Читать книгу Ученик Афериста: Змеиное Гнездо - Рита Гринстуотер - Страница 6

Наверное, я уже не раз говорил о том, каково быть сыном инспектора полиции. Несмотря на то, что не так давно уровень преступности в городе был, скажем прямо, отсутствующим, и не нужно было прикладывать много усилий, чтоб поддерживать порядок, полицейским быть было почетно – сразу же плюс пятьдесят процентов к уважению среди соседей. Потом случилось таинственное исчезновение Ника Моро, которое просто сорвало шаблон убаюканным спокойствием стражам порядка, и, как результат, отвратительная, даже по оценкам моего отца, розыскная работа. Итог – минус шестьдесят процентов уважения среди соседей, которые частенько сетовали на то, что сами справились бы куда лучше, нежели сонные полицейские.

Я входил в ту немногочисленную категорию людей, которые продолжали считать работу Генри Смоллетта почетной. Образ отца-героя сохранился у меня с детства, и даже откровенные неудачи и критика со всех сторон не смогли пошатнуть мое восприятие. Пускай этот образ и был романтизирован до невозможности: я видел перед собой человека, который решает сложные задачи и ежедневно сталкивается с самыми разными загадками, как и полагается настоящему детективу. Пусть я не разбирался в чинах и званиях, пусть и не знал, как на самом деле проходит рабочий день инспектора полиции, не важно – святая вера в то, что мой отец именно такой вот отважный сыщик, как в книгах и фильмах, сделала мое детство и юность.

Хотел ли я пойти по стопам отца? Скорее нет, чем да. Была ли моя жизнь скучной настолько, что я мог бы ввязаться в выдуманное самим собой расследование? Определенно да.

Я загрузил себе голову Харви Хоганом, приплел туда Ника Моро и в итоге связал это все со своим лучшим другом отчасти от того, что какая-то часть меня, которая изнывала от рутинного маршрута школа-дом-холодильник-компьютер, жаждала разнообразия, интриги и адреналина. Более того, нельзя отрицать и тот факт, что я, идеализируя образ настоящего стража порядка, сам хотел прочувствовать на себе, каково это, сыпать дедуктивными перлами и собирать улики и доводы в единый пазл. Черт возьми, моя жизнь была настолько скучной, что я часто ловил себя на том, что готов вклиниться куда угодно, чтоб получить дозу адреналина и чувство того, что делаю что-то отличающееся от моей рутины.

В двух словах этого не объяснить никому, даже Спенсеру. Тот, после ночного звонка и моего заявления, посчитал меня чокнутым и посоветовал меньше читать Агату Кристи. Но, учитывая, что он перевел мой вопрос в русло раздражённой насмешки, а утром и вовсе не ответил на мои сообщения, в моей версии все же крупица правды намечалась.

Всю ночь репетируя речь отцу обо всем это вкратце, я был осажен – несмотря на ранний подъем по будильнику, отца я дома не застал. Мой план действий эта незначительная деталь ударила ниже пояса. Мама, естественно, не могла не заметить моего дерганого состояния, но поделиться с ней, все равно, что объявить свои домыслы по радио.

Дожидаться отца до позднего вечера и не находить себе места – я бы взорвался от бездействия за это время. По телефону не сообщить такие откровения, на работу к отцу я никогда не приходил, зная, что тот всегда занят, и традицию эту нарушать не собирался. Решение, впрочем, было найдено моментально, не успел я доесть утренние тосты – на смену одному плану пришел другой.

– А ты не торопишься, – пророкотал Харви Хоган, высунувшись из трейлера на мой стук. – Так и напишу в твоем отзыве для школы. Заходи уже. Вытирай ноги, не нанеси мне грязи!

Я частенько критиковал героев типичных ужастиков, которые уж очень любят соваться в самые темные углы проклятых домов, разделяться и поодиночке ходить в лесу, где рыщет серийный убийца и спускаться в подвал заброшенного дома, чтоб найти там давно потерянный и необходимо важный сейчас колпачок от флешки. И тем утром понял, что мало чем отличаюсь от этих киношных смельчаков. Я выстроил в голове такой мощный образ маньяка Харви Хогана, но при этом не придумал ничего лучше, чем прийти к нему еще раз, в последний свой день «принудительной социальной ответственности».

Грустно быть умным по школьным отметкам, когда в прочих жизненных ситуациях у тебя мозгов как у кирпича.

В оправдание своей тупости могу сказать, что, наверное, все дело в том, что Харви Хогана я не боялся. Накрутив себя накануне, я был удивлен, что не испугался находиться рядом с ним, ведь Хоган был… совершенно не страшным. Да, омерзительным, да, странным, да, склочным, он определенно жил далекой от праведности жизнью, но при всем при этом он не пугал меня.

Честно говоря, даже если бы он и производил впечатление кровожадного убийцы и расчленял при мне очередную свою жертву, я, зная себя, все равно бы пришел к нему в трейлер, чтоб забрать необходимый для школы отзыв о том, как хорошо и честно я прошел «дни принудительной социальной ответственности».

– Два предложения? Серьезно? – возмутился я, когда Харви Хоган продемонстрировал мне бумажку с коряво нацарапанным отзывом. – Я ходил к вам пять дней!

– И что мне теперь поэму писать? – буркнул Хоган.

– Можно и поэму, главное, побольше текста.

Мужчина снова уселся с кряхтением на свой захламленный диван и принялся грызть ручку. Я же сидел за столиком, накрытым липко клеенкой, и занимался тем, что исполнял свое последнее поручения в рамках квеста помощи одиноким старикам, коим мой подопечный, впрочем, не являлся.

А именно, я приводил в порядок его просто огромную аптечку. Аптечка представляла собой средних размеров коробку, забитую лекарствами, которые, судя по смятым упаковкам и пожелтевшим инструкциям пылились в ней по крайней мере несколько лет.

– Это выкидывать? – задал я риторический вопрос.

– С ума сошел? – тут же отозвался мистер Хоган, выхватив у меня пачку каких-то таблеток. – Здесь же полная пластинка таблеток!

– У них срок годности истек в две тысячи десятом.

– И что теперь их выкидывать? Нет, сэр, не в моем доме.

Нисколько не удивившись, я отправил таблетки в кучку лекарств, срок годности которых истек. Судя по общему виду трейлера, Харви Хоган не выкидывал даже мусор, поэтому спорить я не стал.

Содержимое аптечки было действительно впечатляющим. Некоторые лекарства я узнавал – леденцы от кашля, спрей для носа, глазные капли и обезболивающее. Типичный набор любой домашней аптечки. Некоторые же лекарства были для меня загадкой, да и после пяти минут сортировки содержимого на «нормальное» и «надо бы выкинуть» я перестал вчитываться в названия.

Неприятное чувство того, что над головой висят гирлянды паутины, а руки липнут к грязному столу, постепенно приглушалось, что не могло не радовать. В первый раз я зашел в этот трейлер едва дыша от ужаса и боясь лишний раз что-то трогать, сейчас же сидел со смиренным спокойствием, хоть и жалел, что не взял с собой что-то вроде резиновых перчаток.

– Почему вы ничего не выкидываете? – поинтересовался я, внимательно разглядывая упаковку пилюль, таких старых, что на них срок годности стерся.

– Потому что нельзя выбрасывать лекарства, – наставительно произнес мистер Хоган. – Если потом мусорные пакеты будут перерывать какие-нибудь еноты, коты или собаки, то подохнут. Зачем мне такой груз на душе?

Я коротко улыбнулся, а Харви Хоган явно подумал, что это был вопиющий акт насмешки над его тонкой душевной организацией.

– Ты жестокий человек. Мне твоя рожа с самого начала не понравилась.

– Это много объясняет.

– Наверное, когда ты «Хатико» смотрел, то смеялся, а не плакал в конце.

– Да ну что вы несете…

– Сиди там тихо, сраный живодер, – гаркнул Хоган.

Как для опасного расчетливого маньяка он был то ли комичным, то ли немного конченным.

Отправив последнюю упаковку лекарств в стопу «нормальных», я огляделся, не зная, куда спрятать пустую коробку, в итоге сунул ее поверх пактов с тряпьем. И, указав Хогану на две стопки с лекарствами, спросил:

– Куда это?

– Оставь, я займусь потом.

«Дайте угадаю, рассуете по углам, будто так и надо. Или сгребете обратно в коробку и оставите до следующего года, для следующего участника «дней принудительной социальной ответственности», – подумал я, но озвучивать не стал.

Хоган протянул мне исписанный лист с отзывом на меня, и я честно попытался расшифровать в его крючковатом почерке хоть несколько предложений. Сумев прочитать лишь слова «молодец», «помогал» и «очень», я остался доволен.

Ситуация зависла в неловком молчании. Я забрал смятый лист с отзывом, Хоган осмотрел бегло две стопки лекарств, и как бы пришло время наконец-то распрощаться. Но как? Я стоял и неловко пятился к двери, думая, как бы так повежливее попрощаться, а Хоган и вовсе отвернулся, копаясь в каком-то своем хламе.

Ведь это так важно, чтоб о тебе хорошо подумал малознакомый нищий мужик.

– Ну…, – неопределенно протянул я, комкая лямки рюкзака в руках. – Мне пора.

– Стоять.

А вот тут-то мое сердце упало куда-то на уровень пола, и Харви Хоган резко эволюционировал из безобидного алкоголика в того самого жестокого маньяка, образ которого я создал себе в голове.

И вот я уже осматриваю полки и коробки в поисках чего-нибудь, чем можно будет обороняться от атаки, ругаю себя за то, что все-таки пришел сюда, прекрасно зная, чем это обернется, но услышал вместо традиционного зверского хохота и лязга бензопилы лишь:

– Там дождь лупит вовсю, сядь, пережди.

Не знаю, как там выглядело мое лицо, в тот момент, но мистер Хоган всплеснул руками.

– Да не переживай ты так, закончится. Слушай, вот ты нервный. Сядь.

– Я пойду, спасибо, – сконфуженно сказал я.

– Промокнешь под дождем, простудишься и сдохнешь нахрен, а это потом останется на моей совести. Нет уж, парниша, сядь и сиди.

Я неловко присел на хлипкий табурет поближе к двери, чтоб в случае чего ринуться прочь, и тут же вздрогнул от раската грома. Харви Хоган закатил глаза, явно приняв меня за нервнобольного.

Дождь и правда лил как из ведра. За хрипением джаза из допотопного патефона, за редкими диалогами и собственными репликами я совершенно не слышал, как по крыше трейлера стучат тяжелые капли.

Напряжение росло с каждым мгновением – я то и дело смотрел на дверь, изредка отодвигал засаленную шторку, чтоб глянуть в окно и убедиться, что погода унялась, но пока тщетно. Мистер Хоган же сел за стол, у стопок с лекарствами и принялся беззастенчиво на меня глазеть.

– Что? – Голос мой дрогнул, наверное, раза два.

– Да вот жду, когда ж ты начнешь задавать вопросы, – просто ответил Хоган.

Неожиданная осведомленность мужчины напугала еще больше. Возможно ли, что он намеренно меня задерживает, чтоб выяснить, что известно мне и расправиться в итоге, как с ненужным свидетелем?

Эван, паникуй.

– Брось, – беззлобно усмехнулся Хоган. – Могу представить, что ты обо мне думаешь, раз так дергаешься.

– Я не дергаюсь.

– Ну, значит, мне показалось.

Я внимательно взглянул в небритое лицо Хогана и поймал его чуть насмешливый взгляд. Я вдруг почувствовал себя так, словно хотел что-то утаить от отца, что-то, о чем он уже знал и все ждал, когда же я не выдержу и проболтаюсь.

Таких ситуаций в жизни у меня было крайне мало, но ощущения неловкого сидения как на иголках я хорошо запомнил. Вот и сейчас оно было, только вот передо мной не отец, а человек, которого я небезосновательно подозревал в страшных вещах.

– Вы знаете Спенсера Мэйфорда? – вдруг спросил я совершенно бесстрашно.

Вопрос сорвался с моих губ раньше, чем я успел подумать. Адреналин в крови определенно зашевелился.

– Конечно, знаю, – просто ответил мистер Хоган. – Это ж я ему в окна заглядываю.

И, наслаждаясь тем, как вытянулось мое лицо, захохотал.

Не знаю, что я ожидал услышать, но ответ заставил меня выпасть в осадок.

– Я…

– Да ладно тебе, – отмахнулся Харви Хоган, треснув кулаком по вдруг умолкшему патефону. Пластинка из последних сил продолжила крутиться. – Паранойя это нормально.

Я нервно улыбнулся, а мистер Хоган, кажется, веселился, как ребенок, наблюдая за мной. С кряхтением поднявшись со стула, он прошел совсем рядом, едва протиснувшись в узком проходе и, смахнув таракана с маленького холодильника, открыл дверцу и, осмотрев небогатое содержимое, вытащил две бутылки.

– О нет! – ужаснулся я, кода одна из них опустилась прямо рядом со мной.

– Давай-давай.

– Я не пью.

– Все мы не пьем до определенного момента в жизни, – заметил мистер Хоган, зубами открыв свое пиво. – Давай, парень, пару глотков и я расскажу тебе, что хочешь.

Я снова поймал взгляд этого человека и словно загипнотизированный потянулся к открывалке.

– Вот и молодец, – кивнул мистер Хоган, усевшись напротив меня, и одним глотком осушил едва ли не четверть своей бутылки.

Не знаю, что это было за пиво, но на вкус такое, будто его Харви Хоган варил сам в одной из своих грязных кастрюль.

Был ли это тайный замысел, мол, подвыпившая жертва будет убегать медленнее? Если и да, то маньяк что-то пьет в разы больше.

– Он позвонил мне рано утром, – сказал мистер Хоган, закинув ноги на стопку коробок. – В истерике орал, что ты что-то знаешь и просил тебя побыстрее спровадить. Но мне совершенно плевать на его репутацию, нежный внутренний мир и секреты, тем более что мне за это не платят, а поговорить я люблю, поэтому слушай.

– Спенсер позвонил вам? – опешил я. – Вам?

– Мне.

– У вас есть телефон?

Харви Хоган опустил бутылку и, сунув в карман спортивных штанов, с достоинством продемонстрировал мне белый гаджет.

– Айфон? Серьезно? – рассмеялся я. – Вы живете в нищете, пьете эту гадость, но у вас есть айфон?

– Он ворованный, – пояснил мистер Хоган.

– Вопросов больше не имею. – И почему я не удивлен?

Я невольно сделал еще один крохотный глоток пива, чтоб завоевать крупицу доверия у Харви Хогана этим сомнительным способом. Удивительно, но способ почему-то работал.

– Давно вы знаете Спенсера?

– Около года. Здесь он редко бывает, я гостей не жалую.

– И что вас объединяет с ним? – уже прямо спросил я. – Просто, он мой друг, и я волнуюсь за него, а после того, как он сказал, что…

– Да уймись ты, сердобольный, мне плевать на ваши детские переживания, я не делаю секрета из того, чего от меня хочет твой друг, мне не за это платят, – отмахнулся Харви Хоган. – Я загадками говорить не буду. Твой Спенсер уже год у меня покупает кой-чего.

– И чего же? – в ужасе спросил я, впрочем, имея некоторые подозрения.

– Да вон то, что ты только что разгребал.

И указал небрежным жестом на гору лекарств. Я, тупо уставившись туда, куда махнул палец Хогана, застыл.

В том, что Хоган честен, сомнений у меня не было.

Мозаика в моей голове потихоньку складывалась, но, почему-то, с конца – теперь я понимал, каким образом к этому странному человеку причастен Спенсер.

– А что это за таблетки? – поинтересовался я.

– Разные, – уклончиво ответил Хоган, закурив.

– И что конкретно покупает Спенсер?

Мистер Хоган фыркнул.

– Черт его знает. У меня заказов много, кому что нужно не упомню.

То, что мистер Хоган не чист на руку, сомнений не оставалось. Но только что этот нищий подпольный фармацевт Оукберна ткнул меня носом в свою незаконную деятельность. Меня – человека, которого он знает пятый день.

Меня – сына инспектора полиции.

Я не знал, что меня шокировало больше: отношение лучшего друга к черному рынку лекарств или то, как мне спокойно изложили суть преступной схемы.

– Насколько много заказов? – вдруг понял я суть последней фразы Хогана.

Жулик лишь неопределенно развел руками, явно наслаждаясь произведенным эффектом.

Глупо было бы думать, что Спенсер Мэйфорд – единственный клиент этого сомнительного магазинчика в трейлере. Будь у меня время, хотя бы пару секунд, чтоб как-то распределить вопросы и мысли в голове, я бы точно не удивился таким словам Хогана, но сейчас растерялся.

– Это наркотические препараты?

– Тебе пора, дождь закончился, – беззлобно отмахнулся Хоган, указав кивком головы на дверь.

– Вы продаете наркотические препараты? Это же наркотические, иначе бы…

– Да-да, наркотические, иди домой.

В любое другое время я бы только и дожидался возможности поскорее выскочить из этого прокуренного и грязного места, но только не сейчас. Намертво вцепившись руками в липкие на ощупь тумбы, я упорно застыл в проходе, а Харви Хоган закатил глаза и цокнул языком.

– Мне что, снова сапкой тебя треснуть?

Не сказать, что дождь закончился. Пусть уже не ливень, пусть ветром не сносит одежду на бельевой веревке около одного из трейлеров, но холодные капли барабанили по окнам и крыше, пусть уже и не так рьяно. Я мог бы пересидеть еще, фактически, как вдруг Харви Хоган пытается меня спровадить.

Предварительно рассказав о себе не самую лицеприятную правду.

Идиот ли он или я чего-то не понимаю?

– Я расскажу все отцу, – на всякий случай пообещал я.

Мистер Хоган фыркнул.

– Вперед.

Наши взгляды встретились. И снова мистер Хоган усмехнулся мне в лицо, наслаждаясь эффектом.

– Вот ты тупой, парень.

Это удар ниже пояса!

– Хотел бы рассказать, молча бы свалил отсюда, не оглядываясь. Ничего ты не расскажешь, готов сожрать свои ботинки, – сказал мистер Хоган, отпив пива уже с моей бутылки, которую я оставил на столе.

– Вы меня не знаете.

– Пускай так. А ты меня не знаешь. Может, я старый больной человек, который все это только что выдумал, а, сынок?

И махнул мне рукой.

Я смотрел на этого неказистого омерзительного человека так, словно увидел впервые. Голова трещала от вопросов, опять, опять именно он заставляет меня задумываться до боли в висках и затылке. Вот и тогда я думал и не мог понять, зачем он мне все рассказал и прервал рассказ на, казалось бы, самом интересном месте?

Понял ли Харви Хоган, что сболтнул лишнего? Но зачем вообще тогда рот раскрывал?

Чем больше я думал об этом, тем больше понимал, что никакой мистер Хоган не болтливый идиот. Он точно знал, что я не расскажу отцу. Во-первых, у меня нет ничего, кроме слов алкоголика, который уже сейчас мог избавиться от коробки с лекарствами и быть уверенным, что Спенсер Мэйфорд в жизни не сдаст его, боясь, что правда всплывет. Во-вторых, когда я вернулся домой, то узнал, что отец домой не вернется в ближайшие десять дней.

Первая мысль, которая пришла в голову, когда Джеки, скручивая у зеркала волосы в два пучка, сообщила мне эту новость, была нерадостной – отец все же собрал вещи и уехал.

Мамина версия оказалась проще в разы.

– Свадьба брата? У нас есть дядя в Шеффилде? – вскинул брови я.

– Неужели ты забыл? Он приезжал к нам на двухлетие Джеки.

Мы с сестрой переглянулись.

– А ты почему не поехала с ним? – неосторожно спросила Джеки, подколов светлые волосы заколкой.

– Чтобы дом за десять дней превратился в руины? Нет, уж, спасибо, – отрезала мама.

Не представляю, что могут сделать с домом за десять дней хмурый заучка и замученная жизнью тринадцатилетняя балерина, чтоб мамины опасения оправдались. Впрочем, развивать эту тему я не стал, и направился в комнату.

Новость об отъезде отца немного омрачила мои планы – когда отца не было рядом, я вдруг уверился в том, что точно рассказал бы все, что услышал от Харви Хогана. Вариант пойти в полицию и рассказать все отцовским коллегам я не рассматривал. У меня нет ничего, максимум, что сделают полицейские – проверят трейлер Хогана, не найдут там ничего, кроме мусора, а третий, кто знает правду, он же Спенсер, будет молчать.

Возникает логичный вопрос – зачем Харви Хоган вообще мне все это рассказал?

«Не думать о Харви Хогане, не думать о Харви Хогане» – как мантру повторял я у себя в голове перед сном.

А как не думать, когда за эти пять дней в моей жизни случилось больше неожиданностей, чем за всю мою жизнь!

***

Логично и правильно было бы вытащить Спенсера на серьезный разговор. Однако Спенсер, предчувствуя и явно просчитав мои ходы, благоразумно не отвечал на звонки весь вечер пятницы.

Будучи абсолютно уверенным в том, что Харви Хоган не стал бы так заморачиваться, чтоб рассказать ему о вопросах, которые я захочу задать, я оставил попытки дозваниваться до друга. Три пропущенных звонка от меня вполне достаточно, вот если бы я трезвонил без остановки, бдительность Спенсера усыпить бы было невозможно. В любом случае, мы бы все равно встретились в понедельник, а там я и смогу начать расспросы и чтение нотаций.

Но, как оказалось, Спенсер Мэйфорд скрывался от меня ровно один день. Уже вечером субботы мы встретились на пороге моего дома. Я приветливо поздоровался, открыв ему дверь, Спенсер широко улыбнулся, немигающим взглядом уставившись прямо мне в глаза.

Пару секунд мы смотрели друг на друга: Спенсер явно пытался понять, в каком я настроении, а я внимательно присматривался, насколько у него расширены зрачки.

– Спенсер, дорогой! – Громкий мамин возглас резко прервал нашу паузу и мы оба моргнули. – Как ты давно к нам не заходил!

Я отошел от двери и Спенсер, перешагнув порог, вошел в прихожую.

– Рад вас видеть, миссис Смоллетт.

Не знаю, что в мамином понимании значит «хороший друг», но Спенсер, несмотря на все его многочисленные чудачества и выходки, почему-то ей нравился.

– Ты снова похудел, – критически осмотрев Спенсера, покачала головой мама. – Приходи к нам почаще.

Я пропустил тот момент, когда мама пыталась выяснить, как поживает мистер Мэйфорд, и вручила Спенсеру невесть откуда взявшуюся горячую булочку с корицей. Мы уже поднимались ко мне в комнату, я спиной чувствовал прожигающий взгляд друга, который, несмотря на то, что минут назад беспечно улыбался моей маме, был как на иголках. А может и не был, может, я просто себя так накрутил. Уж что, а накручивать себя я умел мастерски.

Слепить из Харви Хогана маньяка? Элементарно.

Слепить из Спенсера Мэйфорда законченного наркомана? Дело минутное, и сразу начну перекручивать факты: худой он от наркотиков (генетика, естественно, не причем), длинные рукава застегнутых наглухо рубашек скрывают синюшные следы от уколов, а его эти ночные бодрствования, о которых я узнал от Райли, не иначе как заседания в притонах.

Конечно, обдумав все со временем, я понимаю, что если бы за паникерство давали медали, то я был бы обладателем не менее дюжины. Изначально я готов был смириться с тем, что, возможно, поспешил с выводами о друге, но вот уж в чем я был уверен на сто процентов – Спенсер пришел ко мне явно разведать обстановку о моей осведомленности.

– И почему старуха Петерсон не написала тебе отзыв? – старательно выводя чужим почерком лестные слова о хорошем парне Спенсере на бумаге.

– Обиделась, что я не помню ничего из ее уроков. Не понимаю, чего она ожидала, это было давно и пианино дома служит подставкой под статуэтки, – признался Спенсер, сидя у меня за спиной и внимательно наблюдая за тем, как я подделываю ему отзыв о прохождении «дней принудительной социальной ответственности». – Не понимаю, почему она взъелась.

– Считай, что ты плюнул в лицо ее педагогическому таланту.

– Я будто виноват, что не различаю ноты. Никогда не различал.

– И как ты пять лет занимался?

– Так же, как и геометрией – делал умное лицо, кивал и со всем соглашался.

На этом откровении нерадивого ученика повисла неловкая пауза. Настолько неловкая, что единственным звуком в комнате было шарканье ручки по бумаге.

Несмотря на то, что мы со Спенсером из разных миров совершенно: я – занудный сын инспектора полиции, он – малость пришибленный наследник многомилионного состояния, никогда не было такого, чтоб нам не о чем было говорить дольше десяти секунд.

– У тебя мозг вообще есть? – тихо спросил я, склонившись над бумагой.

– Ты не знаешь ничего, – прошептал Спенсер.

И снова я прав – Спенсер прекрасно понимал, что я его не за подделку отзыва от пожилой учительницы музыки отчитываю.

– Что рассказал тебе Харви?

– Что ты покупаешь у него наркотики. Спенс, ну это, конечно, уже…

– Прям так и сказал?

– Ну, не прям так, но суть я уловил.

Спенсер издал мученический вздох и закрыл лицо рукой.

– Я не покупаю у него наркотики. Да, я знаю, что он продает, но я не покупаю, – заверил он горько. – Почему ты веришь ему, а не мне? Нет, даже не ему, он не мог тебе сказать, что конкретно я покупаю. Ты веришь… понятия не имею чему.

С остервенением намалевав замысловатую каракулю-подпись за мисс Петерсон, я повернулся к Спенсеру.

– А что ты покупаешь?

Спенсер заерзал на стуле и прикусил щеку изнутри.

– Ты никому не скажешь.

– Да кому я скажу, – приглушенно фыркнул я.

Мы оба замерли на секунду, когда за дверью послышались легкие шаги Джеки. Когда дверь в ее комнату закрылась, Спенсер одними губами прошептал:

– Антидепрессанты.

– Антидепрессанты?

Наверное, я не рассчитал громкость голоса, потому как Спенсер поежился и что-то гневно прошипел. Не сказать, что я прям уж заорал, или что нас под дверью подслушивала Джеки, или что друг признался мне в какой-то страшной тайне, но заговорил я значительно тише:

– Зачем?

– А зачем их люди вообще принимают? – раздраженно спросил Спенсер.

– Ну люди-то понятно, а тебе зачем?

Пускай вопрос прозвучал глупо, а судя по тому, как тут же взъелся Спенсер, он действительно прозвучал глупо, но я искренне не понимал. Спенсер Мэйфорд, эта улыбчива глыба непоколебимой внутренней гармонии, нуждался в антидепрессантах даже меньше, чем лысый в расческе и безногий в лыжах.

Спенсер мог приврать. Врать он умел складно, не поспоришь. Но я сходу не смог придумать, зачем ему врать в данной ситуации, вдобавок теория о лжи вдребезги разбивалась, стоило взглянуть в его лицо.

– Что с тобой творится? – поинтересовался я обеспокоенно. Действительно обеспокоенно, а не разыгрывая сопереживание.

Спенсер потупил взгляд, безотрывно глядя в куда-то в стену сквозь меня. Чувствую, он не был рад со мной откровенничать.

– Если я покупаю их, значит надо, – коротко сказал он. – Не потому что я люблю выпить пару таблеток, запить их бурбоном и смотреть в потолок.

– Да я и не говорю. – Хотя, зная Спенсера, я удивился, как это не стало моей первой версией.

Я не стал спрашивать конкретные причины и симптомы, иначе, чую, Спенсер бы сбежал хоть через дверь, хоть в окно. Но вот то, что назрело у меня в голове, я не мог не выговорить:

– Если все так серьезно…

Спенсер горько рассмеялся.

– … то почему не обратиться к врачу? Кто вообще тебе посоветовал покупать что-то у Харви Хогана? То есть, откуда тебе знать, что ты принимаешь именно то, что нужно?

– Поискал в Интернете, почитал отзывы на препараты.

Я закрыл лицо рукой.

– Спенс, самолечение антидепрессантами это уже просто верх глупости.

– Ничего другого я не ожидал от тебя услышать.

– Ты понимаешь, что можешь принимать лютую гадость, которая не действует, например?

– Мне кажется, раз я до сих пор не вскрылся, значит, гадость действует, – фыркнул Спенсер и тут же добавил. – Шутка.

Юморист чертов. Меня аж трясти начало от гнева, который я не мог ни объяснить, ни выразить.

– Если тебе действительно нужна помощь, если ты понимаешь, что ты не в порядке, – произнес я. – В чем сложно пойти к врачу?

– К врачу? – Голос Спенсера вдруг истерически дрогнул.

– Да, к врачу. Пойти к специалисту и не заниматься самолечением.

Это был тот самый случай, возможно, первый, когда мы со Спенсером друг друга искренне не понимали. Я просто кипел от того, что мой глупый друг так неимоверно тупил и выбрал самый идиотский и опасный способ, вместо самого очевидного. Спенсер же бесился, явно бесился от того, что я его не понимаю и поучаю.

– Давай забудем, Эван, – отмахнулся в итоге Спенсер, закинув ногу за ногу. – Я не хочу, чтоб ты общался со мной как с нервнобольным.

– Ты пришел ко мне не отзыв Петерсон подделать, сам бы смог. Ты пришел разведать, что я знаю. Вот, я знаю. Рассказывай. Или ты думаешь, что я к Райли побегу, чтоб доложить?

К моему изумлению, Спенсер не стал этот факт оспаривать. Это задело.

– Ты и правда больной, раз так думаешь, – буркнул я.

Спенсер, уловив тень обидки в моих словах, чуть улыбнулся.

– Если я пойду в больницу, об этом узнает в первый день полгорода, во второй – весь город. Мне это не нужно. Моему отцу тоже это не нужно. И без того слухов море.

– Да даже если ты и прав. Если бы в кабинете врача общей практики сидела какая-нибудь беспокойная соседка, я бы понял. Но там сидит Андре Моро, – напомнил я. – Он же в доску свой, он в жизни сплетни пускать не будет.

– Я знаю.

– Тогда я не понимаю. Он нормально ко всем относится, лишних вопросов не задает, почему просто нельзя прийти к нему и сказать, что у тебя там… не знаю… бессонница, тревожность? Почему вместо нормального врача, который, ко всему прочему, еще и адекватный человек, ты идешь к какому-то оборванцу?

Мы снова секунду помолчали, когда дверь в комнату Джеки скрипнула. Когда же сестра спустилась вниз и ее шаги стихли, Спенсер заговорил.

– Андре хороший.

– Так а я тебе о чем говорю? – Наконец-то, он меня услышал!

– Андре хороший. Да, он не станет распускать слухи, я знаю, – сказал Спенсер. – Но люди станут. Люди в очереди, медсестры, а когда Андре выпишет мне направление к психиатру, или куда там, об этом узнают еще и психиатр, и люди, которые сидят в очереди уже под его кабинетом. Я не утрирую, я знаю, о чем говорю. Алкогольное отравление, от которого меня лечил все тот же Андре? Косо смотрели все, а уже через два часа на меня по телефону орал отец, которому доложила экономка, которой доложила соседка, которой доложил еще какой-то идиот, который видел меня в больнице. В этом городе нет врачебной тайны, ты знаешь это. Ты знаешь, как на меня смотрят люди.

– Я понимаю, о чем ты, правда, понимаю, – заверил я искренне. – Но я был у Хогана в трейлере. Я видел эти лекарства, и сам перебирал их. Там процентов восемьдесят просроченных. Это не просто глупо, это опасно, у него что-то покупать.

Спенсер коротко кивнул.

– Я покупаю ампулы. Там по срокам все нормально.

Я слушал его и все больше понимал, что совершенно не знаю своего лучшего друга. Спенсер Мэйфорд, который фанатично планирует выпускной, и Спенсер Мэйфорд, который едва не плача признается в том, что сам себе выписывает лекарства, боясь, очередного потока сплетен в адрес своей именитой семьи – два совершенно разных человека.

Он – легкая и излюбленная мишень для городских сплетников. Золотой мальчик из богатой семьи, брошенный матерью, местный активист и ходячий праздник – настоящая знаменитость в масштабах Оукберна. Надо же, Спенсер, которому всегда было явственно плевать на чужое мнение, до дрожи в голосе боится слухов.

– Ты говорил отцу? – спросил я, хоть и не сложно было догадаться, каким будет ответ.

Ожидаемого короткого ответа не прозвучало. Спенсер изменился в лице – голубые глаза расширились, тонкие губы дрогнули.

– Поклянись, что ты ничего не расскажешь никому. Ни Райли, ни отцу – ни моему, ни своему, никому, ни при каких обстоятельствах, пусть хоть под пытками, – выпалил он, наклонившись ко мне. – Поклянись.

– Спенсер…

– Они не должны знать ничего. Это не семья, Эван, это змеиное гнездо, все они: отец, дядя Райли, Орлиная Бровь, отцовский юрист, экономка. Они…

Когда дверь открылась, Спенсер умолк так, словно подавился на вдохе, а я вздрогнул, когда мама, опустила на стол тарелку с двумя большими кусками пирога.

Спенсер побледнел еще больше, чем до того, будто вместо моей мамы в комнату вошел убийца с огромным ножом, и, подскочив молниеносно, сгреб со стола написанный мною отзыв от лица мисс Петерсон.

– Мне уже пора. Спасибо за пирог, миссис Смоллетт.

– Ты не останешься на ужин, милый? – удивилась мама. – Я позвоню Норе, скажу, что ты задержишься у нас.

– Мне правда пора. Спасибо.

Я поспешил проводить друга, надеясь, что он пусть едва слышно, но пояснит, о чем только что так надрывисто шептал, но Спенсер умолк и даже не смог выдавить из себя что-то вроде «До встречи», лишь рассеянно махнул рукой на прощание.

Не знаю, и вряд ли в скором времени узнаю, о чем он говорил. Уверен, Спенсер Мэйфород уже успел пожалеть о том, что раскрыл рот в доме первой городской сплетницы.