Читать книгу Ранее известная как Америка - Рид Кинг - Страница 12

Всякий раз, когда я мечтал покинуть Кранчтаун, я представлял себе, как мчусь на винтажном мотоцикле (таком, который работает на бензине и шумит, как гигант, подавившийся куриной косточкой), возможно, останавливаясь, чтобы обернуться и взглянуть на город, съежившийся до миниатюры позади меня. В самых смелых фантазиях я представлял себе, как полечу на одном из частных самолетов, которые один или два раза в год приземлялись на обломках старого аэропорта, чтобы заправиться топливом, прежде чем отправиться обратно в города, где летающие аппараты были обычным делом.

Я не думал, что буду зажат между двумя предусмотрительно пристегнувшимися, хмурыми типами из КС на заднем сиденье двадцатилетнего автопривода, молясь, чтобы меня не забрызгало козлиной рвотой.

– Ужасная смерть. – Глаза козла сузились до щелочек, и я почувствовал, как сквозь шерсть бьется его сердце. – Похоронен в куче расплавленного металла. Раздавлен шинами восемнадцатиколесного грузовика. Раздроблен и перемолот, расшиблен в лепешку…

Каждый раз, когда он дергался, он был в дюйме от того, чтобы врезать мне по яйцам.

– Мы не умрем, – сказал я. Я даже склонялся к тому, чтобы напоминать козлу, как он тем же утром скулил о зеленых пастбищах, но не особенно хотелось навевать ему мысль о смерти.

Вместо этого я наплел ему историю, подсказанную президентом Бернхемом: что мы якобы возвращаем его Коуэллу для наблюдения в рамках важного обмена заключенными между НДС и Федеральной Корпорацией. Хотя он не был в восторге от возвращения на военную базу «Лагуна-Хонда» в Сан-Франциско, ему, казалось, нравилась идея быть ключом к какому-то договору дипломатических кругов.

– «Пытки, которые человечество придумывает для своего увеселения, – ноздри козла задрожали, – определенно, сделают дьявола безработным!» – Он приоткрыл один желтый глаз, чтобы посмотреть на меня. – Это строчка из шестой главы моих мемуаров.

Писатель. Господи. Интересно, откуда он взял все эти нейроны?

Мы прошли через реку там, где она поворачивала на север, по старому бетонному подвесному мосту. Он был расписан граффити, которые оставили после себя как сторонники, так и противники объединения. «ВМЕСТЕ МЫ ВЫСТОИМ, ПОРОЗНЬ – ПАДЕМ». «СВОБОДНАЯ АРИЗОНА. СОЖЖЕМ ТУТ ВСЕ ДО ОСНОВАНИЯ». «БЕРНХЕМА ДОЛОЙ». Еще через милю операционная система провозгласила о нашем прибытии на Международный Вокзал Кранч™ имени Дэви Стивенса Натта[41]. Горизонт за ним был затемнен неясным силуэтом агрофирмы, где размещался фирменный элеватор и обученные бригады охраны днем и ночью следили, чтобы никакие местные жители не приходили воровать со складов.

Сквозь пелену смога я едва мог различить громаду города на востоке.

Так далеко от дома я еще не забирался.

Как только распахнулись двери, двое агентов Кадровой службы выскочили из авто, и козел прыгнул за ними, всего на дюйм промахнувшись мимо моего левого яйца. Когда я попытался хоть как-то привести ноги в чувство, могу поклясться, коврик завопил. «Быть может, – подумал я, – авто было оборудовано сенсорной тканью». Я поспешил выйти из машины тихо и быстро, прежде, чем она начнет жаловаться на вонь скотного двора, которую мы оставили после себя.

– Скоро дневной поезд. – Громилы из КС даже словом не обмолвились в мой адрес с тех самых пор, как пришли вытолкать меня из офиса Бернхема, к тому же даже не улыбнулись. Но у них все же были тупые бейджики с именами, которые висели под голограммами, и этого вот звали Роджером. Из его ноздрей росла целая пихта волос, которая заметно спускалась к верхней губе (он даже не вынимал изо рта испаритель, когда говорил, а просто сдвигал его к уголку и говорил в обход него).

– Мы опаздываем. – У второго головореза из КС, Биффа, голова имела форму бетонного блока; у него была очень короткая шея, а пояс был обвязан таким количеством оружия, что он выглядел совсем как Воин 8-го уровня из моего любимого симулятора «Мир в огне: апокалипсис» – полуавтоматические винтовки, разрывные снаряды, револьверы на ремне. – Залезаем и поехали.

У меня была тысяча вопросов. Как нам перебраться через границу с Техасом, одну из самых труднопроходимых на континенте? Как нам избежать Денверских картелей, не умерев при этом в Пыльном Котле? Если я был никем и это стало моим прикрытием, разве присутствие личной охраны не выдаст меня с головой? Но я бы не стал спрашивать, ни за что на свете. Для крыс из КС не было ничего более возбуждающего, чем крошка, у которой возник тот или иной вопрос, и я не собирался давать ни одному из них повода выплеснуть свои знания на мне.

Мы поспешили к конечной станции, когда подошел скоростной поезд, бесшумно парящий над рельсами; он напомнил надутый презерватив, плывущий по волнам воздуха. И тут мне показалось, что справа мелькнуло что-то серебряное, но, обернувшись, я ничего не увидел. Тем не менее я мог поклясться, что что-то (или кто-то) там было и наблюдало за мной.

– Ты что, в штаны наложил? – Бифф придержал для меня дверь. Этот парень, похоже, знает свое дело.

– Уже иду. – Я в последний раз взглянул на свой родной город – месиво химического цвета, нагромождение каморок-квартир, литейные заводы, извергающие пепел в воздух над кладбищенскими участками, на одном из которых, под шестифутовым слоем ядовитой грязи, были погребены останки моей мамы, – и почувствовал сильную боль в горле. Я не мог избавиться от ощущения, что никогда не вернусь в Кранч 407. Я никогда уже не прогуляюсь по красным от пыли улицам, где гулял с мамой, когда был маленьким, и никогда не пополню запасы «Радужных слаcтей» в фирменном магазине. Больше никогда не увижу, как Саанви хвастается своими победами в фэнтезийном футболе. И уже никогда не буду сидеть с Джаредом, слушая, как он болтает об успехах в разработке новой продукции и выходе нового фильма «Тодд-X, чемпион из Кадровой службы».

Я не был тупицей – по крайней мере, я был не большим тупицей, чем заурядный слизняк, – и знал, что Кранч 407 был кучей дерьма. Я знал, что я нищеброд. Я знал, что был создан смазывать колеса в машине, которая работает, чтобы приносить бабло богатым кексам. Несмотря на Корпоративное движение гордости и песни о колониальном мире, несмотря на рекламные песенки и бесплатный Даймас с каждой покупкой в фирменном магазине, несмотря на вездесущие улыбки и голограммы, которые дудели в уши, что в Кранч 407 все было только лучшим, я все это знал.

И все же это место было моим домом. И в мире, бредущем к финишу, это многое значило.

* * *

Пришлось немного попререкаться, чтобы выяснить надлежащий тариф для козла: продавец билетов был роботом древней модели, которому грозила опасность перегрева всякий раз, когда он обрабатывал запрос. После недолгих переговоров мы согласились, что козел будет считаться за четверть человека, как и один из Раамов, который путешествовал по тому же маршруту[42]. К счастью, президент Бернхем подкинул мне толстую пачку кранчбаксов, немного долларов свободы, манны и золотых фишек Невады, валюты, которой я раньше даже в глаза не видел, потому как в Федеральной Корпорации она была под запретом.

И, разумеется, эта зверюга даже не сказала «спасибо».

Скоростной поезд снаружи был красив в своем блеске гибридных металлов и армированного полиэфирного пластика. Внутри же пахло старым табаком и мочой. К тому времени, как мы сели, большинство пассажирских вагонов были забиты поденщиками и представителями агрофирм, которые тащили ящики с яблоками из пробирки и спорами свинины. Но Биффу и Роджеру удалось найти для нас купе, занятое лишь стариком, с рожей, как у реанимированного трупа.

– Это что, настоящее животное? – спросил он шепотом. Его зрачки были электрическими, а паршивый внешний вид выдавал даймомана. – Настоящее живое животное?

– К сожалению, – сказал я,

Ноздри старика задрожали, как будто он уже чувствовал запах козла, разделанного и обжаренного на сковородке.

– Я помню вкус настоящих животных.

– Этого козла есть нельзя, – сказал я. – Он слишком старый. Одни жилы да кости.

Козел бросил на меня косой взгляд, но ничего не сказал, и, к счастью, после этого старик оставил нас в покое.

Мы нашли ряд свободных мест. Поезд сдвинулся с места, плавно, точно смазанная пуля в дуле пистолета. Я достал мармеладки со вкусом свежака, которые купил в торговом автомате на вокзале. Я никогда не был большим любителем конопли по сравнению со всеми, кого знал: Джаред парил каждое утро, и даже Аннали любила брать свежак с ароматом черники на обеденные перерывы, но так как я пробирался на вражескую территорию, чтобы доставить мозговые клетки спящему агенту Кранч, в надежде, что мы сможем предотвратить глобальный апокалипсис, спасти мир от зомби, контролируемых силой мысли, я подумал, что сейчас самое подходящее время, чтобы кайфануть.

Вскоре мы оказались прямо на территории агрофирмы, где печатались с помощью инструкций набора данных или прорастали из заготовленных стволовых клеток продукты питания от Кранч Юнайтед©. Удивительно, сколько здесь было фирм, каждая из которых размещалась на своем собственном участке асфальта, отделенная высокими заборами и станциями сбора и очистки воды. Я попытался представить, как могла выглядеть колония два столетия назад, когда она еще называлась «Арканзас», как тогда мог выглядеть континент для поселенцев, привлеченных на запад обещаниями золота в горах прежней Калифорнии (до того, как Калифорния раскололась и поток разработчиков, техников и захватчиков земель начал наступать на Вашингтон и Орегон, чтобы восполнить потерянную береговую линию).

Но не смог. Это было похоже на попытку представить себе живую корову, просто взглянув на котлету из гамбургера[43].

Спустя какое-то время я надел визор. Секретарша Бернхема, верная своему слову, возвратила его мне, и ремешок отчасти даже сохранил ее запах. Я почувствовал себя более умиротворенным, как только высветились все мои каналы: поток обновлений и чатов, тегов и лайков, видео и риффов; я медленно отключился от реального мира, слой за слоем обращая его в ничто. Но подключение к порталу постоянно обрубалось: Община, мое обычное прибежище в виртуальной реальности, схлопнулась в 2-D, и довольно скоро графика стала прерываться кодами ошибок.

Я свайпнул сообщение Джареду и Аннали, так как у меня не было времени попрощаться. Сотрудники Кадровой службы снабдили меня рюкзаком, набитым валютой, поддельным паспортом и несколькими сменами одежды, а затем отвели обратно к моей каморке-квартире, заполняя ее дымом электронных сигарет, пока я собирал те немногие вещи, которыми владел; все они были выданы компанией – мой Набор для бритья Кранч™, несколько пар трусов от «Skivs», Памятный значок Кранч™, который мама получила на свой двадцатый год работы в компании, и ленту для волос, которую Аннали однажды потеряла между подушек моего дивана. В последнюю секунду я взял «Путеводитель афериста по Территориям Экс-США», одну из тех книг, которые для меня отыскал Билли Лу, хотя из-за всех этих крючковатых букв на страницах я никогда не мог одолеть больше одного осмысленного предложения. Тем не менее я хотел запомнить Билли Лу прежним, а не таким, каким видел его там, на мостике, когда наркотик сочился сквозь его глазные яблоки.

Я встретился с Рамми лишь на мгновение, у входа в фирменный магазин, и когда рассказал ей свою историю для прикрытия (про несколько выходных на курорте компании в Идеальном лесу™[44]), у меня возникло странное чувство, будто она знала, что я лгу.

Может, и так. Она очень усердно училась.

Когда мы приблизились к границе БХИ Тех, я увидел в небе темные силуэты, кружащие, подобно настоящим птицам, и вспомнил, как, когда был маленьким, стоял с мамой и наблюдал за беспилотниками, с жужжанием летя вниз по Пригорку и сбрасывая завернутые купоны с нашими бонусами. Но Федеральная Корпорация сократила их использование до минимума после скандала с хакерской атакой, и прошло много лет с тех пор, как я видел столько дронов сразу[45].

Граница оказалась всего лишь забором из сетки-рабицы, примечательной знаками «Частная собственность» и громилами из частной охраны[46], которые превратились в пятно, когда поезд ускорился. Мы преодолели ее в одно мгновение. Вот так я впервые оказался за пределами страны.

Но земля на западной стороне границы была очень похожа на землю на восточной стороне, за исключением все новых и новых следов разрушений, которые открывались взору, по мере того как мы продвигались дальше: превращенные в развалины города, пострадавшие от землетрясений, выбитые ураганами окна, разрушенные нефтяные заводы, крадущиеся вдалеке в попытке не выглядеть виноватыми. Лишь недавно заделанные после торнадо стены указывали на то, что у этой собственности еще были живые арендаторы, сотрудники фирмы Блайта, оказывающей финансовые услуги, или же просто отчаявшиеся работяги, которые арендовали захудалые лачуги у семейного фонда.

Даже город Лилиан[47], наша первая остановка в пути, очень походил на Кранч 407: трущобы, притулившиеся друг к другу, а за ними сеть уродливых очистных сооружений, водонапорных башен и центров переработки мусора. Пассажиры садились, пассажиры сходили. Груз был выгружен. Козел задрожал и побежал срать на улице, предварительно прожужжав нам уши о том, какое это свинство делать туалеты в помещениях[48].

Со своего места я следил, как он носился вокруг платформы, поглощал старые обертки от «Синглс™» и привлекал взгляды почти всех вокруг. Было странно думать, что то же самое животное, которое употребляло в пищу синтетический пластик и горсти битого стекла, было носителем одного из самых сложно устроенных мозгов на континенте (ну, по крайней мере, носителем его части).

Вскоре веселый автоматизированный голос стал напевать, что мы покинем станцию через три минуты. Козел по-прежнему сидел на корточках рядом с двухмерным рекламным щитом; изначальный текст на нем выцвел, теперь он был обклеен множеством знаков частной собственности.

Я встал, чтобы поторопить его. Бифф не сдвинулся с места, когда я обходил гору его коленей, но Роджер и вся его носовая поросль последовали за мной в проход.

– У меня приказ, – это все, что он сказал, когда я на него взглянул.

Я как раз проходил мимо туалета, когда услышал приглушенный крик из соседнего купе. Я обернулся, но не смог ни черта разглядеть за грязными дверями, которые разделяли купе. Секунду спустя по проходу пронеслись два охранника, едва не сбив меня с ног.

Бифф встал, взвалив на плечо свой автомат Калашникова. Роджер прикрыл меня собой. Резкий механический гудок, похожий на жужжание гигантского комара[49], вздыбил все волосы на моей шее. Двери открылись со свистом, и через них, маршируя, прошла группа транзитных служащих: сначала краснолицый инженер-человек, затем два робота защиттеха, сжимавшие между собой невысокого испуганного дроида старой модели.

И не просто дроида. Рамми. Мою Рамми. Половину из моих двух с половиной друзей.

Я бы узнал внешний вид ее схем где угодно.

– Поезд отходит от Лилиана через две минуты, – произнес нежный женский голос, принадлежавший поезду.

– Рамми! – Я двинулся к ней, но тип с носовой порослью остановил меня.

– Траки, ты должен diles que me dijan ir[50]. – Даже для того, кто был оснащен экранами, печатными платами и детекторами движения, она выглядела ужасно. На ее интерфейсе загорелось около ста системных ошибок одновременно. В панике она продолжала переключаться между языковыми предпочтениями. – Скажи им, je n’ai rien fait du mol[51].

– Да заткнись ты. – Инженер повернулся к ней. – Еще раз кашлянешь, и я сотру тебе память.

Я никогда в жизни не слышал, чтобы такими словами бросались так буднично, и вдруг пришел в ярость[52].

– Эй. Не разговаривай с ней так.

Он враждебно посмотрел на меня.

– Я буду говорить с этой железякой так, как захочу.

– Одна минута до отправления, – объявил нежный женский голос, принадлежавший поезду.

– У тебя что, какой-то глюк? – спросил его я. – Забыл выпить «Витамед™» этим утром?

У инженера было крапчатое лицо человека, пристрастившегося к самопальному алкоголю. – Мой глюк, – ответил он, – состоит в том, что это ведро с нулями и единицами еле тащится, с тех пор как мы покинули землю компании. Мой глюк заключается в том, что у этой железяки нет билета, нет бейджа и нет разрешения на то, чтобы находиться на этом поезде. – Инженер, очевидно, сходил с ума, видя, как ее лапали боты, чей совокупный IQ был не больше, чем у шнурков от ботинок. – Я бы сам тебя стер, если бы мог.

– Скажи это еще раз, ты, жирная куча дерьма, и я вытру пол твоим языком. – Никогда в жизни я не был так зол. Мой кулак налился яростью. Мне казалось, что я отправился в один из тех дней, когда в городе стояла красная дымка; словно мерцание горячей пыли осветило все мое тело. Я никогда никого не бил, кроме как в игре «Мир в огне: апокалипсис» и однажды в реале, когда Джаред настаивал, что хочет узнать, на что это похоже. Но потом я попытался успокоиться и ударить пониже, подальше от его челюсти, и все же я был готов выбить зубы этого парня через нос.

Но Роджер снова оттолкнул меня назад.

– Не лезь в это, – прорычал он, все еще стиснув зубы вокруг своей дурацкой трубки. – Это просто печатная плата.

И вместо инженера я ударил Роджера.

Я ударил его прямо по носу, над шелковистым кустом волос в носу, наконец-то выбив испаритель у него изо рта. Сразу же пошла кровь, много крови. Я ударил его снова, даже не собираясь этого делать, – словно гнев управлял моим кулаком, а не наоборот.

Он отшатнулся назад, врезавшись в инженера, и они вместе повалились в запутанное сплетение своих тел. Инженер выкрикивал ругательства из половины стран континента, остальные пассажиры распластались между сиденьями, а Бифф держался на ногах, хватаясь за пистолеты, как будто хотел застрелить меня, но знал, что не может.

В суматохе роботы защиттеха застыли там, где стояли, и как только они ослабили хватку, Рамми вырвалась на свободу. Ее линзы сверкали отчаянными вспышками фиолетового и синего.

Потом она побежала. Она пронеслась сквозь них, и на дикую секунду, когда Рамми приблизилась, я подумал, что она отшвырнет прочь и меня. Холодная рука сжала мое запястье, и я едва не свалился с ног, когда Рамми потащила меня к двери.

– Что ты делаешь? – Вот тогда я понял, почему некоторые люди так боятся андроидов: в ней было четыреста фунтов экзоскелета из гибкой стали и сплавов, и она совсем нахер взбесилась.

– Тридцать секунд, – весело объявил поезд.

Инженер снова встал на ноги.

– Взять их!

Я повернулся и смог разглядеть, как напряглись вены на его лице; казалось, что каждая из них злилась по отдельности.

– Я хочу, чтобы вы стерли память этой железяке! Я хочу видеть, как горит ее жесткий диск! Я хочу посмотреть, как у этой суки обнулятся все данные!

Бифф бросился через сиденья, пытаясь найти кратчайший путь ко мне. Роджер по-прежнему прижимал ладонь к лицу и кричал что-то, что звучало как «отличная форма для кексов». Я пытался подать им знак, пытался извиниться, сказать: «Это не моя вина, и мы ведь все еще команда, верно, ребята?» – но Рамми дернула меня так сильно, что я едва не потерял равновесие. Двери поезда еще были открыты, и я увидел платформу; по ней сновали первые вечерние тени, и стоящий там козел моргал, глядя на нас с такой растерянностью, на какую способны только козлы.

– До отправления поезда пять секунд, – пропищал автоматический проводник. – Пожалуйста, займите свои места и убедитесь, что ваш багаж помещен в грузовые вагоны или на верхние полки.

– Схватите эту чертову железку-недочеловека! – было последнее, что я расслышал.

И тогда Рамми прыгнула.

Она едва не оторвала мне руку. Я был в воздухе и кувыркался вслед за ней, а как только наши тени достигли платформы и нырнули в укрытие, козел издал пронзительный крик ужаса. Мы ударились о бетон в тот же миг, как поезд издал последний звонок и свист.

Наконец Рамми отпустила меня. Я дважды перевернулся, содрав на себе лоскут кожи. Я сел как раз вовремя, чтобы увидеть Биффа, Роджера и инженера, толпящихся у закрытых дверей, покрывая стекло влажным налетом CO₂, прежде чем поезд бесшумно скользнул со станции и исчез из поля зрения.