого ему понадобилось не меньше часа. Чтобы было легче сосредоточиться, тибетец подсказал ему вообразить в своем теле сосуд, который поднимается вертикально вверх от центра пупка. Сначала сосуд толщиной с волос. Он наполнен поднимающимся по нему пламенем. При дыхании через пламя проходит воздушная струя, еще больше раздувая огонь. Затем сосуд расширяется в толщину мизинца, потом становится как объем руки. В конце концов, сосуд вмещает все тело, становится размером в печную трубу. Тело перестает ощущаться. Непомерно раздувшийся сосуд вмещает теперь всю вселенную. Алексей чувствует, будто сам превращается развеваемое ветром пламя посреди пылающих волн огненного моря. Ему кажется, что он готов согреть собою всех находящихся рядом людей. Но Таньба приказывает ему остановиться и повторить видения в обратном порядке. Такие упражнения они теперь проделывают вдвоём дважды в день.

Удивительный был человек Таньба. Алексей многому успел научиться у него, прежде чем тот исчез. Однажды, проснувшись утром в камере, он обнаружил, что место тибетца пустует. Вначале Алексей подумал, что его вызвало тюремное начальство. Но Таньба не появился даже тогда, когда их повели на рудник. Только в этот момент охрана обнаружила отсутствие одного каторжника. Многодневные поиски ни к чему не привели. Только Алексей догадался, что Таньба ушёл домой, оставив для него небольшую фигурку Будды. Значит он получил знак. Знак самого Будды. Как-то Алексей спросил Таньбу:

– Что ты делаешь среди нас? Почему ты не убежишь, владея такими способностями?

– Это мой путь, Алёша. Я должен его пройти. Когда придет время – получу знак, я уйду…

В память об учителе Алексей Дмитриевич носит фигурку Будды всегда с собой. Кстати, имя Таньба в переводе с тибетского означает буддизм.

Эту историю Алексей Дмитриевич рассказал Сереже, когда вылез на берег и тот спросил его:

– Вы совсем, совсем не мерзнете, дядя Лёша? Я могу только один раз нырнуть и тут же вылезаю на берег. А вы так долго лежали в воде, я даже подумал, что уснули…

– Никодимка мне запрещает залезать в воду, – добавил он. – Вода здесь даже в самый жаркий день не нагревается.

– А это все потому, что родники бьют из-под земли, Сережа. – сказал, вытираясь, Алексей Дмитриевич. – А что касается твоего вопроса, то я и тебя могу научить не мерзнуть и никогда не болеть…

– Вы и вправду научите? – обрадовался мальчик. От природы будучи любопытным, его привлекало все новое и неизведанное.

– Правда! – улыбнулся каторжанин. – Вот, слушай…

Было решено, что политические поживут в лесной заимке Никодима до осени. С холодами попробуют уйти по железной дороге. Для этой цели нужны были хорошие дорожные бумаги. Об этом обещал похлопотать Иван Дементьев. Он питал пиетет к гостям Никодима, часто приезжал и засиживался за долгими разговорами. Даже предложил переехать к нему, но учитывая тот факт, что Сергей Дмитриевич взялся за обучение маленького Серёжи грамоте, предложение было отвергнуто.

Благодаря природной смекалке учеба давалась мальчику легко. Через месяц он мог читать по слогам любой текст из газет. Но этого было мало. Сергей Дмитриевич составил список учебников и книжек, заставил Никодима поехать в город за покупками.

– Никодим, уважаемый, Серёжа делает грандиозные успехи в учебе! Умоляю, не дайте ребёнку здесь зачахнуть! Пусть учится!

– Дык, а я что? Я ж не против…

– Узнайте, наверняка в Благовещенске имеется гимназия с пансионом. Вы бы могли отдать Сереженьку туда за умеренную плату. Если есть гимназия реальная, то лучше выбрать её.14 Сейчас наступает век технический.

– Я бы посоветовал выбрать классическую гимназию, – встрял в разговор Алексей Евгеньевич. – Там дают более разностороннее образование. Правда, плата может оказаться непосильной в связи с известным циркуляром.

Властями давно ставился вопрос о повышении платы для того, чтобы сделать гимназии менее доступными для выходцев из бедной среды, которых родители пытались вывести в люди. В связи с этим появился знаменитый «Циркуляр о кухаркиных детях» 1887 года, который предписывал не брать в гимназию детей низшего сословия. Предыстория появления подобного циркуляра началась в городе Новочеркасске. Однажды, рядом с кабинетом директора новочеркасской гимназии, взорвали бомбу. Кроме того, что это был из ряда вон выходящий случай, один из народовольцев, по фамилии Генералов, арестованный по делу о взрыве, был выпускником этой гимназии. Тогда и было разработано несколько мер с целью затруднить для низших слоев доступ в гимназии. Первая мера была «циркуляр о кухаркиных детях», вторая – это закрытие приготовительного класса. Вторая мера была более эффективной, она давала как раз преимущество детям из бедных семей.

Благовещенская мужская гимназия размещалась на пересечении улиц Графской и Большой. Подойдя к большому двухэтажному деревянному зданию, Никодим не сразу решился зайти внутрь. С одной стороны, он понимал, что Сергей Дмитриевич прав – Сереженьке необходимо учиться, с другой стороны – не хотел отпускать мальчишку от себя.

Но устроилось все как нельзя лучше. В самой гимназии пансиона не было, но в канцелярии школы ему посоветовали одинокую женщину Марфу Петровну, бывшую учительницу, которая пускала к себе на проживание. Предпочтение давала сиротам. Оплатив сразу за годовое обучение в гимназии целых двадцать пять рублей, Никодим направился искать пожилую учительницу. Квартира ее оказалась в двух шагах от гимназии.

Марфа Петровна встретила Никодима радушно, напоила чаем с малиновым вареньем. Она оказалась совсем еще не старой, небольшого роста, сухонькой женщиной. Марфа Петровна продолжала учительствовать – в гимназию ее приглашали иногда при нужде, когда кто заболеет. Хозяйка держала при себе кухарку, а во всем остальном управлялась сама.

За самоваром договорились, что Сережа прибудет за несколько дней до начала учебного года в гимназии. Договорившись о цене, Никодим заспешил домой. Ещё надо заехать в лесную управу за денежным довольствием, книжный магазин за учебниками по списку Сергей Дмитриевича и кое-какую мануфактуру закупить для жизни. Опять же нужна одежда для Серёжи – мальчик растёт не по годам, а по часам. Если в лесу сойдёт, то через пару месяцев, по приезду в город, будет народ смешить. Кроме того, надо форменную одежду заказать для будущего гимназиста. Пусть будет не хуже, чем у других.