Читать книгу Хитросплетения - Рина Аньярская - Страница 3

Джером открыл глаза и с улыбкой посмотрел на необычайно высокое голубое небо – не было ни единого облачка. Рыцарь заложил руки за затылок и вдохнул полной грудью сладкий воздух, в котором заблудились ароматы свежего сена и молодого клевера.

Повернув голову вправо, Остин Вендер ещё шире заулыбался: тонкий профиль Ирены красиво вырисовывался на фоне золотого стога. Ласковое летнее солнце, беспрепятственно проникающее на сеновал через открытую для проветривания крышу, запуталось в её волосах и шаловливо играло яркими бликами на чёлке, которая неизменно отрастала и закрывала лоб, как ни пытались её убрать цирюльники, следуя моде. Ресницы девушки были опущены, на губах цвела улыбка.

Ирена выглядела абсолютно счастливой.

Элегантное, но простое платье без изысков и корсета, не стягивало грудь, а просторная юбка без фижм особенно живописно ложилась на колени и мягкими складками обрамляла силуэт принцессы. Не поворачивая головы и не поднимая ресниц, тихо, чтобы не спугнуть сказочную атмосферу, девушка спросила:

– Почему ты так на меня смотришь?

– Ты чувствуешь мой взгляд? – приподнялся на локтях Джером.

– Да.

– Я любуюсь тобой. Ты сейчас невероятно красива и счастлива. Я люблю, когда ты счастлива.

Наследница открыла глаза – солнце по-прежнему белело средь высокого неба. Девушка повернула голову, посмотрела в глубокие глаза названого брата и тихо произнесла:

– Мне так хорошо сегодня…

Молодой мужчина чуть слышно рассмеялся, как ребёнок, увидевший на Рождество наряженную ёлку, помотал головой, при этом его тёмные, сильно отросшие волосы красиво взвились и легли вокруг лица. Принцесса заметила, что на смуглых щеках придворного трубадура появился едва очерченный румянец. Рыцарь смущённо опустил голову и загадочно произнёс:

– Да… точно.

Ирена тоже приподнялась на локтях и склонила голову набок. На её губах по-прежнему цвела улыбка.

– Ты о чём это, Джей?

– Да так, подумалось… – продолжая широко улыбаться, поднял голову фаворит наследницы, перекатился на правый бок и лёг рядом с девушкой, заглядывая в её бирюзовые глаза. – Если бы кто-то сейчас нас с тобой видел…

– То нас опять обвинили бы в любовной связи, – продолжила фразу принцесса.

Остин Вендер только угукнул в ответ и склонил голову на ладонь:

– Хорошо здесь. В Родберри ни один шпион не проберётся.

– Да, и день на редкость великолепный. Солнце такое ласковое…

С этими словами девушка снова опустилась на спину.

Они продолжали валяться на сеновале, расположенном на крыше конюшни среди скудных дворовых построек новой обители виконта. Ирена наслаждалась жизнью, дыша полной грудью тем, что в иное время было для неё недоступным – воздухом настоящей свободы.

– Теперь я понимаю, почему сеновалы так привлекают влюблённых…

Улыбка вновь заиграла на розовых губах принцессы.

– О, Ирен, – покачал головой молодой мужчина и назидательно приподнял указательный палец свободной, левой руки. – Это лишь малая часть того, что так влечёт сюда людей… Впрочем, тебе об этом знать ещё рано.

Девушка пожала плечиками.

– Возможно, – ответила она, и в её голосе прозвучала такая необычайная лёгкость, какой Джером не слышал уже очень давно… едва ли не год. – Ты опять забыл, что меня многому давно научили.

– В теории, да…

– А всё равно здесь хорошо!

На лице рыцаря поселилась неподдельная радость. Он снова перекатился на другой бок, протянул руку к краю сеновала, что-то вынул и вернулся к Ирене.

– У меня для тебя кое-что есть, – загадочно проговорил страж.

Расслабившаяся и разморившаяся на солнышке наследница снова открыла глаза и приподнялась. Светлые волосы, не прибранные в причёску, легли на плечи. Джером заметил, что в них запутались золотые колоски. В глазах названой сестры он прочитал вопрос.

Остин Вендер протянул принцессе веточку клевера – на нём было четыре лепестка. Ирена приоткрыла свой хорошенький ротик от удивления:

– Это мне?

– Тебе. Я нашёл его утром и дарю тебе, чтобы ты загадала своё самое заветное желание.

Девушка аккуратно взяла лепестки двумя пальчиками и снова посмотрела на друга:

– Ты же знаешь, что моё желание невыполнимо.

– А ты попробуй, – прикрыл ресницы виконт.

– Хорошо.

Поджав под себя ноги и, положив клевер на левую ладонь, Ирена накрыла его правой. Обратив взгляд бирюзовых глаз на названого брата, она тихо, но чётко произнесла:

– Я хочу, чтобы сэр Джером Остин Вендер, рыцарь Красного ордена, виконт Родберри был рядом со мной всю мою жизнь…

Молодой человек заметно изменился в лице и вздохнул.

– Я и без этого буду с тобой всегда, родная. Ты могла бы загадать что-то другое. Произнести хоть малую часть своего заветного желания вслух.

– А я и произнесла его, Джей. Только про себя. Я в душе добавила: «…всю мою жизнь без трона».

Остин Вендер спрятал глаза, с досадой подумав: «О Джоне даже сама себе не можешь сказать…» Принцесса подняла ладонь, открыв веточку клевера, и дунула на него.

– Я теперь должна его съесть?

– Можешь просто оторвать лепестки от стебля… – вновь обратил взор на названую сестру рыцарь.

– Пожалуй, я сделаю лучше.

С этими словами девушка поднесла клевер к заколке-бабочке и ловко вплела его в волосы. Джером улыбнулся.

– Ты потрясающая, Ирен… – прошептал трубадур. – Я жизнь и душу готов отдать за твоё счастье.

– Ты уже сделал меня счастливой, – улыбнулась принцесса и снова опустилась на сено. – Одной мысли, что ты есть в моей судьбе, достаточно, чтобы хотеть продолжать жить. Несмотря ни на что…

Джером тоже лёг на спину.

– Я люблю тебя, мой верный старший брат…

– Я тоже люблю тебя, моя маленькая младшая сестрёнка…

Кисть Джерома поднялась и повисла между ними в воздухе. Рука Ирены повторила это движение. Их пальцы сплелись и закрыли собой солнце. Спустя секунду ладони медленно опустились на сено и наследница с фаворитом глубоко вздохнули в унисон.

Сказка, конечно, должна была закончиться… Но кто мог помешать им просто продлить это завораживающее ощущение свободы как минимум до заката?

Лорд Бредфорд аккуратно разлил по высоким тонким фужерам шампанское, дождался, когда опустится пена, долил доверху и поднёс напиток Констанции.

– За твоё посещение моей холостяцкой обители, дорогая кузина! – затронув краешком бокала фужер в руке девушки, произнёс наместник и вернулся к своему креслу.

Дубовая гостиная, она же и маленькая библиотека, была любимым местом в доме губернатора Генуи. Он проводил здесь всё свободное время, когда хотел уединиться или встретиться с кем-то из близких. После смерти первого наместника Ричард Кост с Констанцией де Нанон виделись здесь чуть больше двух лет назад, когда молодой мужчина ещё не вступил в свои права, а юная герцогиня собиралась уезжать в Англию.

Глубокое мягкое кресло, обитое тёмно-синим бархатом, было любимым местом графа. Меж Ричардом и Констанцией на низком столике стояли вазочки с сушёными фруктами из Индии, персидскими сластями и блюдо с голландским сыром. За спиной мерно тикали золотые часы с ангелочками. Тяжёлые шторы были приспущены до середины, и в комнате царил приятный полумрак, сохранявший прохладу даже в жаркий июльский день.

– Обычно я не пью летом шампанское, – произнесла девушка, уже сделав несколько глотков, – но твоё восхитительно!

– И прохладное, – улыбнулся наместник, – и с пузырьками… Иногда хочется забыть обо всём, расслабиться, словно выкинув из мыслей все сложные вопросы вместе с этими частичками воздуха…

– Да ты романтик, Ричи, – улыбнулась девушка, отставив фужер на столик.

Констанция повернулась в кресле так, чтобы видеть лицо брата.

– Я был бы романтиком, если бы не родился в семье дипломата. А так моя участь предрешена с детства. Но, прошу тебя, Конти, давай сегодня не будем о делах, – Генуэзский откинулся на спинку кресла, всё ещё держа в руке тонкий бокал с игристым напитком. – Ты так редко бываешь здесь, что хочется насладиться этим прекрасным моментом сполна.

Д’Альбре едва заметно улыбнулась, перекрестив руки на подлокотнике своего кресла:

– Боюсь, когда ты женишься, я буду приезжать ещё реже.

Граф повернул к герцогине своё красивое, словно выточенное из белого мрамора, лицо и вздохнул:

– Что-то мне совсем этого не хочется…

Де Нанон слегка пожала плечами:

– Разве есть выбор?

– Нет, бросать эту кость – право на руку наследницы – меж двух герцогов я не буду, уж точно… – покачал головой наместник Генуи. – Они нужны Англии. И поэтому я должен жить и оставаться здесь, в Италии. Другой разговор, что маленькая принцесса оказалась дальновиднее своего отца…

– В чём же? – повела бровями Констанция.

– Чем больше я думаю о брачном договоре, тем чаще вспоминаю её слова, переданные мне королём. Принцесса делает акцент на нашем кровном родстве через матерей и совершенно справедливо полагает, что такой брак нельзя доводить до конца, чтобы избежать нездорового потомства.

– Её Высочество изволит артачиться и намекать на фикцию? – удивлённо уточнила герцогиня.

Граф кивнул и отвёл взгляд в сторону старой греческой вазы, красующейся в нише между двух стеллажей с книгами.

– А ты что по этому поводу думаешь? – осторожно поинтересовалась Констанция.

– Честно сказать, после того как мне отказала леди Мелани, я уже вообще не хочу ничего. Надоело каждый раз натыкаться на одну и ту же причину – все девушки, которые мне нравятся, уже заняты. Это мой Рок…

– Но Ирена Луиза свободна… Как ветер…

Граф повернул лицо к герцогине и вкрадчиво произнёс:

– Она – да. А её сердце – нет. К тому же Ирена Луиза боится выходить замуж за своего одновременно двоюродного и троюродного брата. Я интересовался у местных врачей, они подтвердили, что кровосмешение является причиной вырождения многих аристократических семей…

– Она, безусловно, права в своих опасениях… – прикрыла ресницы Констанция.

– Да… Безусловно… – граф наклонился вперёд, сплетя тонкие красивые пальцы в замок и, бесцельно глядя перед собой, промолвил: – Знаешь, Конти, слушая короля, я задавался вопросом, а нужна ли фикция мне? Ирена прехорошенькая… И, что самое смешное, в моём вкусе, – усмехнулся Генуэзский. – Хотя я, похоже, ей не по нраву…

– Ты не можешь не нравиться девушкам, – возразила д’Альбре, но Кост махнул рукой.

– Ерунда! И леди Мелани не пришла от меня в восторг, коли вернулась к своему рыцарю. Я хотел бы, чтобы моя жена была похожа на неё. Ирена Луиза, конечно, мягче. И я понимаю, что ей действительно нужен наставник и советник. Я готов стать таковым. Но если я буду рядом… – граф поднял голову, скользнув взглядом по стеллажу до потолка, и глухо добавил. – Я неуверен, что брак останется фикцией… Даже несмотря на то, что я знаю о её любви к этому герцогу… Сколько раз он мне кузен?

– Четыре.

– Да хоть десять… – опустив длинные ресницы, прошептал наместник. Когда он открыл глаза, его голос снова зазвучал ровно: – Я всё понимаю как человек, но не смогу отдать свою законную жену другому как мужчина. Клятва у алтаря – не пустой звук. Такими словами не разбрасываются.

Произнося речь, граф Генуэзский, конечно, и понятия не имел, что едва ли не в точности повторяет слова принцессы Уэльской, которые она твердила названому брату, морально готовясь к браку с герцогом Ландешотом прошлой осенью. Констанция заинтересованно следила за наместником, не пропуская ни единого звука, а Ричард продолжал рассуждать:

– Скорее я, как честный человек и верноподданный дворянин, попытаюсь завоевать сердце своей принцессы всеми способами, какие мне только известны… Я убеждён: супруги должны быть единым целым, даже если их союз основан на политической выгоде. Вернее, особенно если на ней. Добиться полного альянса без создания настоящей семьи не получится. Оставаться холостым, будучи женатым, я не хочу. И если этому браку быть, то быть настоящим.

– Да, тебе всегда нравились маленькие худенькие блондинки, – улыбнулась француженка, вспомнив слова мужчины о леди Вайолетт в королевском саду.

Лорд Бредфорд повернул к гостье лицо. В глазах его скользнуло что-то новое для Констанции, а с губ слетел подозрительный вопрос:

– А знаешь, кто в этом виноват?

– Кто?

– Ты.

Рука с бокалом, отведённая в её сторону, подтвердила прозвучавшие слова. Д’Альбре отпрянула в недоумении:

– Я?

– Угу, – кивнул граф. – Я в тебя с мальчишества был влюблён.

По озадаченному лицу де Нанон пробежали серые тени. Тело француженки напряглось.

– Весьма неожиданное признание, Ричард.

– Полагаю, ты даже не догадывалась, – осушив бокал до дна и поставив его на столик, произнёс Генуэзский, не сводя глаз с лица кузины. – Я и сам тогда ещё этого не понимал. Однажды – мне было лет пять, я только научился держать перо – отец застал меня за важным делом: я исписал его большую книгу твоим именем. Оставлял его на каждой странице, уж больно мне оно нравилось: Констанция-Жозефина-Виктория…

Голос графа прозвучал очень нежно, что в другой обстановке способствовало бы расслаблению девушки, но не сегодня.

– Тогда он не стал меня журить за испорченный фолиант, только спросил, почему я пишу о тебе. Я сказал, что скучаю и хочу, чтобы ты жила с нами в замке так же, как мама живёт рядом с ним. Но отец объяснил мне, что под одной крышей смогут находиться или родные брат с сестрой или муж с женой, а ты мне двоюродная, поэтому жить с нами не можешь. А потом он и вовсе сказал, что у тебя скоро будет жених… Мой, кстати, ещё один родственник.

– Чарльз Кост… – кивнула де Нанон.

– Тебя собирались с ним сговаривать.

– Да, только помолвка сорвалась, когда мне ещё и 14 не было.

– Ты тогда казалась мне богиней, – признался Генуэзский с мягкой улыбкой. – Я жаждал каждой встречи, словно Рождества… Ты всегда приезжала зимой на лечение, и это время я любил больше всего на свете. Летом без тебя мне было тоскливо и одиноко, оттого я отпрашивался во Францию. Когда о нас болтали сплетники, меня распирала гордость. Я даже не пытался противоречить им: казалось, что эти несуществующие, придуманные отношения, которые нам приписывали, делали меня счастливее. Я всегда знал, что тебя мне в жёны не отдадут – отец строго-настрого запретил думать о тебе, как о женщине. И я привык к этому. Приучил себя к мысли, что ты лучшая сестра в мире. А потом поехал учиться в Сорбонну только ради того, чтобы быть к тебе ближе! И безумно тогда радовался, что ты заинтересовалась политикой, что нам всегда есть о чём поговорить…

Констанция покачала головой, ошарашенная словами мужчины.

– Да, может, зря родители приучили меня к мысли, что ты не моя и моей быть не можешь. Ландешоту тебя не отдали. Ты осталась одна, и я один. Кто знает, возможно, у нас уже были бы дети? – добрая улыбка скользнула по губам Генуэзского. – Зато я стал любить тебя ещё сильнее, Конти. Сильнее, чем любят просто сестру. И больше, чем может земной мужчина любить земную женщину. Ты для меня и друг, и брат, и партнёр, и наставник. Ты – спасение моё. Я обожаю тебя всей душой, и ты это знаешь, моя неповторимая кузина.

– Я тоже очень люблю тебя, Ричард, только не пугай меня больше подобными признаниями, – ответила д’Альбре, успокоившись.

– Кажется, я перерос свои чувства где-то лет в восемнадцать, когда, наконец, отпустил тебя из сердца, но ты заполонила всю мою душу. И, как бы там ни было, Конти, – граф приласкал девушку взглядом и прикрыл красивые ресницы, – ты для меня роднее всех. Ближе человека мне уже не сыскать. Я хочу, чтобы ты была счастлива, и ради твоего счастья горы готов свернуть.

Де Нанон прикоснулась к горлу и покачала головой:

– Мне не так много осталось, Ричи. Довести бы начатое до конца, о каком уж тут счастье говорить…

– А Ландешот знает, что ты была почти его невестой?

Д’Альбре отрицательно покачала головой.

– Почему ты не поговоришь с английским королём о замужестве? Ты ещё так молода, ты могла бы родить ребёнка… Передать ему титул д’Альбре…

– Нет, Ричи, – покачала головой де Нанон. – Об этом надо было думать года три–четыре назад, а мне тогда было совсем не до мужчин – я узнала такие тайны, которыми нельзя было не интересоваться дальше. А теперь уже поздно. Во-первых, я начала кашлять кровью прошлой осенью, и мой врач запретил мне вступать в близкие отношения с мужчинами, а во-вторых…

Лицо Констанции изменилось, заметно побледнев, пепельные ресницы дрогнули, прикрыв искры во взгляде, и девушка предпочла не договаривать мысли вслух. «После твоих слов о чувствах ко мне, думаю, лучше тебе о Говарде не знать. Минус преграда меж нами», – пронеслось в голове француженки.

– Нет, что, во-вторых, я тебе, пожалуй, не скажу…

Но эмоция герцогини настолько чётко передалась графу, что он сразу догадался: кузина умолчала о потере невинности.

– Это Ландешот? – предположил Генуэзский.

Констанция вскинула на кузена взор, понимая, что врать ему бесполезно. Он слишком хорошо её понимал.

– Нет, что ты. Я не позволила бы себе никогда подвергнуть его опасности, а сам он, как человек благородный, на такие поступки не способен.

– Он же приходил к тебе ночью. Я помню, ты жаловалась, что ревновал ко мне.

– Он всех ко всем ревнует, – улыбнулась девушка, не поднимая глаз. – Так создан. Не будем о «во-вторых», пожалуйста. Мне неприятна эта тема. Всё в прошлом.

Генуэзский откинулся на спинку кресла и провёл левой рукой по волосам, обнажив лоб. Тяжёлый вздох сорвался с его губ. Констанция поднялась, чтобы пройтись по комнате и обмахнуться веером. Шампанское сделало своё дело, и ей стало жарко.

– Ты любишь его? – спросил Ричард Кост. – Я про герцога, а не про неизвестного мне другого с «во-вторых».

– Это совершенно неважно, – отозвалась девушка.

– Ошибаешься, Конти… – прикрыв глаза, произнёс мужчина. – Это всегда очень важно… Для всех…

Остановившись посреди комнаты, француженка убрала веер и повернулась к брату:

– Даже если и так, это ничего не меняет.

Генуэзский открыл глаза:

– А полюбила ты его уже взрослого?

– Да, когда приехала в Англию в 1622 году, – ответила де Нанон, понимая, что бесполезно отнекиваться.

– Это хорошо… Когда чувства приходят к взрослым людям, они уже настоящие, – философски заметил наместник, состроил гримасу, надув щёки, после чего поднял взор на герцогиню. – Зато детские чувства перерастают в большее и остаются на всю жизнь тёплыми, если мы не теряем объект своей любви. Так было у меня с чувствами к тебе. А взрослая любовь соединяется со страстью и способна сделать нас иными… Я долгое время боялся влюбиться по-взрослому, и вот это случилось. Правда, так не вовремя…

И граф снова скривился. Констанция подошла к креслу наместника, он поднялся и взял девушку за руки:

– Ты побудешь у меня ещё какое-то время?

– Дня три могу, – кивнула д’Альбре. – Потом должна вернуться в Англию.

– Мне тебя, правда, не хватает, Конти. Ты не волнуйся, как бы там ни было… Ты для меня больше, чем просто женщина, – граф поднял левую руку и погладил гостью по волосам. – Ты для меня святая, и не важно, что там за спиной. Если я могу что-то для тебя сделать, ты только скажи.

– Пообещай мне, Ричи, – прошептала д’Альбре, глядя в глаза мужчины, в которых уже начинало играть море, – какие бы невероятные вещи я ни откопала, ты не изменишь себе.

– О ней?

– Не только… Вокруг Тюдоров слишком много тайн… И, если я всё-таки развяжу этот узелок, Ирена сможет стать женой Джинджеффера. Если, конечно, ей удастся уговорить отца не отдавать свою руку европейским королям. Повремени с брачным договором. В нём наверняка найдётся куча пунктов, которые нужно уточнить и переписать…

– Ей скоро 20. Остался год…

– Ах, найти бы выход до того, как умереть… – вздохнула француженка. – И наказать того, кто убил тётушек…

В порыве нежности Ричард Кост схватил кузину и прижал к себе. Девушка обняла его и закрыла глаза, положив голову на грудь мужчины. Наместник горячо зашептал, раскачивая д’Альбре из стороны в сторону:

– Я буду лечить тебя, я найму лучших докторов Италии. Мы поедем на воды вместе, хочешь? И как только ты распутаешь этот узел хитросплетений, ты сможешь чаще бывать у меня. А если мне не придётся жениться на Ирене, то не придётся пускать пыль в глаза парламенту и всей Европе, и я смогу сопровождать тебя всюду. Не покидай меня только, Конти. У меня нет больше никого… Никого!

Анжелина с удовольствием ловила золотые лучики солнца, впитывая всем телом нежность его мягкого света. Позади принцессы послышался шорох шагов. Не реагируя на них, женщина продолжала стоять, высоко подняв голову и закрыв от удовольствия глаза.

– Ваше Высочество… – раздался за её спиной приглушённый голос наследного принца.

Он позвал её на английском языке.

Красавица обернулась: медленно, степенно, как и положено даме её сана. Так же медленно она склонилась в реверансе перед тем, кто был выше её по иерархии в этом доме…

Принц Август склонил голову в знак почтения.

– Могу я с Вами серьёзно поговорить, Анжелина?

Жена Фридриха только приподняла удивлённо бровь:

– Что-то случилось?

– Нет, ничего ещё, слава Богу, не случилось, – пробурчал наследник, глядя себе под ноги.

Англичанка попыталась улыбнуться как можно более приветливо. Но новый родственник не был ей симпатичен. Он совершенно не похож на своего брата внешне – это одно. От принца Августа исходило какое-то магнетическое воздействие, которое, казалось, пронзало её тело насквозь, – это второе. Но показать своей слабости она не могла.

– Я слушаю Вас, Ваше Высочество.

– Вы уже хорошо понимаете немецкий язык? – принц пристально посмотрел в глаза Анжелины, чем вызвал в ней волну неудовольствия, близкую к ярости.

Но пришлось сдержаться.

– Нет, – мило улыбаясь, ответила принцесса. – Ещё плохо. Во мне течёт французская кровь, и нет ни капли немецкой.

– Да, но зато в Ваших детях её будет ровно четверть.

– Возможно, – ответила красавица.

– Что? – встрепенулся Август, не совсем понимая смысла слов невестки.

– Возможно, если у нас с Фредериком будут дети, – пояснила Анжелина.

– Да, конечно. Теперь понял… Тяжело, когда не совсем хорошо владеешь языком… Мой английский оставляет желать лучшего. Пожалуй, придётся и Вам дать несколько уроков немецкого… Надеюсь, Фредерик поможет Вам овладеть нашим языком… Впрочем, не будет лишним скрыть это от окружающих…

Анжелина слушала странные слова наследника и понимала, что совершенно не улавливает смысла его речей.

– Простите? – склонив голову набок, вопросительно произнесла молодая женщина.

– Мой английский тоже несовершенен, но ради Вас я готов всегда говорить только на Вашем родном языке.

– Я… не понимаю, Ваше Высочество, – отрицательно повела головой красавица, – что Вы хотите сказать? Разве Вам нужно ради меня что-то делать? Я не прошу говорить со мной, тем более – на моём языке.

– Так будет лучше для нас обоих, – пристально глядя в глаза невестке, тихо, но безапелляционно произнёс Август.

– Простите, но что значит «лучше»? – насторожённо прищурилась принцесса.

– Анжелина, – в порыве принц шагнул к красавице, оказавшись настолько близко к ней и так крепко взяв за руку, что гордая недотрога невольно отпрянула, резко высвободив свою ладонь. – Вы достаточно умны, чтобы понять меня. Прошу, пожалуйста, не обижайтесь на мои слова, но я должен сказать Вам, что думаю и что вижу.

– В чём дело? – нахмурилась англичанка.

– Вы избрали не совсем верную тактику общения с придворными, миледи.

– Что это значит, Ваше Высочество? – в тон ему задала свой вопрос красавица.

– То, что невинные улыбки здесь не к месту. У половины мужчин глаза загораются, как только Вы появляетесь. Я не буду первым, кто скажет о магической силе Вашей красоты, Анжелина. Да! Я буду банален! Но с немцами нужно быть очень строгой! Не давайте повода для сплетен. Вы невестка монарха, жена принца. Вы принцесса Бранденбургская, и никто не должен пользоваться Вашей благосклонностью, кроме мужа.

– Простите, Ваше Высочество, но почему я должна строить из себя лёд? Я, возможно, впервые в жизни счастлива. Я нахожусь рядом с любимым мужем – разве это не повод для радости?

– Это повод для радости, но не повод для раздачи улыбок направо и налево, сестра! – выкрикнул наследник и сделал несколько нервных шагов по дорожке. – Поймите же, Анжелина, немецкая знать воспринимает Вас неправильно.

– Что значит «неправильно»? – гордо вскинула голову принцесса Бранденбургская.

Принц остановился перед нею, как вкопанный и, пристально глядя даме в глаза, произнёс:

– Вас могут посчитать легкомысленной, Анжелина. Вы очень умная женщина и не должны показывать окружающим обратное. Принцесса из династии Тюдоров затмила всех при Прусском дворе своей красотой. Но не забывайте о том, что Ваша голова ценна намного больше, чем все остальные прелести.

– Принц! – зло сверкнула глазами англичанка и едва сдержалась, чтобы не залепить наследнику пощёчину. – Как Вы смеете?! Какое Вам дело?! В конце концов, кому какая разница, что в моей голове: опилки или мозги? Я просто ЖЕНА ВАШЕГО БРАТА.

– Вот теперь я слышу речи разумной женщины, – успокоился наследник. – До этого, действительно, многим есть дело, поверьте мне. Став женой моего брата, Вы в первую очередь сделались причастной к политическим делам нашего государства.

– Ваше Высочество, хочу напомнить, что правит Бранденбургом и Пруссией король, – учтиво склонив голову, произнесла красавица, надеясь уколоть этим наследника. – А принц Фредерик является лишь вторым сыном своего отца и даже не носит официально титул курфюрста. Его титул, как говорят в Англии, лишь учтивость. Я не вижу, в чём заключается моя причастность к политике.

Анжелина говорила холодно, расчётливо, как раньше – на Родине. На какое-то время она забыла о своих проснувшихся чувствах и вновь стала холодной властной леди.

– Вы можете во многом влиять на жизнь нашего королевства, сестра, – возразил Август. – И посредством своего мужа, и даже посредством нашего монарха. Женщин не ставят официально во главу угла в Европе. Но, поверьте мне, вы играете немаловажную роль в мужских делах.

– Я достаточно уже наигралась в подобные игры, – сверкнула агатами глаз принцесса Бранденбургская. – В Англии, как племянница короля, я была первой леди с большим количеством прав и позволяла себе достаточно, чтобы вся страна тряслась от одного упоминания моего имени.

– Вот именно. Я наслышан о том, какова Маркиза Прилондонских краёв. Только не пойму, где она теперь?

Красавица в первый миг опешила: она никак не предполагала, что её английское прозвище известно кому-то за границей. Но женщина быстро взяла себя в руки и размеренно ответила:

– Это в прошлом, принц. В салической Пруссии моя роль ясна: я всего лишь невестка короля без прав на что-либо.

– А вот здесь Вы ошибаетесь, Анжелина, – подойдя почти вплотную к родственнице, тихо произнёс наследник.

Женщина отступила на шаг со словами:

– Я снова не понимаю Вас, Ваше Высочество, и рассчитываю на то, что это можно объяснить плохим знанием Вами моего языка.

Август понял: английская красавица отказывается говорить с ним о политике. И о своём муже тоже.

– Хорошо, оставим этот нюанс, – уступил немец, рассчитывая выждать нужный момент, после чего взять реванш. – В таком случае просто примите к сведению моё пожелание относительно Вашего стиля поведения при дворе. Здесь многие знают о Вашем английском прошлом и, честно признаться, недоумевают, как такая романтичная девица могла держать в страхе всю страну. Поэтому Вам стоит вернуть своё амплуа назад, миледи. Да, я понимаю: Вы счастливая жена, но Ваше замужество не распространяется на окружающих. Не нужно отмалчиваться, когда речь идёт о важных вещах только потому, что Вы не хотите в первые месяцы брака забивать голову ничем важным. Реагируйте на жизнь. Покажите всем, чего стоит новая немецкая принцесса! Докажите, что принц Фредерик выбрал себе в жёны не пустоголовую куклу, а настоящую женщину королевской крови! Принцессу и по крови, и по призванию! Германии нужна сила.

– Но какое отношение к этому имею я, Ваше Высочество? – упрямо спросила Анжелина. – Я всего лишь жена Вашего брата. И ни слова не понимаю по-немецки.

С последними словами принцесса хитро улыбнулась, глядя наследнику прямо в глаза. Август понял, что кто-то стоит за его спиной и, возможно, слышит их речь. Возможно, даже что-то понимает по-английски…

– На это и рассчитываю, – тихо ответил наследник, сделав лёгкий кивок головой.

Анжелина утвердительно качнула ресницами: принц и принцесса поняли друг друга без лишних слов.

– Пытайтесь говорить с мужем на немецком языке почаще и… держите ухо востро, – тихо добавил мужчина, наклонившись в руке невестки.

Женщина присела в глубоком почтительном реверансе.

Наследник развернулся на каблуках и поспешно зашагал в противоположную сторону парка, делая вид, что очень спешит и не смотрит по сторонам. На самом же деле Август заметил, что в кустах, неподалёку от того места, где он так неосторожно громко разговаривал с принцессой, маячит мундир полковника королевской гвардии. Полковника Штантенберга. Случайность? Может быть, но с офицером, служившим ещё при прежнем короле, принц был далеко не в самых тёплых отношениях.

За окнами губернаторского дома собирались сумерки.

Граф Генуэзский по привычке смотрел в окно, наблюдая за изменениями в игре света и тени на небе. Констанция де Нанон после ужина отбыла на процедуры, которые с превеликим удовольствием устраивал ей местный медик, славящийся искусством врачевания лёгких.

Мысли одна за другой заполонили голову наместника. Тёплые воспоминания о днях, проведённых рядом с леди Мелани, боль от осознания утраты, неподдельный интерес к нему наследницы трона Тюдоров и явное расположение короля – всё это смешалось в единый калейдоскоп. Как выбраться из хитросплетений мыслей и событий жизни, лорд Бредфорд уже не знал…

Лица двух девушек – таких разных, но таких притягательных попеременно всплывали в его памяти, поминутно сменяя друг друга.

Дверь скрипнула – граф понял, что это вернулась Констанция, потому что никто более не входил настолько тихо.

– Задумался? – раздался за спиной мужчины приятный бархатистый тембр герцогини.

«О, после минеральных вод твой голос особенно очарователен», – мысленно улыбнулся Генуэзский, но в ответ лишь кивнул, не произнеся ни слова.

Девушка подошла и встала рядом, возле левого окна.

– Кто же из двух прелестниц занимает твоё воображение больше?

– Я не знаю, они ещё сами не решили, кто останется полноправной хозяйкой моей памяти, – отозвался граф.

– Ричи… – осторожно произнесла Констанция, и наместник понял, что она желает сказать ему что-то интимное. – Я, конечно, мало о чём успела поговорить с тётушками на Лох-Ломонде в пятнадцатом году, они мало что мне рассказали о браке, но одно я уяснила наверняка…

Д’Альбре повернула голову к кузену, его тонкий красивый профиль чётко вырисовывался на фоне розоватых стен, освещённых косыми лучами заходящего солнца. И герцогиня договорила фразу:

– Мужчина не может долго оставаться без женских ласк.

Генуэзский опустил ресницы.

– Я так поняла, что с Мелани вы близки не были. Потом ты уехал сюда, занятый мыслями о предстоящем браке. Значит, снова было не до женщин. Тебе нужно расслабиться, Ричард. Иначе ты не решишь эту дилемму. Не найдёшь выход. Позови к себе какую-нибудь горничную поопытнее, не думаю, что здесь хоть одна тебе откажет.

Граф тряхнул волосами:

– Не хочу. Ничего не хочу, Конти.

Девушка покачала головой:

– Ты говоришь, как Чарльз… Он тоже весь в делах. И мне иногда кажется, за те три года, что я живу в Виндзоре, он ни разу не позволил себе даже мимолётной связи с женщиной… При этом половина фрейлин готова на него повеситься, а как облизываются служанки, я вообще молчу.

Граф повернул своё красивое лицо к кузине, в лучах заката его глаза сверкнули лазурью:

– Ему совсем не до того, и я понимаю герцога. Мне сейчас тоже меньше всего хочется думать о плотских утехах. На кону будущее английского королевства, чувства наследницы и моя жизнь. Леди Мелани могла отвлечь меня от грустных дум, увлекая за собой в омут страсти, но она оказалась к этому не готова.

На несколько секунд замолчав, граф снова перевёл взор за окно.

– Мне надоели мимолётные романы, Конти. Ты прекрасно знаешь, что я не вспомню даже половины лиц тех, с кем когда-то был близок.

Герцогиня кивнула.

– А теперь мне пора заняться большой политикой и не отвлекаться на себя.

– Тебе, конечно, виднее, способна ли твоя голова думать сейчас, – низким голосом ответила д’Альбре. – Спокойной ночи, Ричард.

– Спокойной ночи, Констанция-Жозефина-Виктория… – медленно ответил ей граф.

Девушка развернулась и ушла прочь из кабинета.

Наместник обернулся и вздохнул: «А с тобой мы этот этап уже давно прошли… И я понимаю, что это невозможно: ты слишком дорога для меня, любимая кузина, чтобы я посмел разрушить наши идеальные отношения».

Едва Сара вернулась в свою комнату через потайной ход, сразу поняла, что будет допрос.

– Кто тебе эту дверцу показал?

Брови Анжелины были сдвинуты, выражение лица непроницаемым. Камеристка сложила губки бантиком и опустила взор.

– Наследник?!

– Нет, полковник… – пробормотала мулатка.

– И куда ты изволила ходить? – подступая к служанке, прошипела принцесса Бранденбургская. – Я для чего тебя просила выяснить, нет ли здесь тайных ходов? Чтобы их закрыть! А не чтобы ими пользоваться!

– Но ведь ход не в вашу с супругом спальню, миледи, – развела руками Сара. – А в мою…

– Какая разница?! – воскликнула красавица, но осеклась. – Впрочем, ты права: если кто-то и явится ко мне непрошеным гостем, у тебя всегда будет два пути, чтобы ускользнуть и позвать на помощь…

Принцесса прищурилась, тон её снизился. Мулатка поёжилась:

– Вы на самом деле допускаете подобные мысли?..

– Кто их, этих немцев, знает… – тихо ответила Анжелина и отошла в сторону. Двигаясь по комнате, она стала касаться всего, что попадалась на пути, рукой. – Слишком Август мягко стелет. Не верю я ему… Сара!

Резко обернулась, горящие глаза буквально впились в лицо камеристки.

– Да, миледи?

– А куда ведёт потайной ход?

Мулатка опустила взор. Анжелина приблизилась.

– Да говори же! – потрясаю служанку за плечи, прошептала красавица.

– В покои короля…

Жена Фридриха опешила и отступила на шаг.

– Ох, ты… И зачем тебя туда вызывали?..

Принцесса снова прищурилась, заметив, что камеристка стушевалась настолько, что даже на её шоколадных щеках выступил румянец.

– Сара, ты что… с королём?.. – догадалась молодая женщина.

Мулатка подняла взор:

– Сначала мне было приказано просто ответить на вопросы. А потом… Так получилось…

Анжелина звонко рассмеялась, словно и не боялась вовсе быть услышанной. Опустившись на край кровати и держась за лиф своего вычурного модного платья, принцесса Бранденбургская едва выговорила:

– А ты плутовка! Ведь ещё неделю назад говорила, что ничего не понимаешь по-немецки, ни с кем во дворце не знакома, король уже стар, и вообще ты не знаешь, на какой козе к нему подъезжать?

Сара только улыбнулась вместо ответа.