Читать книгу Ученик Афериста: Змеиное Гнездо - Рита Гринстуотер - Страница 4

Нельзя сказать, что наш местный магазин отличался огромным выбором и многочисленными рядами, в которых можно было заблудиться, толкая вперед тележку, но всякий раз, когда мы с мамой заходили в него, буквально за банкой бобов, значить это могло одно – мы застряли здесь минимум на полчаса.

Раз в две недели отец возил нас в Эксетер на контрольную закупку очередной партии запасов и эти поездки, казалось, объединяли нашу семью куда лучше семейных ужинов. Тридцать минут езды до Эксетера, затем часовой маршрут по огромному супермаркету. Отец обычно толкал тележку и неспешным прогулочным шагом расхаживал по длинным рядам, мама шла рядом, постоянно сверяясь со списком, а затем долго читала этикетки продуктов, Джеки послушно бегала из ряда в ряд за крупами или консервами, а я без всякого интереса смотрел на стеллажи, но в душе наслаждался этой рутиной.

Но вот уж что веселило меня больше всего во время похода с родителями в любой магазин, так это когда мама включала в себе детектива и, буквально полсекунды изучая покупки случайно проходивших мимо нас людей, безошибочно определяла, что из себя представляет человек, который толкает тележку. Определить закоренелого холостяка, многодетную мать, женщину в разводе, мужчину с любовницей, нищего вегана, алкоголика, кошатницу, плохого повара и хорошую хозяйку – маме достаточно было лишь беглого взгляда в тележку проходившего мимо незнакомца, для того, чтоб тут же повесить ярлык, который, в большинстве случаев, уверен, оказывался правильным. Папа даже как-то пошутил, что если бы свою пытливость мама направила работу в полиции, то давно бы была уже его начальницей.

Вешать ярлыки мама действительно любила – этим грешили очень многие жители Оукберна. Другое дело, что в нашем магазине дедукцией особо не поблещешь: практически все в очереди соседи. Но, с другой стороны, на соседей ярлыки вешать даже интереснее.

Отец по обыкновению опирался на тележку, ожидая, пока мама выберет наиболее свежую цветную капусту в овощном отделе, а я, как бы невзначай (хотя, в общем-то, действительно невзначай), поинтересовался:

– Ты не знаешь человека, по имени Харви Хоган?

Оторвавшись от разглядывания многочисленных цветастых пачек с овсянкой, отец повернулся ко мне и взглянул так, словно или ожидал, что я до этого момента ждал в машине, или уж слишком неожиданный вопрос задал.

– Харви Хоган? Впервые слышу. Это очередной мамин кузен?

Самое интересное, что в словах инспектора Смоллетта и доли иронии не было. Количество маминых родственников было настолько большим, что упомнить всех было сложно.

Представив, что безумный дед, заглядывающий в окна к Мэйфордам, действительно может оказаться маминым кузеном, я едва сдержал ухмылку – мама самый настоящий коллекционер сплетен, и такое странное поведение мистера Хогана вполне можно было бы считать семейным любопытством.

– Харви Хоган? – Мама, опустив пакет овощей в тележку, услышала наш разговор и поспешила ответить на мой вопрос. – Я знаю его.

Мы с отцом переглянулись в недоумении. Неужели действительно потерянный кузен?

– Слышала о нем от матери девочки, с которой Джеки ходит на балет, – пояснила мама, когда мы вместе направились в очередной ряд с продуктами. – А почему ты спрашиваешь?

Если рассказать маме о том, что я своими глазами видел, как этот странный кадр убегал со всех ног с участка Мэйфордов, да прибавить к рассказу слова Спенсера о подглядывании в окна, завтра же в Оукберне все будут уверены в том, что где-то в городе живет маньяк.

– Я должен помогать ему в рамках «дней социальной ответственности». Ну, ты знаешь, – сказал я.

Почему-то вдруг показалось, что мама скажет, чтоб я никуда не шел, что она позвонит директору Мюррею и назовет сотню причин, по которым ее сын не должен приближаться к Харви Хогану. Ведь если она слышала об этом человеке, в отличие от меня и отца, значит, она должна знать о том, что мистер Хоган имеет определенные странности.

– Тогда понятно. Неудивительно, что этому человеку нужна помощь в его домашних делах, давно бы пора, – сказала мама, опустив в тачку упаковку макарон.

– Что? – опешил я.

– Мама подруги Джеки – социальный работник, рассказывала, что он очень беден и одинок. Дети втянули его в какую-то аферу с жильем, отчего мистер Хоган остался без крыши над головой. Насколько я знаю, он с трудом накопил на трейлер, так и живет там, вот уже несколько лет.

Мне стало вдруг очень неловко. Я живо представил себе Харви Хогана – одинокого брошенного всеми старика, который ютится в трейлере. Скорей всего от одиночества и обиды на весь окружающий мир у него и могла немного съехать крыша, отсюда и периодические заглядывания в окна богачей, которые не так давно переехали в Оукберн. Конечно, стало стыдно за то, что я посмеивался, даже не попытавшись подумать о том, что человек, скорей всего, психически нездоров.

Не знаю, заметили ли родители смятение на моем лице, но тему о Хогане больше не поднимали. Тележка постепенно наполнялась продуктами – вот-вот уже уедем домой, мама приготовит вкуснейший ужин, за которым я отброшу свои мысли на задний план.

Семейная идиллия у нас в доме присутствовала и была даже по-киношному слащавой, но только пока мама спокойна и перед ее лицом не помахать красной тряпкой. «Красной тряпкой» могло быть что угодно – чаще всего подозрения на отцовскую неверность, раздражения по поводу соседей или банальная домашняя скука, пока дома никого не было. Но в данный момент, «красная тряпка», появившаяся на другом конце супермаркета, предстала в роли моей тети Элис, которая, увидев нас, бодро помахала рукой и направилась к нам.

Элис Моро была для меня, наверное, наиболее приятной родственницей, не считая, конечно, родителей. Добрая, улыбчивая, тактичная— она никогда не терроризировала меня вопросами о том, когда я уже найду девушку, какие у меня планы на жизнь и почему я худой, как это любили делать многочисленные тетушки, с которыми мы видели несколько раз в год. Эта же тетушка совершенно неконфликтная, под стать своему супругу, искренняя и интересная. Не знаю, какая кошка пробежала между нею и моей матерью, но если Элис не замечала конфликта, то маме почему-то казалось, что они едва ли не кровные враги.

– Элис. – Мама жеманно улыбнулась и скупо наклонилась, чтоб поцеловать ее в щеку, так, словно они не виделись, по меньшей мере, месяц и, будь ее воля, не виделись бы еще столько же.

Колючий взгляд Клариссы Смоллетт бегло и косо оценил внешний вид Элис. Спортивные черные леггинсы, ярко-голубой топ и объемный вязаный кардиган – видимо, Элис только с работы.

С явным неодобрением оценив обтягивающую спортивную форму, мама легонько кашлянула, явно думая, чем бы занять затянувшуюся паузу.

– Как дела на работе, Генри? – спросила Элис.

Уверен, они с отцом поняли подтекст этого простого повседневного вопроса.

– Ничего. – В переводе с языка взглядов это явно означало: «Никаких новостей о Нике».

Отец коротко улыбнулся, но я понимал, что стоило ему увидеть Элис, как настроение тут же изменилось. В отличие от мамы, он всегда хорошо относился и к Элис, и к Андре, и чувствовал себя виноватым в том, что расследование не принесло результатов, зато принесло определенные изменения в отношении к семье Моро в городе.

– Элис, пожалуйста, если Джеки гостит у тебя, не корми ее тем, что вы едите, она на здоровом питании, – улыбнулась мама.

Ненавижу моменты, когда мне неловко за то, что говорит мама. Она же мама, я не должен стыдиться за нее, это неправильно.

В ту же секунду, словно почувствовав, что брови его жены вопросительно приподнялись от слов сестры, на горизонте, катя тележку точно, как и Генри Смоллетт, возник Андре Моро.

– Прости, Кларисса, я не могу отказать племяннице в еде, когда она приходит голодная после школы, – откинув за спину волнистые волосы медового цвета, пожала плечами Элис.

Короткая, невинная фраза, в которой мама углядела просто абзацев десять скрытого подтекста, подействовала на нее так, будто Элис только что выплеснула ей в лицо молоко, упаковку которого держала в руках. Нет, она не стала кричать и размахивать руками, но изменилась в лице и поджала губы, чего уже вполне было достаточно для того, чтоб понять – такого оскорбления сестре мама не простит никогда.

Папа и дядя Андре, словно сговорившись заранее, едва ли не вплотную приблизились к женам, явно намереваясь в случае чего, растаскивать их по разным углам.

Андре Моро – высокий, поджарый, взглянул сверху вниз на жену, которая была ниже на голову и, приобняв ее одной рукой, добродушно улыбнулся нам, отчего напряжение немного рассеялось.

Мама, поймав острый взгляд его зеленых глаз, тоже выдавила из себя улыбку.

– Очень рада была повидаться, – соврала она, взяв отца под руку. – Нам пора, мы и так застряли здесь почти на час.

Я первым с радостью прошел мимо, к кассе, отец и дядя Андре обменялись торопливым рукопожатием – то ли запоздало здороваясь, то ли на прощание, а мама, выпрямив спину, прошагала вперед, не забыв осмотреть быстрым взглядом содержимое тележки сестры и зятя. Разглядев там две бутылки вина, она ехидно усмехнулась и направилась к кассе следом за мной.

***

– Ты видел, как она на меня посмотрела?

Я прибавил громкость музыки в наушниках, но мама все равно была громче.

Отец, то и дело отворачиваясь и постукивая пальцами по рулю, казалось, медленно закипал от злости.

– Выперлась в город в том, в чем уважающие себя люди постыдятся на лужайку выйти… Нет, ты видел этот голый живот? Вести себя как подросток – это ее фирменный приемчик: что в одежде она как подросток, что в голове. Тридцатишестилетняя женщина, которая ведет себя таким образом, выглядит смешно.

Справедливости ради, можно было, конечно, добавить, что единственным, что выдавало возраст Элис Моро, был ее паспорт, и что будучи счастливой обладательницей стройной подтянутой фигуры, она могла носить ту одежду, которую ей вздумается, не боясь выглядеть нелепо. Но если попытаться возразить Клариссе Смоллетт в момент ее негодования, можно изрядно вытрепать себе нервы и проиграть спор.

– Какая, ну какая тебе разница, в чем она одета? Успокойся, пожалуйста, – как мантру повторял отец. Готов поспорить, у него дергался глаз. – Что она опять сделала не так?

«Она ничего не сделала! Надо вывешивать над магазином табличку „Кларисса, не входи!“, когда Элис Моро закупает продукты!» – едва не выкрикнул я, но сдержался.

Самое обидное, что из-за нелепой обиды невесть на что, понятное только маме, в нашем доме, предвкушаю, снова воцарятся недельные словестные боевые действия. Сейчас мама накинется на отца, за то, что тот пытается ее урезонить, затем отец назовет ее психованной, а мама снова сведет тему к супружеской неверности. Когда приедем домой, попадет еще и Джеки, которой вообще в магазине не было, за то, что та смеет ходить в гости к Элис и Андре и обедает там, предпочитая их еду домашнему диетпитанию. Я буду за ужином сидеть, как неприкаянный родственник в середине стола, давиться едой и, в конце концов, с двух сторон на меня гаркнут: «Иди к себе!», так, словно мне десять и это я в чем-то провинился.

Вот это программа на ближайшие дни! Хоть к Спенсеру на временное спасение съезжай.

– Женщина, которая не смогла уследить за своим одним ребенком, не будет учить меня, как мне воспитывать моих, Генри!

Я как раз вытащил из уха наушник на этой маминой фразе, отец так и замер, захлопнув дверь машины, соседка напротив аж остановилась, дернув своего мопса за поводок, а мама, поджав губы, зашагала к дому.

Казалось, все соседи услышали этот возглас. Не нужно было имен – кто услышал, сквозь открытые окна, тот сразу понял о ком речь.

– Ты головой своей думаешь вообще? – прохрипел отец, закрыв за собой входную дверь. – Как такое вообще говорить можно? Даже не о сестре, как вообще можно приплетать пропажу ребенка к своим каким-то комплексам и плохому настроению?!

Я поспешно понесся в свою комнату, миновав лестницу в пару широких шагов. Упомянуть Ника Моро в контексте издевки – для отца это удар ниже пояса, мне в новой волне скандала делать нечего.

– Спрячься, мать не в духе, – шепнул я, когда Джеки высунула нос из своей спальни.

– А что я сказала не так? Что я сказала не так? У хороших родителей дети не пропадают, а Элис всегда была безотве… так, минуточку, какие комплексы? Думаешь, я завидую ей? Ты так думаешь, Генри Смоллетт?

А я все думал, почему старший брат так поспешно съехал?

Засыпать на голодный желудок, да еще и в семь вечера было слишком сложно. Почему-то, когда обстановка дома накалялась, я не придумывал ничего лучше, чем поспешно заснуть, хотя никто не отменял тот факт, что интернет работал стабильно, и я мог отвлечься от скандалов каким-нибудь милым видео про котиков или забавным сериалом.

Я готов был оказаться в такие моменты где угодно и с кем угодно. Хоть вместе со Спенсером в актовом зале, наблюдать за тем, как он очередной праздник планирует, хоть рядом с безумным стариком Харви, подглядывать вместе в окна Мэйфордам, хоть далеко от дома, около заводчика собак, Сэма Спаркса, подходить близко к которому мама строго-настрого запрещала с самого детства. Сбежать куда угодно, лишь бы не слышать, как срывается на высокие ноты мамин крик и как хлопает дверями отец.

Впрочем, утром я явно переоценил свое вчерашнее стремление оказаться рядом с Харви Хоганом. Проснувшись от пиликанья будильника на телефоне, я с трудом нашарил его на прикроватной тумбочке и едва не швырнул на другой конец комнаты. Сев на кровати, и тут же дрогнув от сквозняка, я нацепил очки и снова взялся на телефон, машинально вспоминая, что должен был сделать в первое утро «дней принудительной социальной ответственности»,

– Мэйфорд, вставай, – прождав не меньше минуты, пока друг ответит на мой звонок, зевнул я. – Ты просил тебя разбудить.

– Издеваешься? Я вообще-то только собирался ложиться спать, – сонно возмутился Спенсер страдальческим тоном.

Ну надо же, а не так давно так радовался этим общественно полезным подвигам! Скажи я ему, что надо будет вставать на час раньше, чем в школу, счастливая улыбка с лица Спенсера сошла бы моментально.

– Подъем, пора помогать одинокой бабушке, – напомнил я и, завершил короткий утренний разговор.

Нехотя сбросив одеяло и встав с кровати, я потянулся, отчего спина хрустнула так, будто я ровесник той бабушки, которой будет помогать в течение пяти следующих дней сонный Спенсер, и подошел к окну.

– Прелестно, – безрадостно протянул я, наблюдая сквозь приподнятую створку жалюзи за тем, как тяжелые дождевые капли барабанят по подоконнику и крыльцу.

Наскоро натянув джинсы и мятую клетчатую рубашку (надеюсь, мама еще спит, иначе в таком виде она из дома меня даже до мусорного бака не выпустит), я вышел в коридор и тихонечко закрыл дверь спальни.

Тишина, свет нигде не горит, на кухне ничего не гремит, а значит, я действительно проснулся первым. Просочившись в ванную, стараясь при этом ничего не задеть локтем и особо не шуметь, я стянул очки и плеснул в лицо холодной воды.

Не сказать, что это популярное в рекламе действие как-то прибавило мне бодрости. Ни лохматая шапка кудрявых темных волос, ни синяки под глазами, ни припухшие веки не говорили о том, что парень, смотревший на меня из зеркала, был бодр, полон сил и намерен совершать сегодня хоть какие-нибудь телодвижения.

Наскоро перекусив тем, что осталось в холодильнике с ужина, я вытер руки о бумажное полотенце и подхватил рюкзак.

Несмотря на то, что идея «пяти дней социальной ответственности» была весьма неплоха и имела право на существование, директор Мюррей, собственно, креативный автор этого мероприятия, много не продумал. Если говорить о плюсах данной идеи, можно было смело отметить, что это создание какого-никакого имиджа школы (хотя, для кого?), а так же множество фотографий, украшавших стенды и плакаты в школьных коридорах. «Будущие выпускники собирают мусор у реки», «будущие выпускники садят цветы в городе», «будущие выпускники красят лестницу в канализации» – список тем для фото можно было продолжать еще долго, хоть и мало кто потом с интересом рассматривал стенды и плакаты.

Идея провести время с одинокими стариками была благородной и определенно имела смысла больше, чем некоторые прошлогодние миссии «пяти дней социальной ответственности». И тут же стоит заговорить о минусах, а вернее вещах, которые директор Мюррей явно не продумал, прежде чем объявить о цели в этом году.

Если, как рассказывал мой старший брат, уборку территории контролировала суровая местная активистка за чистоту города, и от взгляда ее не укрылась ни единая крохотная соринка на берегу реки, то как осуществить контроль за помощью пожилым людям? В классе двадцать человек, всего двадцать адресов, как факт – строго контролировать все пять дней социального мероприятия просто невозможно. Прозвучит, конечно, гадко и цинично, но, зная свой класс, я был уверен, что многие (в числе которых и я), посвятят социальной ответственности один день из пяти. Даже Спенсер, который радостнее всех принял «дни принудительной социальной ответственности», скорей всего не явится к старушке, как только поймет необходимость вставать рано утром.

Ранний подъем, кстати, являлся таким же просчетом. Чем думал Мюррей, когда постановил, чтоб мы явились по доверенным нам адресам в восемь утра? Я так и видел, как постучу в дверь, а заспанный Харви Хоган, которого разбудит мой визит, будет очень не рад, что его побеспокоили и что вообще у него под ногами ошивается незнакомый парень. А сколько из стариков будет мыслить так же, как Хоган?

Как я и уже заметил, день начался плохо – на улице мокро и сыро, зонт я, разумеется, забыл, хоть и выглянул предварительно в окно. И в таком вот виде: в промокшей до нитки одежде, с налипшими на лоб волосами я, то и дело протирая стекла очков от капель краем мокрой рубашки, искал жилище Харви Хогана, что являлось пока наиболее сложным в рамках моих «дней принудительной социальной ответственности».

Назвать меня везунчиком по жизни нельзя, но не настолько же, чтоб именно мне из двадцати одноклассников попался одинокий старик, напротив фамилии которого в таблице вместо адреса красовался прочерк.

Руководствуясь логикой директора Мюррея, где я должен был искать Харви Хогана?

Единственной зацепкой были пока слова, сказанные мамой в супермаркете. Согласно той крупицей информации, что я обладал, Харви Хоган был обманут детьми, лишен жилья, едва сводит концы с концами и живет в трейлере. Так как сплетни имеют удивительную особенность обрастать фантастическими подробностями, передаваясь из уст в уста, я пока не знал, насколько правдива эта пересказанная маме ее подругой история, но опорную точку все же нашел.

Отыскать в Оукберне стоянку трейлеров – проще простого. Мы часто проезжали мимо нее на пути из города, поэтому заблудиться на одной-единственной дороге невозможно. Трейлерный парк, как и многое в городе, располагался у леса, на том месте, где раньше находился кинотеатр под открытым небом. Когда я был совсем ребенком, мне запомнилось это место – большая поляна в окружении елей и столиков для пикника, на которую постоянно кто-то выносил мягкие садовые кресла, чтоб было удобно сидеть и смотреть в большой экран вместе со всеми.

Что в судьбе кинотеатра пошло не так не знаю, но садовые кресла куда-то пропали, экран унесли, ели чахли, а на пожухлой траве ютились трейлеры. С началом сезона охоты и рыбалки здесь не протолкнуться – желающих пожить на природе в экипированном транспорте и попутно сэкономить на жилье много. Сейчас парк казался полупустым, но от того не легче.

Оглядев вереницы криво припаркованных трейлеров, я на секунду растерялся. Трейлеры казались совершенно одинаковыми с их невзрачными грязно-серыми цветами и подтеками от дождевых капель на довольно пыльных с виду окнах. Как среди этих одинаковых автомобилей найти именно трейлер Харви Хогана, я пока не знал. И, как обычно в таких ситуациях, когда хоть что-то создает крохотную незапланированную хитрость, я начал паниковать.

От банального «развернуться и уйти домой» меня спасла тучная женщина в спортивном костюме, кинувшаяся спасать от дождя выстиранное белье, развешенное на растянутой между двумя столбами веревке.

– Извините! – кинулся я.

Едва услышав в моем вопросе «Харви Хоган», женщина указала мне на нужный трейлер, дальний от дороги, и отвернулась, при этом цокнув языком в неодобрении.

За кого меня приняла эта женщина? За внука мистера Хогана, который, наконец, изъявил желание проведать старого одинокого деда? Выяснять это я, разумеется, не стал, а двинулся прямиком к указанному трейлеру, переступая через разбросанные пустые алюминиевые банки и полиэтиленовые обертки.

Поднявшись на самодельное крыльцо из двух кирпичей и поддонов, я неловко постучал в ржавые двери.

И еще раз постучал, когда простоял около трех минут после того, как мне не ответили. Когда мой кулак робко ударил по двери в третий раз, меня захлестнула волны смущения. Это именно то, что я имел в виду, когда говорил о минусах и непродуманности мероприятия – такая рань, мистер Хоган может еще спать. Или все еще хуже, если там, в трейлере, пожилой мужчина, который, возможно, плохо слышит и едва передвигается, а я стою себе и барабаню в дверь, потому что мне нужна галочка о том, что я пережил «пять дней принудительной социальной ответственности».

И вдруг железная дверь с неприятным лязгом отъехала в сторону, и предо мной оказалось заспанное небритое лицо.

Одного короткого взгляда на Харви Харви хватило, чтоб понять – либо произошла ошибка, и директор Мюррей напутал имена, либо меня сознательно обманывают.

Из трейлера выглянул невысокий коренастый человек, который хоть и выглядел не особо презентабельно (да чего уж там, омерзительно), но стариком никак не казался. На вид ему было чуть больше пятидесяти, а может и меньше, но небритое опухшее лицо, морщины под воспаленными глазами и латаная одежда старили его. В целом, ощущение Харви Хоган производил неприятное, Спенсер был прав. Лицо грубое, глаза то ли уставшее, то ли тоскливое, крючковатый нос выглядел так, словно был сломан, по крайней мере, трижды. Одежда мятая, старая, а темно-коричневый пиджак и вовсе выглядел так, будто им мыли пол, но самое худшее – запах.

От мужчины разил перегаром и дешевым табаком, а из трейлера, стоило ему приоткрыть дверь, тут же сквозняком вырвался запах чего-то прогорклого.

Наши взгляды на мгновение встретились и я, машинально шагнув назад, едва не упал, споткнувшись о кирпич-ступеньку.

– Мистер Хоган?

– Чего надо? – Голос у Харви Хогана хриплый, сварливый, похож на карканье.

Наш диалог неумолимо сходил на нет – мистер Хоган явно не понимал, кто я и что здесь делаю, что все больше наводило на мысль об ошибке. Если бы он записался в список тех, кто желает помощи учеников, то, наверно, помнил бы об этом.

– Я из старшей школы, меня прислали вам помогать, – скованно пояснил я, краснея от смущения. – Вы же записались в…

– Ты кто?

– Эван Смоллет.

– Пошел нахрен отсюда, Эван Смоллет, – гаркнул мистер Хоган и с лязгом захлопнул дверь трейлера.

Я так и замер, моргая с приоткрытым ртом, и лишь раскат грома заставил вздрогнуть. Вот и помогай после этого людям. Я встал в беспросветную рань и, можно сказать, вприпрыжку ринулся исполнять свой долг перед обществом, а одинокий старик рыкнул на меня перегаром и захлопнул дверь прямо перед носом!

И что прикажете делать в такой ситуации? Безумно хотелось вернуться домой и улечься спать, даже уже подумывал о том, чтоб привести этот нехитрый план в исполнение. Но тут же в голове возник образ директора Мюррея, который укоризненно качал головой и говорил: «Эван, ты же лучший ученик класса, а тебя прогнал старик, которому ты должен был помогать… позор, позор».

Выдохнув, я снова хотел было постучать в дверь трейлера, но та, приоткрылась прежде, чем мой кулак прикоснулся к ржавчине на ее корпусе.

В небольшую щелочку на меня смотрел воспаленный глаз Харви Хогана.

– Ты еще здесь?

– Ну… да, – рассеянно протянул я.

– Хорошо, – сказал мистер Хоган. И тут же просунул мне несколько мятых и клееных купюр. – Сходи за пивом.

Я опешил.

– Чего-чего?

Харви Хоган цокнул языком.

– Тебя прислали помогать? Помогай, сходи за бутылочкой пива. А лучше за двумя, – буркнул он. – Чего замер?

Рассеянно сжимая в руке жирные наощупь деньги, я отошел от трейлера. Дверь снова хлопнула – мистер Хоган снова забаррикадировался и, кажется, дал понять, чтоб без пива он меня не впустит.

Я опять бы мог развернуться и уйти домой, ведь ситуация дошла до абсурда. Но у меня в руках теперь были смятые деньги этого неприятного человека, вроде как неловко уйти с чужими деньгами, вдруг Харви Хоган воспримет это как попытку кражи. Звучит очень бредово, но тогда я искал любые объяснения того, почему я, переступая через лужи, послушно иду в сторону магазина, который в трех кварталах, чтоб в восемь утра купить незнакомому мужику пиво.

Радовало пока лишь то, что дождь перестал капать на голову, лишь серые тучи нависли над городом, не давая возможности солнечным лучам разбавить светом это прохладное утро. До магазина я дошел довольно быстро, как показалось, и, только переступил через порог, как начал нервничать.

Стараясь выглядеть сильным и независимым, я прошел к алкогольному ряду и, оглядевшись так, будто я собрался что-то воровать, схватил с прилавка две бутылки первого попавшегося пива.

Я никогда не покупал алкоголь, а если бы и собирался покупать, то делал бы это где-нибудь, где на кассе не сидит очередная соседка маминой родственницы и где с тележками по рядам не расхаживают знакомые мне люди. Я заложник этого города, его сплетен, жителей и порядков. Может быть, меня слишком заботит то, что обо мне подумают, но я сын инспектора полиции и первой оукбернской сплетницы, а потому, клянусь, новость о том, что я покупаю пиво, приведет к тому, что к вечеру мать будет рыдать, что я алкоголик, а отец начнет проводить воспитательную беседу.

«Главное, вести себя естественно» – бормотал себе под нос я. – «Главное, никого не встретить».

И, спасибо судьбе за мое умопомрачительное везение, потому как стоило мне повторить эту мантру про себя, как мне на плечо опустилась чья-то сильная рука.

Едва не выронив пиво, я вздрогнул и, прижав к себе бутылки, медленно обернулся.

Андре Моро, глядя на меня сверху вниз, скользнул взглядом по моим покупкам и ехидно усмехнулся.

– Так вот ты какой, знаменитый английский завтрак.

Я облегченно выдохнул, убедившись, что это не отец, решивший заехать перед работой за печеньем, а дядя Андре, который за распусканием сплетен еще ни разу не был замечен.

– Это не мне, – поспешил пояснить я. – Это…

– Это тревожный звоночек, – серьезно сказал Андре, покачав головой. – Сейчас матери позвоню.

И, увидев, как я изменился в лице, не сдержал улыбки.

– Шучу, выдохни, а то сейчас в обморок здесь упадешь.

Андре Моро был моложе моего отца, но, за счет высокого роста и подтянутого телосложения, выглядел несколько грозно, когда смотрел вот так вот, сверху вниз. И хоть я знал, что такая напускная суровость совершенно не вяжется с истинным характером Андре, признаюсь, испугался – у него даже рука дернулась к его старенькому телефону, торчавшему из кармана джинсов.

– Правда, это не мне… – едва поспевая за дядей к кассе, сетовал я.

– У твоего белобрысого друга тяжелое утро? – фыркнул Андре. – Понимаю, бывает.

– Да нет, это не Спенсеру.

– Удивительно. В этом месяце я еще не ставил ему глюкозные капельницы.

– Вы точно пошутили, когда сказали, что собираетесь звонить маме? – с детским недоверием спросил я.

Андре закатил глаза.

– Эван, – мягко сказал он, взяв с полки у кассы пачку сигарет. – Скажу тебе горькую правду. Мне совершенно плевать, куда мой взрослый племянник идет с двумя бутылками пива в восемь утра.

Вот теперь я вздохнул с облегчением. Да, Андре Моро вряд ли когда-нибудь будет удостоен премии «Дядюшка Года», но как же я, черт возьми, обрадовался. Будь на его месте кто угодно, кто клялся бы, что не сдаст маме мой утренний поход за пивом, я бы еще неделю ходил, терзаемый чувством того, что меня обманули, и шарахался бы от каждого телефонного звонка. Но я наткнулся на Андре – все хорошо.

– Слушайте, дядя Андре, – произнес я. – А вы можете купить пиво вместо меня на кассе, а я…

Андре в два счета раскусил мой тайный замысел.

– А потом по городу пройдется слушок, что Андре Моро перед работой выпивает две бутылки пива и потом идет к пациентам. Нет уж, племянничек, если решил с утра позавтракать пивом, то научись сам его покупать.

– Да не мне это, я клянусь…

– Мне все равно, – повторил дядя Андре беззлобно. – Пакет возьми.

В кой-то веки этот беспечный француз дал дельный совет: я даже не подумал о том, что эти несчастные две бутылки предстоит не только купить, но и потом нести через весь город к пункту назначения.

Клянусь, это, наверное, был самый сложный поход в магазин, а потому, когда я сунул кассиру смятые купюры Харви Хогана, то до неприличия быстро зашагал к выходу.

– Тебя подвезти? – спросил Андре, содрав с сигаретной пачки тонкую обертку.

– Нет, спасибо, – сказал я и, махнув рукой на прощание, понесся через дорогу так, что бутылки в бумажном пакете опасно зазвякали.

Над головой снова прогремел приглушенный раскат грома – я почти пожалел, что отказался от предложения дяди, когда переступал через огромную лужу. Но оставаясь наедине с кем-то из семьи Моро, я чувствовал то же, что и мой отец, то же, что и добрая половина города. Чувство то ли неловкости, то ли жалости, когда лихорадочно думаешь, чем бы заполнить повисшую паузу, но не отделываешься от мысли, что у этих людей большое горе – пропал сын. Ненавижу эти неловкие моменты, когда сказать нечего и даже самый будничный диалог все равно в мыслях сводится к тому, что Элис и Андре не до тебя, их мысли заняты Ником, а ты стоишь и думаешь, как бы так закончить диалог, чтоб не травмировать эту пару еще больше. Могу лишь представить, как дядя и тетя ненавидят эти моменты – не может не раздражать то, что с тобой общаются так, словно ты в любую секунду рухнешь в нервном припадке.

До трейлерного парка я дошел снова быстро, широкими шагами преодолевая лужи, и, сыскав нужный трейлер, направился к нему. Вновь поднявшись на крыльцо из кирпичей и поддонов, я снова забарабанил в дверь, на сей раз увереннее.

В этот раз открыли практически моментально. Выглянув из-за двери, Харви Хоган впился жадным взглядом в пакет, в котором позвякивали пивные бутылки и, не успел я и рта раскрыть, как он выхватил его у меня из рук. Внимательно и недоверчиво осмотрев содержимое, он выудил из пакета сдачу и, к моему изумлению, открыл одну из бутылок прямо зубами.

– Так, ты кто такой? – выплюнув крышку себе под ноги, спросил мистер Хоган.

И взглянул на меня так, будто не я меньше часа назад ломился к нему в трейлер с благой целью помогать.

– Эван Смоллетт, из старшей школы, я…

– Иди отсюда.

– Что? – возмутился я.

Но Харви Хоган, нашарив невесть как оказавшуюся в трейлере сапку, не выпуская початую бутылку из рук, замахнулся на меня. Я, снова едва не свалившись с этого крайне неустойчивого крыльца, глянул на Хогана, как на умалишенного, но тот, замахав сапкой, принялся вопить какие-то ругательства.

– Да ну вас, – буркнул я и, поправив рюкзак за спиной, поспешил прочь, пока этот безумный мужик не кинулся избивать меня этой сапкой.

Мой мизерный порыв помогать ближнему был окончательно растоптан и забит сапкой, причем я даже придумать не мог, чем так не угодил Харви Хогану. Прав был Спенсер, совершенно прав, когда нелестно отзывался об этом человеке.

Урок жизни номер шесть – никогда не сомневаться в правоте Спенсера Мэйфорда.

– Социальная ответственность, не будьте безразличны, у них никого нет, им нужно внимание, – шипел я себе под нос, подходя к дому и даже не трудясь обходить лужи. – Урод старый.

Чем больше я думал о Харви Хогане, тем сильнее у меня внутри все полыхало от злости. Во-первых, мерзкое начало дня, во-вторых, этот поход за пивом, в-третьих, этот странный Харви, который чуть не прибил меня невесть за что сапкой. И вопрос, который возник у меня в голове – интересно, я единственный из нашего класса, кто менее чем за полтора часа завалил напрочь «пять дней принудительной социальной ответственности»?

– … а в тележке у них две бутылки вина и презервативы, клянусь, видела своими глазами. Впрочем, ничего нового, Глория, эта парочка ведет себя так, будто их медовый месяц длится уже двадцать лет.

– Вот тебе и убитые горем родители.

– Да какое там горе, судя по тому, какими невозмутимыми они ходят по городу, то о Нике они вспоминают только в контексте того, что дом теперь в их полном распоряжении. Если ты понимаешь, о чем я, – опершись рукой на изгородь, сказала мама, а соседка укоризненно закивала, цокнув языком. – О, дорогой, ты уже?

Я, тяжело выдохнув, кивнул и, не утруждая себя пожеланием соседке хорошего дня, поднялся на крыльцо. Мама, быстро протерев тряпкой садового гнома, поспешила за мной.

– Что-то случилось? – поинтересовалась она, стянув садовые перчатки. – Ты совсем рано.

– Мистер Хоган отпустил меня.

– Завтракать будешь?

– Завтракать? – И, взглянув на часы, вспомнил, что проснулся рано утром и до обеда еще далеко. – С удовольствием.

Только зайдя в дом, где пахло едой и кофе, я понял, что, на самом деле, очень голоден. Судя по тому, что запах яичницы еще не выветрился, отец недавно отправился на работу, а при виде на столе тарелки с недоеденной чечевицей, вывод напросился сам – Джеки недавно умчалась на занятия.

Благо чечевица с морковью в качестве завтрака не стала для меня последним аккордом этого отвратительного дня – мама убрала завтрак Джеки в холодильник и опустила на сковороду пару сосисок. И к моему еще более сильному счастью, о вчерашних перепалках с отцом на почве внешнего вида Элис Моро и содержимого ее тележки в супермаркете, мама не вспоминала. Меньше всего мне сейчас хотелось, чтоб она начала нагнетать обстановку и говорить о том, как вчера отец был не прав.

– Так, какой он? – поинтересовалась мама, разбив в сковородку два яйца.

Я оторвал взгляд от окна и вскинул брови.

– Кто?

– Мистер Хоган, кто же еще. Как он тебе?

А, вот оно что, мог бы и догадаться. Мама, должно быть, сгорает от любопытства, ведь я провел утро, помогая человеку, о котором, по сути, никто ничего не знал, разве что пущенные кем-то слухи о его несчастной судьбе.

Обвинять маму в страсти к сплетням я не могу. Во-первых, у всех свои увлечения, а, во-вторых, если после того, как она изо дня в день вертится как белка в колесе, обеспечивая нашу семью порядком, вкусной едой и возя Джеки в Эксетер на балет три раза в неделю, она не имеет права посплетничать с соседками, то это несправедливо. Но, как бы лояльно я не относился к сплетням, подбрасывать маме новую не хотелось.

Что бы я рассказал маме о Харви Хогане? Что он пьет, бросается на тех, кто приходит к нему в гости и что он совсем он не дряхлый старик? Да уже к вечеру на другом конце города, а может и за его пределами, будут знать о том, что в трейлерном парке обитает аморальный тип, который избил меня сапкой и сейчас ищет новую жертву.

Я ничуть не утрирую, когда говорю о том, с какой скоростью и какими деталями обрастают сплетни. Так уж случилось, что любой человек, чья жизнь отлична от жизни в доме с ухоженной лужайкой на виду у соседей, становится ненормальным, а потому объектом для самых невероятных сплетен. Это произошло с отшельником Сэмом Спарксом, который не сделал ничего плохого, но стал местным сумасшедшим, потому как жил в лесной глуши с дюжиной собак. Это произошло с матерью Спенсера, которую никто в глаза не видел, но которая все равно прослыла бессовестной прошмандовкой, ведь посмела бросить ребенка на мужа и исчезнуть восвояси. Это произошло и с Андре Моро, ведь он мало того, что умудрился родиться иностранцем, так еще и стал, пожалуй, едва ли не главным действующим лицом в городской эпопее под названием «Таинственное исчезновение Ника Моро».

И не то чтоб я не хотел подставлять Харви Хогана, просто понимал, что стану неотъемлемой частью той сплетни, которая будет ходить, как только я расскажу маме, как прошел мой день.

– Дед как дед, – произнес я, отпилив вилкой кусочек яичницы. – Я дольше объяснял, кто я такой, чем помогал ему.

Как и предполагалось, на лицо мамы набежала тучка. Не знаю, что она ожидала услышать от меня, но явно не то, что я сказал.

– А что его дети? Все-таки обманули и бросили, да?

Даже если бы и да, то я не стал бы винить детей Харви Хогана, уж больно сам мистер Хоган мерзок.

– Мы не откровенничали, – пожал плечами я. – Он довольно… бодр для своих лет.

Кажется, мама постепенно теряла интерес – явственного любопытства в ее серых глазах уже не было. И вот она уже не стоит над душой, в надежде выпытать заветную хоть какую деталь – включила в гостиной телевизор и под звуки ток-шоу, достала из ящика комода пряжу.

Я же приговорил запоздалый завтрак и, сделав последний глоток чая, поднялся в свою комнату. Редко когда доводилось возвращаться из школы так рано, поэтому я даже не знал, чем занять себя – не был увлечен многочисленными кружками, как сестра. Впрочем, скучать не довелось. Мысли мои занимал Харви Хоган.

Вопросов к этому человеку была масса. Как он оказался в списках директора Мюррея – неужели никто из тех, кто составлял список адресов для дней социальной ответственности, не заметил, что Хоган совсем не тянет на старика? Как так вышло, что об этом человеке толком никто ничего не знает?

И зачем, черт возьми, он лазит к Мэйфордам на участок изо дня в день?

Решил ли я, как сын инспектора полиции, ввязаться в собственное расследование? Нет, не в моих интересах строить предположения и плести интриги вокруг странных жителей города. Но, видимо, мамины гены пальцем не выдавить, а потому я завел будильник на семь утра. Ведь мои «пять дней принудительной социальной ответственности» продолжались, и я был намерен наведаться к Харви Хогану еще раз.