Читать книгу Ученик Афериста: Змеиное Гнездо - Рита Гринстуотер - Страница 7

– Ты видела, как она на нас посмотрела? – прошептала Эбигейл, проводив хмурым взглядом женщину, которая терпеливо дожидаясь, пока пешеходы перейдут улицу, барабанила пальцами по рулю.

Женщина, поймав взгляд, отвернулась и уставилась на дорогу перед собой.

– А толку? Я наизусть знаю все взгляды Клариссы, ничего нового не увижу.

Прижав к щеке теплый стаканчик с кофе, Элис Моро сонно прикрыла глаза. Невозможность засыпать раньше двух ночи при необходимости просыпаться в семь утра чудом не стала причиной появления под глазами темных синяков хронического недосыпа, однако поселила привычку едва ли не дремать на ровном месте. В такие моменты, ничего не раздражало Элис и ничего не могло помешать провести пару секунд в расслабленной дреме: ни шум редких машин возле кофейни, ни голоса прохожих, ни стук длинных ногтей Эбигейл по столику.

– Она снова смотрит, – снова прошептала Эбигейл.

– Ну, покажи ей средний палец.

Вспомнив, что Эбигейл многое воспринимает буквально, вдобавок за те два года, что она здесь, уже подустала ловить на себе снисходительные взгляды Клариссы Смоллетт и ее многочисленных подруг, Элис встрепенулась. Но «Вольво» Клариссы уже тронулся с места и заехал на парковку у магазина.

– Что с ней не так?

– Перестань обращать внимание, – посоветовала Элис. – Она всю жизнь была такой.

Совет дать легко, но Эбигейл аж подрагивает, спиной чувствуя взгляды тех, кто смотрит на нее с ухмылкой.

Любовница Майкла Мэйфорда номер семь – все здесь ясно. Конечно, она станет объектом интереса тех, кому жизнь не мила без обсуждения личной жизни ближнего. Статная жгучая брюнетка в дорогой одежде и на высоких каблуках выглядела как вырезанная из журнала и вклеенная на фотографию Оукберна.

– Так почему хочешь уезжать? – поинтересовалась Элис, вернувшись к разговору, который безмолвно прервала любопытная Кларисса. – Только не говори, что из-за соседских разговоров.

Вряд ли Эбигейл на самом деле планировала собирать чемоданы, уж слишком хорошо устроилась, чтоб все бросать. Но в том, что однажды нервы импульсивной девчонки сдадут, сомнений не было.

– Да не из-за них, – отмахнулась Эбигейл.– Это ладно, хоть и бесит.

Элис знала истинную силу сплетен, знала, что такое шепот за спиной и лучше других понимала – отмыться от той гадости, что на тебя сыплют злые языки, практически невозможно. Именно поэтому не поддержать Эбигейл в некоторых моментах было бы преступлением.

– Я уже не знаю, куда мне из дома бежать. На твои тренировки как на праздник собираюсь, – невесело усмехнулась Эбигейл. – Сказали бы мне раньше, что я буду каждый день заниматься реггетоном, не поверила бы.

– Ходи-ходи, ты – главный источник моей зарплаты.

Хоть иронично, но Элис девушку жалела, прекрасно понимая, что не от хорошей жизни и любознательности Эбигейл записалась на все занятия абсолютно всех танцевальных групп. А была бы в городе гончарная мастерская или кружок керамики – записалась бы и туда, открыв в себе вдруг тягу к искусству.

– Я вижу Майкла раз в три недели примерно. Нет, я не жалуюсь, у меня его кредитка, – тут же добавила Эбигейл. – Хотя я знаю, что он постоянно мне изменят, а я слова не могу сказать, потому что он добр ко мне, я ни в чем не нуждаюсь. Но толку от того, если я сижу дома.

– Так не сиди дома.

Да уж, Оукберн это не то место, где кредитка в радость, и уж точно совсем не то, где будет хорошо молодой тусовщице. Здесь негде и не перед кем козырять лейблами на одежде и свежим макияжем – как Эбигейл прожила эти два года, неизвестно. У нее свои причуды.

Элис хотела было добавить что-то вроде «найди работу, и ты удивишься, как мало времени на апатию останется», но смолчала: вряд ли Эбигейл когда-либо работала. Да и в городе работы немного, и приди Эбигейл куда-нибудь устраиваться, городские сплетники просто взорвутся от такой-то новости.

– Хуже всего сын Майкла, – подперев острый подбородок рукой, произнесла Эбигейл. – Этот засранец спит и видит, чтоб выжить меня из дома.

– Эбби, ну перестань.

– Я серьезно. Это он только на людях лапочка. А так это форменная расчётливая мразь.

Спенсера Мэйфорда Элис видела несколько раз, лично знакома не была, но вряд ли бы ее рассудительный племянник общался с форменной расчётливой мразью. А вот то, что Эбигейл могла драматизировать – бесспорно.

– Он меня не уважает, он меня оскорбляет, подставляет, врет постоянно, настраивает против меня всех, с кем общается, – выпалила Эбигейл, кривя губы. – Майкл не может на него влиять, Райли тем более. Свекра это, кажется, веселит. Каждый день мне так хочется отхлестать Спенсера по физиономии, но я даже прикрикнуть не могу, иначе он такое устроит…

И уставилась на Элис таким едва ли не умоляющим взглядом, будто кроме нее всю боль данной ситуации понять не способен был никто.

Элис заправила за ухо волнистый локон и чуть приподняла брови. При всем уважении к Эбигейл, она совершенно не хотела грузить себя еще и проблемами ее семьи и обсуждать неугодного паренька во всех красках гадости. Но, тем не менее, теплые отношения с несчастной мэйфордовской мачехой ценила: Эбигейл была одной из немногих, если не единственной, кто общался с ней без судорожного придыхания, не раздражая вечным акцентом на том, что эта женщина пережила страшную трагедию.

– Сейчас скажу тебе циничную вещь, – рассеянно покручивая плетеный браслет на запястье, проговорила Элис. – Ты имеешь полное право не любить этого ребенка.

– Знаю. Поначалу я пыталась относиться к нему по-матерински…

– Какое «по-матерински», Эбби? Какая там у вас разница в возрасте? Шесть лет? Восемь?

Эбигейл даже выдавила из себя улыбку. Ее покрытые темной помадой губы на мгновение дрогнули.

– Мне нужно было услышать это.

– Что именно?

– Что я не обязана любить этого ребенка. – Эбигейл вдруг взглянула на приятельницу с лукавым подозрением. – А ты бы думала так же, если бы у Андре был сын?

«Если когда-нибудь твой Майкл полюбит тебя хотя бы вполовину так, как меня Андре, я отвечу тебе на этот вопрос», – пронеслось в голове у Элис.

Никто и никогда за последние годы не осмеливался произносить слово «сын» рядом с Элис и Андре, видимо, боясь неловкого момента или чего похуже. Эбигейл этого не понять, а если и понять, то не сразу – хорошо это или плохо Элис до конца не была уверена.

«Если бы у Андре был сын…».

По крайней мере, Эбигейл не начала прерывисто извиняться и краснеть в смущении.

То ли связав, подобно многим, свой вопрос с оскорблением чувств семьи Моро, то ли посчитав его риторическим, Эбигейл сменила тему. Снова начала жаловаться на подростка, отравляющего ей жизнь, во всех красках описывая его последнюю выходку с подмешиванием ацетона в ее крем для лица, она явно ожидала от Элис сочувствия.

– Сначала он подмешивал синий краситель. Теперь ацетон. Это уже не безопасная пищевая добавка, он подмешивает мне в крем химикат, а когда я его за этим поймала этот засранец как ни в чем не бывало, вытаращился на меня, даже ацетон не спрятал, и ласково так сказал: «Тебе показалось». Я думала, что этот крем его сожрать заставлю. Сейчас я здесь, и не знаю, что он там творит – клопов в мое белье подсаживает или… Элис?

Прослушав большую часть тирады, Элис Моро не услышала вопроса. Она и сама не заметила, как застыла, повернув голову и глядя остекленелым взглядом на хорошо знакомую фигуру короткостриженой женщины, которая стояла, на другой стороне улице и что-то чиркала в блокноте.

– В чем дело? – удивилась Эбигейл, но Элис уже сорвалась с места и молниеносно, не глядя на светофор, кинулась через дорогу. – Элис? Элис?!

***

– Не клади капусту сверху, ты подавишь помидоры, – простонала Кларисса Смоллетт и сама метнулась к багажнику. – Генри!

Отец тут же отскочил и в мирном жесте поднял руки вверх, позволив маме уложить покупки правильно. Зашуршали бумажные пакеты, и мама, утрамбовав все так, чтоб ничего не расквасилось в пути, коротко улыбнулась. Конфликт по этому мизерному поводу был завершен, еще не начавшись.

– Как думаешь, на сколько их хватит? – поинтересовалась Джеки, уперев колена в переднее сидение. – Ставлю на четыре часа.

– Это очень по-идиотски, ждать, когда они поссорятся снова, – буркнул я, наблюдая за тем, как родители копошатся в багажнике.

Отец вернулся вчера вечером, а потому вот уже двенадцать часов как у нас дома царила идиллия. Порой казалось, что родителям просто необходимо друг от друга отдыхать ради того, чтоб эта идиллия по возвращению продлилась хотя бы пару дней.

– Брось. Они же ссорятся не по-настоящему. – Джеки уперла тощие коленки в водительское кресло и принялась распутывать наушники. – Если бы они всерьез друг друга ненавидели, то давно бы развелись.

– Ой, лучше б ты так на уроках умничала, может хоть один год без троек бы закончила.

Джеки скорчила мне страшную рожу и откинулась на сидение. Отец, захлопнул багажник, а мама уселась на переднее сидение и тут же повернулась к нам.

– О чем вы говорили, дорогие?

– Ни о чем.

– Просто болтали.

Прекрасно зная, что от магазина до дома минут десять езды, учитывая все светофоры, я все время настраивался так, будто ехать около часа. Уютно откидывался на спинку сидения и глядел в окно с рассеянным интересом, пусть и улицы мне знакомы, как пять пальцев и ничего нового не увидеть. Наверное, будь моя воля, мы бы ехали вечность, вместо каких-то там десяти минут.

Но неожиданно эти какие-то десять минут сократились до двух – отец резко надавил на педаль тормоза, мама вскрикнула и тут же принялась что-то выглядывать в окно, Джеки мотнуло так, что если бы не ремень безопасности, впечаталась бы носом в сидение.

– Что? – недоумевал я, глядя, как отец, даже ключ из замка зажигания не вытащив, рванул на другую сторону улицы, а мама, прихватив сумочку кинулась следом.

Переглянувшись с Джеки, мы одновременно отстегнули ремни и выскочили за родителями.

Причина, по которой инспектор полиции бросил машину в неположенном месте, обнаружилась моментально.

– Вам мало того, что вы устроили? – рычала Элис Моро и дернула рукой, словно едва сдерживала пощечину. – Приехали повторить свой подвиг?

Эбигейл-Орлиная Бровь растеряно стояла около нее и что-то пыталась говорить, но о ее существовании словно забыли. А вот незнакомая мне женщина, которую тетя Элис явно намеревалась треснуть по лицу, заискивающе смотрела на нее, прижимая руки к груди и хлопая глазами.

Я не понял, извинялась ли эта женщина или пыталась доказать, что ее с кем-то спутали, ведь мой взгляд тут же переметнулся в сторону родителей: отец встрял между двумя женщинами и что-то начал говорить той, которая мне не была знакома, мать же неловко вертела головой, коротко улыбаясь свидетелям потасовки.

– Элис, ради Бога, люди смотрят, – одними губами шептала она.

Я бы с удовольствием посмотрел на то, как моя низенькая хрупкая тетушка в прыжке с ноги треснет незнакомую женщину по лицу, но, надеюсь, это любопытство на моем лице не промелькнуло.

– Это кто? – поинтересовался я, указав кивком головы на незнакомку, которая выглядывала у отца из-за спины и пыталась говорить спокойно.

Джеки лениво оторвалась от телефона и оглядела картину тщетных попыток избиения моей тетушкой какой-то женщины с таким видом, будто это совершенно рутинное происшествие.

– Не знаю, – проговорила она, поправив выбившуюся из узла на макушке светлую прядь. – Может, та самая папина любовница?

Я аж чуть жвачкой не подавился. Вот уж милая сестрица, мамина порода.

– Ну ты извращенка, – захохотал я.

– Между прочим, ничего смешного, это всем известно, – со знанием дела проговорила сознательная наблюдательница, даже не удосужившись говорить шепотом.

Мы с Джеки аж глаза вытаращили.

– А тебе прям надо свой длинный нос сунуть, Стелла? – рявкнула мама, обернувшись.

– Мне?!

– Тебе!

С каждой секундой ситуация все более походила на цирк безумия.

Началось все с конфликта двух женщин, сейчас же на всю улицу орала оскорбленная Кларисса Смоллетт, да так, что Элис Моро на секунду позабыла все свои претензии, а местные зеваки повернулись уже к другому источнику шума.

– Ева, уйди! – рявкнул отец. – Уйди отсюда!

– Давай, защищай ее снова! – Наверное, впервые в жизни я видел, чтоб две заклятые сестры: Кларисса и Элис так стройно проорали одну фразу и на мгновение вдруг стали действительно очень похожи.

Я стоял, как громом пораженный и смотрел на эту картину. Мать кричит на соседку и на отца одновременно, соседки машут руками, отец – единственный, кто призывает всех утихомириться, в толпе орет чей-то ребенок, лают собаки просто проходившего мимо Сэма Спаркса, женщина по имени Ева искренне обалдевает от происходящего – просто типичнейшее утро Оукберна.

Джеки немигающим взглядом смотрела то на отца, то на мать, то на незнакомку, на которую повесили ярлык любовницы и разлучницы. Я знал, о чем она думает, у самого в голове крутилось: то ли у городских сплетников что-то не так с фантазией, то ли у нашего отца что-то не так со вкусом.

Какой я представлял себе мифическую отцовскую пассию, о которой так часто в порыве гнева заявляла мама? Знойной молодой красоткой, которая уводит мужчин из семьи, эдакую стервятницу с соблазнительными формами. Кто-то вроде Эбигейл-Орлиной Брови.

Так вот, женщина, которую отец назвал Евой, женщина, из-за которой улица превратилась за мгновение в поле соседских воен, женщина, которую так ненавидела Элис Моро, была не Эбигейл-Орлиная Бровь. Ни разу не Эбигейл-Орлиная Бровь.

Нескладная и тощая, как щепка, с мышиного цвета волосами, неаккуратно остриженными до подбородка скорей из удобства, нежели для создания какой-нибудь прически, нос острый и длинный – я хоть смотрел на эту Еву с расстояния, но разглядел, что женщину роковой красоткой назвать нельзя было. Одета она была в не по размеру большие вещи, болтавшиеся на ней, и в не по погоде теплые: мешковатые джинсы и огромный болотного цвета свитер с массивным воротом.

– Чучело, – протянула Джеки.

И была абсолютно права.

А вот и тяжелая артиллерия: серый внедорожник Андре Моро едва не переехал добрый десяток свидетелей городской шумихи, а дверь распахнулась так резко, что едва не впечатала мне очки в лицо.

– Он сейчас ее убьет! – крикнул кто-то.

– Андре, я не знаю, что случилось, Элис просто на нее накинулась, – пролепетала Эбигейл, на которую тут же устремилась дюжина взглядов.

– Так это вы, милочка, его вызвали?

– Ох, лучше б нормальную полицию вызвали.

Одним легким движением задвинув жену за спину, Андре ругательства орать не стал, зато, если бы мой отец не ухватил его за плечи и не оттолкнул, коршуном бы налетел на Еву. И крики из-за спины были, отчасти, небезосновательными: когда миниатюрная тетя Элис угрожает ударить по лицу – это смешно, а когда дядя Андре – это уже страшно.

Что сделала такого эта неизвестная мне Ева, раз приходится с трудом сдерживать самого уравновешенного человека Оукберна, чтоб тот не кинулся на женщину с кулаками?

И лишь при виде разъяренного Андре Моро, Ева поняла, что запахло жаренным, и испугалась не на шутку. Не став бормотать сбивчивые объяснения, как раньше, она юркнула обратно в свою машину и захлопнула дверь.

– Пожалуйста, – гаркнул отец, хотя ситуация требовала как минимум выстрела в воздух, чтоб заглушить шум. – Расходитесь. Здесь не на что смотреть.

– А, по-моему, есть на что, – процедила тетя Элис. – Я хочу на нее посмотреть. Пусть вылезет из машины, я просто взгляну ей в глаза.

– Элис, пожалуйста, не надо, – взмолился обессиленный отец, и мне вдруг стало его очень жаль: в этом городе инспектор полиции имеет авторитета не больше, чем куст у обочины, а особенно, когда люди устраивают такую скромную вакханалию.

– Идите в машину, – шепнула мама, когда соседки начали расходиться. – Пока она снова не начала истерику.

И подтолкнула Джеки в спину. Я тоже отрешенно зашагал к машине, но не мог оторвать взгляда. Даже не от отца, не от его якобы любовнице, забившейся в свой автомобиль, не от Эбигейл-Орлиной Брови, которая таращила глаза. Я смотрел совершенно другими глазами на дядю Андре: этот беспечный и спокойный мужчина, который никогда не производил негативного впечатления, стоял совсем рядом с «Хондой» загадочной Евы и выглядел так, будто в одну секунду с локтя выбьет окно и снесет этой женщине голову.

Вдруг меня посетила совершенно идиотская мысль о том, что будет, если я сейчас пару раз ткну его пальцем в спину. Прилетит ли мне в лицо дядюшкин кулак или Андре все же сделал над собой усилие и взял себя в руки?

– Allons-y, Alice, – жестко и быстро произнес Андре и направился к своему внедорожнику.

– Что он сказал? – прошептала Джеки.

– Не знаю, ругнулся, наверное, – пожала плечами мама, и села за руль.

– Он сказал: «Пойдем, Элис», – закатил глаза я, умостившись на заднем сидении и все еще глядя вслед дяде и тете.

– Спасибо, Гугл-переводчик, – фыркнула Джеки.

Мама медленно поворачивала руль, объезжая мусорный бак и, когда проехала мимо серой «Хонды» и отца, вид у которого был крайне удрученным, спросила:

– Генри, тебя ждать?

– Езжайте.

«Генри, тебя ждать?» – опешил я. – «Генри, тебя ждать? Ты каждые три дня ищешь только повод, чтоб зацепить отца, но столкнувшись нос к носу с его любовницей, ты говоришь лишь это?».

В тоне мамы даже раздражения не было, напротив, искренний интерес, сядет ли он в машину или нет, безо всякого продолжения ссоры на этой почве. А ссора могла бы быть грандиозной.

Хотя, может Кларисса Смоллетт стратег, и понимает, что на сегодня соседи уже о ней поговорили и о сопернице в городе будут говорить не один день, а потому закатывать скандал на улице далеко не лучшая идея. Учитывая, что скандалы из стен дома родители выносили крайне редко.

– Мама. – Как же я был рад, что первой голос подала Джеки. – А что это было?

– Это ваши дядя и тетя только что чуть не убили несчастную женщину, – будничным тоном ответила мама.

Слишком будничным.

– А…

– Я знаю, что вы хотите спросить. Было ли у вашего отца что-то с этой женщиной, так?

Наши с сестрой щеки вмиг заалели. Личная жизнь родителей – табу для обсуждений и вопросов, я хоть и был возмущен и заинтересован отчасти, но мне лучше свято верить в то, что мама и папа друг у друга первые и единственные, троих детей им принес аист, а сами эти люди ни во что низкое и подлое не вляпались.

– Ваш отец совершил ошибку…

– Мама, пожалуйста, не надо, – смутился я.

– … но уж точно не с Евой Шеридан, – с усмешкой сказала мама. – А то, что говорят соседи – что не дослышат, то доврут.

Как-то странно было слышать от чемпиона по городским сплетням о том, что слухам верить нельзя. Но такой ответ меня более чем устроил, а главное, есть крохотная вероятность того, что вечером все пройдет мирно.

– И потом, – чуть улыбнувшись, добавила мама, припарковав машину у гаража. – Она же страшная.

По крайней мере, в одном вопросе из многих, касательно личности этой Евы Шеридан, можно было поставить точку. Не знаю, кто она и чем так нагрешила перед семьей Моро, но в мачехи эта женщина нам не метила точно.

***

– Ты это видел? – протянула Ева, высунувшись из машины. – Он агрессивен.

– А какого приема ты ожидала? – сквозь зубы прошипел Генри Смоллетт. – После того, что сделала.

– Перестань, Смоллетт, я сделала то, что должна была, и не надо воспринимать это как что-то аморальное.

Ева была так невозмутимо спокойна, что отсутствие эмоций и пристыженности, которой было место на ее лице, бесило инспектора Смоллетта похлеще недавних хоровых воплей.

Ева. Опять она создает вокруг себя шум и проблемы, опять в них обвинят его.

– Как продается книга? – спросил инспектор Смоллетт, стараясь, чтоб его голос звучал бесцветно.

– Отлично.

– Приехала за сиквелом?

Ева закатила глаза и закуталась в свой широкий свитер, будто бы продрогнув от небольшого ветра.

– Перестань, пожалуйста. Если ты обижен, что я не указала тебя в соавторах…

– Ты не имела права писать о семье Моро.

– Пусть подают в суд, – пожала плечами Ева, направившись к кофейне и поманив за собой инспектора. – А знаешь, почему они до сих пор этого не сделали? Вот и я не знаю.

Смоллетт схватил ее за локоть, чувствуя, как ладонь колет грубая шерсть ее свитера. Ева, обернувшись, вскинула брови.

– Вот из-за таких вот фривольностей, слухи и гласят, что между нами что-то было, не надо хватать меня, Генри. Что-то опять не так?

– Ты приехала попить кофе?

Ева вздохнула.

– Хорошо, поехали в участок.

– Зачем?

– Ну, я же не кофе попить приехала.

Поколебавшись секунду, но все же сев на переднее сидение ее «Хонды», Генри Смоллетт почувствовал себя снова крайне неуютно. Ева, сев за руль, вдруг посуровела на глазах – полуулыбку на ее тонких губах как стерли.

– Это касается Ника?

– Возможно, – коротко ответила Ева. – Нет, я не пишу сиквел. Не думай задавать мне этот вопрос.

Благо до участка рукой подать, иначе пришлось бы заполнить притянутым за уши диалогом тишину во время поездки. О чем говорить с Евой, Генри Смоллетт не знал, хоть и провел с ней не так давно довольно много времени. Чем она увлекалась, есть ли у нее семья, когда у нее день рождения и прочие элементарные факты ускользнули от него. С ней о чем говорить, кроме как о деле Ника Моро.

Наговорили, на свою голову, три года назад.

– Как у тебя дела? – поинтересовался Смоллетт.

– Неплохо.

– Ну еще бы.

Ева скосила взгляд своих карих глаз в его сторону и поджала губы.

– Я ни на что не намекал.

– Я так и подумала.

В участке Еву встретили куда как радушнее – скупым приветствием, словно она проработала здесь двадцать лет и вышла из недельного отпуска. Ева, впрочем, за овациями не гонялась, сама ограничилась короткими приветствиями и первой последовала в кабинет инспектора Смоллетта, дорогу в который еще помнила.

– Дверь прикрой, – сказала она, когда инспектор вошел в кабинет вслед за ней.

Смоллетт вдруг почувствовал, что эта особа словно к себе на рабочее место вернулась, а потому испытал укол легкого стыда за откровенный беспорядок в кабинете. Помещение небольшое, с трудом умещает письменный стол, два стула и шкаф, но захламлен: кипы бумаг на каждой горизонтальной поверхности, туго набитые папки лежат абы где, в углу забитая мелким мусором урна, а на подоконнике и столе целая коллекция картонных стаканчиков.

Но Еву Шеридан меньше всего волновал порядок в кабинете инспектора Смоллетта – отодвинув от себя кружку с недопитым чаем, которая стояла вот уже не первый день, она уселась на стул и опустила локти на старые отчеты.

– Скажи мне, Генри, – спокойным, но явно нехорошим тоном, произнесла Ева, когда инспектор уселся за стол. – Что это за трехлетней давности история с трупом в лесу?

Сердце Смоллетта упал на уровень пола. Три года потребовалось, чтобы то тело с содранной кожей, прикрытое грязной мешковиной, перестало сниться, три года, оказывается, тщетных попыток скрыть страшную находку и не пугать людей еще больше.

Если об этом уже знает Ева Шеридан, то это катастрофа.

– Кто тебе рассказал?

– А разве это важно? – серьезно спросила Ева. – Я тебя хочу спросить, какого черта я узнаю о трупе в лесу спустя три года?

Смоллетт понимал, что она имеет в виду, и почему так раздражена. Сам не раз задумывался над правильностью своего решения, но ведь так все решилось, что возвращаться смысла не было, и уж тем более не было желания. Но теперь, когда кто-то, кто делил с ним рабочее место, выдал Еве Шеридан эту находку-табу, зрела катастрофа.

– Ты не хотел поднимать панику?! – в священном негодовании воскликнула Ева. Не нужно было подслушивать под дверью, чтоб услышать ее возглас. – Ты вообще в своем уме?

Никакой другой реакции Генри Смоллет и не ожидал.

– Ты вообще понимаешь, что…

– Это был не Ник Моро, – отрезал Смоллетт.

Ева замерла с широко раскрытым в невысказанном возмущении ртом. Видимо, это была ее основная версия и первое, что пришло в голову, стоило ей услышать о трупе.

– Это был не Ник Моро, – повторил инспектор приглушенно, хоть и особого смысла пытаться сохранить тайну находки в лесу уже не было. – Я не хотел скрывать это вечно, как ты подумала. Нужно было переждать, пока уедут журналисты.

– Журналисты?

– Да, тогда в город посъезжались журналисты с половины страны, помнишь? После двух недель исчезновения Ника.

– Двух недель? – Казалось, Ева сейчас взорвется от негодования и желания треснуть инспектора одной из его папок. – Спустя две недели после исчезновения ребенка нашли труп, и ты решил об этом умолчать?!

– На время, – уже жестче проговорил Смоллетт. – Ты головой своей подумай, если бы все узнали тогда о трупе, журналисты бы не уехали так быстро, началась бы паника, а те, кто причастны к исчезновению Ника и убийству того парня, залегли бы на дно и их бы уже не нашли.

– А так, конечно, нашли, – ввернула Ева, хлопнув по столу. – Разное было между нами, но вот этот твой идиотский поступок я не смогу понять.

– Я тоже не смогу понять многие твои поступки, какие – ты знаешь.

– Идиот, – прошептала Ева. – Я же тогда работала над делом Ника, каждые три дня приезжала в Оукберн… понимаешь, что не умолчи ты об этом трупе, все было бы иначе? Идиот.

– Это был не Ник Моро, – процедил сквозь зубы с упором на каждое слово инспектор. – И не имел к нему отношения.

Еву, насколько помнил Генри Смоллетт, вывести из себя было практически невозможно, но, видимо это достоинство не распространялось на работу. И особенно на что-то, что связано, пусть и косвенно, с Ником Моро – парнем, который поднял ее уровень благополучия на пару ступень выше.

Сменила гнев на относительную милость Ева лишь когда они покинули участок чтоб, во-первых, избавить коллег от соблазна подслушать и запустить (пусть ненароком) новую сплетню, и, во-вторых, чтоб перекусить.

Вести Еву Шеридан в дом на обед – идея сомнительная. Конечно, Кларисса не кинется на нее с ножом и сцен при ней устраивать не будет, но это было бы как минимум глупо, и, как максимум, опасно. В закусочной же единственной опасностью могло быть лишь пищевое отравление. Ну и все те же длинные языки, которые вмиг почувствовали себя в своей стихии, когда Генри Смоллетт и Ева Шеридан сели за один стол.

– Его звали Ларри… или Барри Бейкер, – сказал инспектор Смоллетт, наткнув кусочек жареной рыбы на вилку.

– Как можно забыть человека, которого нашел в лесу со снятой кожей?

– Давай, еще раз уткни меня носом в то, что я самый ущербный полицейский страны. Не помню я точно имя, помню, что оно было простенькое, и помню фамилию Бейкер, – беззлобно сообщил инспектор. – Труп не лежал полгода, как ты думаешь. Спустя меньше недели, в участок пришла женщина и заявила о пропаже сына.

– Очень интересно, – протянула Ева, ковыряя ложкой в густом супе. – И каким образом обнаружилось, что труп в лесу оказался внезапно сыном этой женщины?

В голосе ее прозвучала нотка тщательно скрываемой иронии, но Смоллетт порадовался тому, что ответ был заготовлен и звучал вполне логично.

– У берега, примерно в том же радиусе, школьники нашли одежду…

– Школьники? Смоллетт, что не так с вашим городом?

– … мы успели конфисковать, прежде чем ее выкинули. Так вот мать убитого опознала водолазку, брюки и куртку.

Ева задумчиво повертела в руках ложку.

– Вы доверились только тому, что женщина опознала одежду? Ну, это, я считаю, ничто: процентов восемьдесят пять мужчин имеют схожую одежду. По лицу, понятно, она бы его не опознала, но вы проводили биологическую экспертизу?

– Нет, потому что она не родная мать, экспертиза бы ничего не показала.

– А-а, вот как, – с сожалением произнесла Ева.

Смоллетт кивнул и от правил в рот очередной кусочек рыбы.

– Вдобавок, при вскрытии обнаружились проблемы с коленом, как и у того Ларри-Барри Бейкера.

Ева вдруг оживилась снова.

– У Ника могли быть тоже проблемы с коленом, да? – протянула она тоном, явно ожидающим подтверждения. – Он был спортсменом и одному Богу известно, сколько раз падал на лед.

– Ева…

– Элис Моро говорила, что у Ника было много травм, а учитывая, что Ник не пропускал ни одной тренировки, он просто не давал своему организму восстановиться. Так что, знаешь, проблемы с коленом, которые нашли у трупа, это скорее зацепка, чем наоборот.

Смоллетт фыркнул и покачал головой. Как же ему было знакомо то, что сейчас делала Ева Шеридан. Перекручивала факты и какие-то косвенные детали в сторону своей правоты, и возможно это имело бы смысл, но только не для Генри Смоллетта.

– Скажи честно и откровенно. Ты хочешь, чтоб этот Ларри-Барри Бейкер оказался Ником Моро?

– Я хочу разобраться, и я бы разобралась, если бы…

– Не уехала писать книгу, – спокойно сказал инспектор. – Тебе важно быть уверенной, что Ник Моро был убит.

– Смоллетт, ну перестань нести откровенный бред.

– Поэтому ты и приехала, узнав про труп в лесу. Чтоб убедиться, что это Ник. А как иначе? Если это не Ник, значит, есть вероятность, что он жив, а значит твоя книга, твои доводы и дерьмо, которым ты полила семью Моро – ничто. И клевета.

Ева сжала губы в тонкую линию и проводила официантку, явно услышавшую приглушенный шепот Смоллетта, ледяным взглядом. Смоллетт пожал плечами и взял стаканчик с кофе.

– Я хочу найти этого парня и узнать, что с ним случилось, – твердо сказала Ева. – И то, что ты скрыл труп в лесу – это просто подрубило под корень последнюю попытку выйти на убийцу.

– Еще раз говорю, между трупом в лесу и Ником Моро связи нет.

– В таком крохотном городе с интервалом в две недели после исчезновения подростка находят труп. Как минимум нужно было задуматься, Генри, – вразумила Ева. – Ладно, пойдем отсюда.