Читать книгу Лето в январе - Рия Литвинова - Страница 4

Дженни свою работу любит. Безумно любит, всем своим сердцем. У нее за плечами десятки свадеб, каждая невеста которой крепко обнимала ее и выражала страшную благодарность за проделанную работу, потому что девушка действительно свое дело знает. Есть, конечно, и плохие дни. Редкие, но меткие. Как, например, сегодняшний.

Она с утра увольняет доставщика цветов, разорвав с компанией контракт, потому что пацан, который на нее работал, надоел из раза в раз опаздывать. Дженни прощает своим подчиненным многое, но отсутствие пунктуальности – нет. Из-за инцидента, случившегося утром, все в офисе притихают, продолжая подготовку грядущей свадьбы со страшным и совершенно несвойственным им запредельным энтузиазмом, потому что Дженни – человек хороший, однако видеть ее злой – врагу не пожелаешь.

Она разгребает чеки и бумаги в офисе уже второй час, и нервы натягиваются все сильнее. Настроение идет под откос, девушка тяжко вздыхает и качает головой, заполняя таблицы в компьютере. Самое паршивое, что еще только начало рабочей недели. Погруженная в свои мысли, Дженни почти подпрыгивает на месте, когда в ее кабинет негромко, но настойчиво кто-то стучит.

– Проклятье, – вздрагивая, тихо ругается девушка и на секунду закрывает глаза, резко выдыхая. – Войдите!

Дверь тихонько открывается, и Дженни внезапно понимает, что гнев ее сменяется на милость. На пороге стоит Мич, а в правой руке держит подстаканник, на котором определенно два кофе, аромат которых тут же заполняет помещение.

– Привет, – непроизвольно улыбается она, вмиг почувствовав себя лучше.

– Доброе утро, – отвечает на ее улыбку Мич, закрывая за собой дверь и присаживаясь в одно из кресел для посетителей, которое стоит напротив ее рабочего стола. – Хотя, насколько я знаю, оно не совсем удачное.

Девушка чуть хмурится.

– Грин, – подсказывает ей Мич, и Дженни тут же кивает, чуть закатывая глаза.

Они же с утра разговаривали с Арчи по телефону, и в этот самый момент противный доставщик и попался ей под руку. И это исключительно его вина. Не так и много она требует от своих подчиненных. К черту, проще отпустить ситуацию, нервные клетки не восстанавливаются.

Как бы то ни было, Дженни не знает, как реагировать на тот факт, что Арчи зачем-то рассказывает об утреннем инциденте именно Миту, и почему тот буквально спустя два часа тут же оказывается в ее офисе со стаканом…

– Да ладно? – принюхавшись, оживляется девушка.

– Латте взял тебе с ежевичным сиропом, – пожимает плечами Мич. – Пальцем в небо, если честно. Надеюсь, понравится, – ставит стаканчик на стол, и девушка снова улыбается.

И за этой улыбкой тревоги – почему-то – нет вовсе. Общение с Митчеллом завязалось случайно. С момента их первой и крайне неловкой встречи прошло уже две недели, и за это время она с ним виделась чаще, чем с собственным мужем.

Пол пропадает в офисе чуть ли не сутками, и у Дженни даже начинали подозрения появляться, но она тут же их отбрасывала, потому что он бы не стал ей лгать. Потому что она этого не заслуживает. Дженни – хорошая жена.

Однако и ее терпение не железное. Она провозилась до самого утра с той самой рассадкой гостей, так и не дождавшись Пола с работы. Ближе к десяти она осознала, что ей уже нужно прибыть на место и как можно скорее, поэтому она написала Полу с простой просьбой довезти ее до ресторана.

Дженни чувствовала какой-то частью сознания, что произойдет, и оказалась права. Она снова получила отказ. Пол ссылался на огромный объем работы, и Дженни попросту не стерпела обиды. Взяв телефон, она набрала тот самый номер, который Арчи скинул ей в мессенджере с пометкой «Да ладно, Джен, расслабься, это на всякий случай».

И Мич приехал к ней. Потратил в ничто собственный день, но приехал. А затем еще раз. И третий.

Теперь он сидит у нее в офисе со стаканом кофе, а на счету за две недели это уже седьмая встреча, и Дженни ругает себя за то, что начала вести этот счет, потому что это плохая игра. Потому что никто не обговорил правила. Но с Мичем так… спокойно? С ним легко, и за все эти встречи он ни разу не проявил к ней что-то, что выходило бы за рамки обычного дружеского общения.

Мич забавный, и он очень любит, когда Дженни улыбается после его шуток или смеется. Мич ее смех любит. Он у нее звонкий такой и чистый. И вообще вся она – живая. Девчонка светится, когда взахлеб ему рассказывать начинает об очередной свадьбе или дурацких лентах, когда пересказывает тост свидетеля с одного из банкетов почти наизусть, а когда Мич вскидывает от удивления брови, девушка смеется еще громче и сознается, что случайно его выучила, потому что очень уж он потрясающий.

Мич – музыкант, у него руки именно под это дело заточены, а он все равно может взять и сорваться к ней часов в девять вечера, сидеть до глубокой ночи и бесконечно обсуждать с девчонкой какие-нибудь организационные вопросы грядущей свадьбы. Вопросы, которые со стороны неопытному человеку покажутся страшно абсурдными, как, например, цвет штор или декор стола молодых, который обязательно должен сочетаться с платьем невесты.

А Мичу, почему-то, нравится.

Нравится, потому что вокруг все становится ярче, когда он ее видит. И он проклинает себя за это, по лицу себе хочет дать пощечину с размаху, чтобы до искр из глаз, потому что на девчонке клеймо – бесшовные оковы безымянного.

Потому что Дженни – не его. И не сможет никогда стать его.

– Ой, кстати, – внезапно вспоминает Мич, встает с места и тянется во внутренний карман, вытаскивая оттуда сложенный в четверо листок. – Помнишь того придурка, который разбил ледяного ангела на прошлой свадьбе?

Девушка напряженно кивает. Вспоминать вломившегося на арендованную под мероприятие территорию пьяного дебошира совсем не хочется, особенно если учесть, что провалился тот потом будто сквозь землю, а ей выписали хороший такой штраф.

– Я его нашел, – самодовольно заявляет Мич, разворачивая листок и кладя его на стол девушка.

– Боже, что?!

Дженни глаза округляет от удивления и тут же вскакивает на ноги, вслух ойкая и прикладывая ладошки к губам. Взгляд бесконечно бегает по строчкам на листе.

– Он уже в участке, тебе никакого штрафа не светит, весь цирк за его же счет.

Дженни так радуется такой, казалось бы, незначительной новости, что пулей выскакивает со своего рабочего места, оббегает стол и делает то, что делать совсем не собиралась. Это просто случайность. Обхватив лицо Мича ладонями, она мягко сгибает руки в локтях, притягивая мужчину к себе, и касается губами его колючей щеки, задерживаясь на пару секунд.

Она даже закрывает глаза и на мгновение теряется в этом моменте. Отстранившись, девушка смотрит ему в глаза. Она сначала не понимает, что сделала. Совершенно не понимает, не предполагая, что у Мича внутри что-то кульбитом переворачивается, с размаху закручивается и приземляется где-то между ребрами, тихо поскуливая. Он замирает, глядя на нее, и только спустя бесконечные три секунды Дженни понимает, что произошло. Она резко выпускает лицо Мича и из своих ладоней и делает полушаг назад.

– Прости, – тараторит, пряча взгляд.

Дженни нервно заправляет за уши длинные, густые волосы и снова проходит к своему месту, начиная копаться в бумагах. Мич провожает каждое ее действие взглядом. Поле опасной игры давно уже было размечено кем-то свыше, сама игра также началась, причем уже давно, а они так и не знаеют правила.

«Не считай меня опасным. Я этого не хочу.»

– Ну, я побегу, – прокашливается Мич. – Побегу, да.

– Да, хорошо! – немного нервно отзывается Дженни и снова утыкается в бумаги. – И спасибо за… Ангела, – внезапно произносит она почему-то именно это, а не то, что вертится на языке.

Мич смотрит на нее пару бесконечных мгновений и чуть кивает, выдавливая на лице скованную полуулыбку.

«Ты мое персональное табу.»

Бейкер задерживаться в ее офисе больше не может, да и не хочет вовсе. Несказанные слова, повисшие в воздухе, марким облаком пачкают рукав его новой толстовки. Когда дверь за ним закрывается, Дженни шумно выдыхает и снова вскакивает с места. Схватив сумочку, девушка вытаскивает пачку сигарет и, прихватив губами фильтр, садится на подоконник, приоткрыв окно. Наплевав на все правила пожарной безопасности, Дженни щелкает зажигалкой и, сделав глубокую затяжку, откидывается головой назад, закрывая глаза.

Легкие пропитываются никотином насквозь, вгрызаясь в каждую клеточку тела. Выдох. Дженни находит взглядом фотографию со свадьбы, которая стоит на рабочем столе вот уже целый год. Она кусает губы и проводит по ним тыльной стороной ладони.

Ведь Дженни – верная жена. Дженни не должна любить кого-то, кроме мужа.

Затянувшись еще два раза и поняв, что внутри что-то дрожит, девушка берет немного дрожащей рукой телефон и набирает номер человека, с которым об этом точно можно поговорить. Пара гудков, а после наконец слышится голос.

– Да? – запыхавшись, отзывается человек в трубке.

– Можешь говорить? – нервно спрашивает Дженни, снова затягиваясь. – Ты бежишь куда-то? Дышишь тяжело. Ты на тренировке? Я не отвлекаю?

– Нет-нет, – отмахивается девушка. – Я просто по… лестнице бежала, – чуть запинается она, стараясь нормализовать дыхание. – Что-то случилось?

Взгляд снова падает на фотографию с Полом со свадьбы, и чувство вины внезапно пробуждается от глубокого сна.

– Одри, – снова втягивает в себя вредный дым Дженни и, чуть помедлив, выдыхает его через нос. – Кажется, я в дерьме.

***

Он понимает, что в дерьме, в тот момент, когда возвращается наконец домой. Сбросив с уставших ног начищенные ботинки и расстегнув две пуговицы черного пиджака, Адам садится прямо возле двери, облокотившись спиной на нее, и берет в руки нотариально заверенный документ.

И взгляд сам собой находит заветную строчку, которая в его жизни все к чертям перевернет.

«Подтверждено одностороннее опекунство.

Родитель: Адам Джордж Уайт

Ребенок: Реджина Элизабет Уайт»

Адам откидывает голову назад и глубоко вдыхает. Только бы все получилось. Только бы все было хорошо. Только бы пацан не потянул его на дно.

Адвокатом со стороны Адама выступал Джеймс Роттс— спутник жизни той самой Меган, что представляет интересы Синтии. Было очень интересно наблюдать за тем, как горячо любимая и обожаемая дама сердца Джеймса буквально час назад в список его безоговорочных побед вписала проигрыш по делу семейства Уайт.

Очаровательно.

Но на отношения этих двоих Адаму было глубоко фиолетово, у него своих забот хватало. Джи нужно будет забрать к себе уже через неделю, потому что к тому времени будут готовы все оставшиеся документы, которые наконец вступят в силу.

Через неделю ему предстоит с головой окунуться в отцовство, а он готов к этому ровно так же, как слесарь – к соревнованиям по фигурному катанию, то есть на слабенькую такую двоечку по шкале из ста. Адама трясет от неизвестности.

Он вообще не знает, с чего начать. В суде он каким-то образом обещал создать для своей дочери все условия комфортной жизни, а как эти самые условия выглядят, он не имел ни малейшего понятия. Отложив документы на стол, он снова проверяет телефон.

Ни одного оповещения о новом сообщении в бесконечном потоке уведомлений из инстаграма. Адам серьезно настроен отключить эту социальную сеть от себя и отдать управление аккаунтом своему пиар-менеджеру.

Адам отбрасывает мобильник в сторону и садится на диван, опустив локти на разведенные в стороны колени. Пальцы зарываются в отросшие темные волосы, и мужчина закрывает глаза. События последних недель пугают.

И не просто пугают, а лихорадят до дрожи под коленями. Адам вообще понятия не имеет, как эти две недели выдержал. Все было, как в тумане. Встреча, еще одна, третья. Меган, документы, Джеймс, разговоры, встречи, подписи, еще подписи и снова подписи, а затем слушание, гулкий удар молотка судьи, его вердикт и Синтия, прячущая глаза.

Среди всего этого мутного, густого и темного пятна его жизни было только одно четкое, яркое и правильное – Арчи.

Тот был с ним рядом все это время. Отменял свои планы, что-то рычал или цедил в трубку собеседнику, голос которого страшно смахивал на женский, но в итоге сбрасывал звонок, чертыхался, докуривал черт возьми какую по счету сигарету и все равно ехал с Адамом в любую точку Бостона, не оставляя его ни на одну секунду.

Адаму позволили за это время один раз увидеться с Реджиной. Синтия привезла ее с собой, и та оставалась с няней в отеле все время, пока они торчали в седу и кабинетах адвокатов. Синтия долго сопротивлялась этому, но в какой-то момент Джеймс Роттс громко заявил:

– Мисс Уайт, позвольте ему увидеть дочь, он должен знать, за что вы отказываетесь бороться!

Это отрезвило всех, и девушка почти затравленно кивнула.

Джеймс Роттс был семьянином, так что у него непроизвольно сработал человеческий фактор, вынуждая выйти из образа вечно хладнокровного и страшно профессионально выполняющего свою работу адвоката. Меган одернула любимого в ту же секунду, но сказанного, увы, не вернуть, так что Джеймс лишь сдержанно извинился, не вложив в это извинение ни капли искренности.

Адам ждал встречи, как на иголках. Сидел и тряс ногой до тех пор, пока Арчи не опустил ладонь ему на колено и не произнес тихое, но правдивое:

– Она бы никогда тебя не забыла, ты же ее папа, блин.

…чем выразил разом все то, что мучило Адама больше года.

Когда дверь наконец открылась и оттуда выбежала девчонка, у Адама сердце забилось втрое чаще. Она неслась к нему с широко раскинутыми руками, сияя щербатой на один зуб яркой и искренней улыбкой. Адаму пришлось присесть, и, когда дочка впечаталась в него с размаху и обвила шею руками, его бросило в дрожь от того, как она тихо произнесла всего одно слово: «Папа».

В ту самую секунду Адам понял, что ему есть, за что бороться.

Уайт вздрагивает, когда пространство тихой квартиры прорезает звук дверного звонка. Мужчина поднимается с места и тут же бежит открывать.

– Черт, спасибо, – тут же качает головой Адам, впуская гостя внутрь, – спасибо, что приехал.

– Да пока не за что, – отмахивается Арчи, останавливаясь в прихожей. – Так, давай сразу по делу, – твердо произносит он, – как прошло слушание?

Уайт вздыхает и, взяв со стола бумаги, протягивает их Арчи. Парень принимает документ и начинает жадно бегать по нему глазами, чем вызывает у Адама улыбку. Слабую, взволнованную, погребенную под тонной тревоги, но улыбку. Когда Арчи добирается до заветной строчки, его глаза начинают сиять.

Адам смотрит на этого мальчишку и думает, что тот сам еще такой, черт возьми, ребенок, и ввязался он в страшное болото. Адам разменял уже третий десяток, у него за плечами слишком длинная жизнь, в то время как Арчи едва стукнуло двадцать пять, и он даже косвенно не предполагает, как сильно разнятся их с Адамом жизни.

Поэтому Адам никогда не признается себе вслух, но он боится. Боится, что ошибся с этим парнем и с этим решением.

– Так она наша? – с детской искренностью произносит тот. – В смысле… твоя, – на секунду зажмурившись, исправляется он. – Она твоя теперь, да?

Адам чувствует что-то странное внутри от сочетания этих слов. Что-то взрывается от этого и пускает по всему телу разряды тока. Он ведет линией плеч.

«… так она наша?..»

Мужчина сглатывает.

– Да, – замявшись, отвечает он. – Моя, – чуть улыбнувшись, опускает взгляд.

«Наша.»

Адам нервно облизывает губы.

Парень смотрит на него с толикой чего-то незнакомого, смотрит так разрывающе и чисто, что невольно задаешься вопросом: а он вообще настоящий? Реальный он или нет? Таких людей не бывает. Таких бракуют на таможне двух миров, отправляя обратно.

Арчи для этого мира слишком чистый.

–И как ощущения? – вырывает Адама из размышлений голос. – И кстати, ты зачем попросил приехать-то?

– А, черт. Точно, – проигнорировав первый вопрос, внезапно срывается с места Адам, приглашая Арчи пойти за ним. – Слушай, я тут думал по поводу комнаты для Джи. И, в общем…

Уайт подходит к закрытой двери и опускает ладонь на ручку, на секунду замявшись и поджав губы. Арчи чуть прищуривается, даже не представляя, что за этой дверью. Зная Адама, в любых предположениях тебя будет ожидать конкретное фиаско.

– Вот, – наконец кивает он и открывает дверь, впуская Арчи внутрь.

И тот замирает прямо на пороге. Многие бы предположили, что в этой комнате все обставлено на манер идеальной детской из зарубежных мелодрам? Однако это не так. Вместо чего-то, хоть как-то отдаленно напоминающего детскую, эта комната – просто мечта для существования… Арчи!

Длинный диван посередине, плазма на стене и на журнальном столике приставка, на которой Арчи умудряется разглядеть коробку с FIFA, несколько кресел-мешков, комод и стенка, заваленная дисками, всякими памятными вещами Адама и кучей фотографий из разных временных этапов жизни Уайта.

– Слушай, ты если съехаться со мной хочешь, то хоть бы цветочки подарил для начала, – немного странно и нервно отшучивается Арчи, глазея по сторонам.

Адам смеется, да только ему не смешно.

– Обхохочешься, – чуть напряженно отзывается он. – В общем, я не знаю… Ей тут комфортно будет?

Арчи смотрит на него не читаемым взглядом. В глубине души он рассчитывает на то, что у Адама просто юмор такой. Не считает же он на самом деле, что для девчонки, которой только в феврале четыре стукнет, будет комфортно – как он выразился, – жить в комнате для видеоигр?

Адам немного нервно запускает сжатые кулаки в карманы брюк, терпеливо ожидая ответа парня. Проклятье. Да он же не шутит…

– Серьезно, Уайт? – саркастически щурится он и качает головой. – На пуфике с шариками-антистресс под звуки плейстейшен?

– Ну…

– Мечта, Адам! – восклицает Арчи, но Уайт впервые за годы дружбы сарказма в голосе не распознает.

Мужчина смотрит по сторонам, изучает взглядом комнату и, кажется, правда не понимает, что отвечать или делать в принципе.

– Черт возьми, Уайт, включи мозги, будь добр, – не выдерживает Арчи, и Адам переводит на него взгляд.

А в нем – немая просьба и громкое «пожалуйста». Когда Адам сказал, что отец из него никудышный, он не давил на жалость. Он просто понятия не имеет, что значит быть им.Так что Арчи решает взять все в свои руки.

«Ты станешь прекрасным отцом, я обещаю.»

– Собирайся, Адам,– выходит из будущей комнаты девчонки Арчи, направляясь ко входной двери.

– Куда? – теряется тот.

Арчи останавливается и поворачивается к застывшему Адаму, которого – парень теперь почему-то уверен в этом на двести процентов из ста, – он не оставит одного ни при каких обстоятельствах. Обещание взрывается в мыслях само, и Грин в него верит. Парень улыбается.

– Нам пора в детский магазин.

«Твоя девочка будет тобой гордиться».