Читать книгу Лето в январе - Рия Литвинова - Страница 9

На сковороде готовятся в собственном соку румяные кусочки белого мяса, и Дженни безучастно их помешивает, чуть сдвинув брови и полностью погрузившись в себя. Арчи стоит рядом с ней, пытается мелко рубить салат в будущий «Цезарь» и искоса поглядывает на отреченную подругу. Не нужно быть экспертом, чтобы понять, что с ней происходит, ведь Арчи ее лучший друг и не заметить состояния девушки попросту не мог.

Дженни последние несколько дней сама не своя. Она сутками напролет полностью погружена в себя. Стала страшно рассеянна и забывчива, даже умудрилась забыть о встрече с одной невестой, и теперь ее перенесли на две недели, за что Дженни пришлось миллион раз извиниться за совершенно не свойственную ей некомпетентность, но девушка оказалась отходчивой и была рада даже тому, что ей просто удалось к Дженни попасть.

Арчи все это видел, но завести разговор все никак не решался. Отчасти все это случилось по его вине. Ведь в последнее время Арчи времени уделял Адаму больше, чем лучшей подруге, забив здоровенный такой хрен на окружающий мир и собственную девушку. Это ему тоже аукнулось, не просто же так пятничный вечер Арчи проводит не в компании своей любимой, а помогая подруге готовить ужин.

«Ужин на одного». И как бы ужасно это не прозвучало, Дженни привыкла к сочетанию этих слов, будучи в браке.

После съемок Арчи, как обычно, поехал домой, потому что, позвонив Адаму и услышав, что помощь пока не нужна и приезжать не надо, парень искренне расстроился. Реджина жила у Адама уже три дня, и Арчи пока ни разу к ним не наведывался. Адам только повторял: «Хорошо все, все хорошо, не приезжай, порядок.»

И Арчи не приезжал, но все равно был весь на нервах, телефона из рук не выпускал, и, пожалуй, как раз на этой почве они с Одри и поругались. Просто другого объяснения Арчи найти не мог. Брук завязала скандал из воздуха, кричала так, что соседи наверняка по всей улицу слышали, и в итоге все свелось к тому, что «Этот Адам тебе дороже меня!» И Арчи даже ответить было нечего, потому что какая-то тихая часть его сознания тихо сказала: «Да, так оно и есть».

Грин дома находиться уже просто не мог, стены давили на него, атмосфера в комнатах стала какая-то чужая, и пах весь дом по-другому. В воздухе витало одиночество и что-то еще. Запах, который был Арчи не знаком. Парень даже окна нараспашку открывал, проветривал всё, но ничего не поменялось. Обои, казалось, тоску и этот запах в себя впитали полностью.

Арчи вылетел из дома пулей, оставив Одри без ответа на ее ругань и, тут же набрав номер Дженни, – потому что больше некого, – получил добро, чтобы приехать. Харрис-Портер снова проводила свой вечер одна.

– У тебя что-то случилось? – не поднимая головы, задает вопрос Дженни, убрав рукой длинный, густой хвост за спину.

Арчи часто моргает, стараясь снова влиться в реальность и разговор, но получается не сразу.

– Что? – качает головой он.

– Ты потерянный, – жмет она плечами, – а три дня назад сиял, как новенький пятак, – достает из холодильника сыр девушка и снова подходит к другу. – Я даже подумала, что ты Одри предложение сделал и решил это от меня скрыть.

Арчи кашляет, поперхнувшись, казалось бы, обычным воздухом.

– Полегче, Портер, – он часто называет ее девичьей фамилией. – Давай поаккуратнее на поворотах, – снова чуть кашляет Грин и качает головой. – Не делал я никакого предложения. Да и не особо собирался.

Дженни про ссору Арчи с Одри не знает, он решил ей не говорить. У нее своих проблем по горло, и Арчи не видел никакого смысла загружать ее бытовыми ссорами других людей.

– И не надо, – аккуратно нарезая кубиками сыр, негромко говорит Дженни. – Гиблое это дело.

Арчи непонимающе смотрит на то, как девушка все так же безучастно нарезает в большую глубокую миску ингредиенты, отрешенно глядя перед собой.

– Ты про что? – не совсем понимает он.

Она сбрасывает с доски кубики сыра и, на мгновение замявшись, переводит взгляд на парня. И в глазах у нее отчаяние. Столько отчаяния, что в нем можно было бы утопить всех людей мира.

– Про брак, – наконец произносит она и снова отворачивается, тут же жалея о том, что решила об этом заговорить.

Она проплакала всю ночь после того, как уехала Одри, и Дженни чувствовала себя от этого ужасно. С утра глаза ее были красные и опухшие, так что пришлось повозиться с макияжем, чтобы на работе не задавали вопросов. Дженни расклеилась по всем параметрам и делать так больше не хотела. Она собрала всю волю в кулак и взяла себя в руки.

Пола она за три дня видела два раза, и оба раза были мимолетными, как, впрочем, и всегда. Девушка все сильнее ощущала ту самую пустоту, про которую рассказала Одри, и от этого ей становилось хуже. Она почти не спала, полностью погрязла в работе. Бралась даже за то, что откладывала в долгий ящик, или хваталась за проекты, которые будут еще очень и очень нескоро.

Она делала всё, чтобы заполнить себя любимым делом. И едва сдерживалась, но не звонила Митчеллу.

– Дженни, – подает голос Арчи, и в нем столько сожаления, что девушка непроизвольно морщится, чуть отвернувшись в сторону. – У тебя ведь не всё хорошо, верно?..

Она глубоко вдыхает и поворачивается к парню, выдавливая на лице слабую улыбку.

– Все хорошо, – кивает Дженни, – хорошо все…

И снова утыкается вниз, продолжая помешивать грудку. Арчи непроизвольно хмурится, когда Дженни это говорит. «Где-то я уже это слышал», – проносится у него в голове. Он вынимает из кармана телефон.

Арчи (20:27): Ты уверен, что мне не стоит приезжать?

Адам (20:27): Уверен.

Арчи (20:28): Ты ответил слишком быстро

Арчи (20:28): И мне не нравится точка в конце

Адам (20:30): Грин…

Арчи (20:30): А теперь отвечал слишком долго

Адам (20:31): Прекрати играть в следователя. Все хорошо

Грин блокирует телефон и откладывает его на край стола. Чувство тревоги не покидает парня с того момента, как они три дня назад вышли из конторы Данн и Роттса. Арчи даже с девчонкой не познакомился, Адам тут же усадил ее в детское кресло на заднем сидении, провозившись какое-то время с ремнями, а после, пробормотав Арчи слова благодарности и пожав руку, уехал, оставив того одного наедине со своими мыслями.

Парань почувствовал тянущую под ложечкой тоску ровно в тот момент, когда машина скрылась за поворотом, и ему от этого даже не по себе стало. Он внезапно четко понял, что ему действительно тяжело переживать разлуку с Адамом, и причины он понять так до сих пор и не мог.

Хотелось сорваться с места, начать махать руками, закричать во всю глотку его имя и попросить вернуться, но автомобиль уже давно скрылся за поворотом, и даже если бы Арчи закричал, Адам бы не услышал. Экран мобильника загорается снова, и парень чуть вздрагивает, тут же обращая на это внимание и максимально быстро возвращаясь в реальность. Взгляд читает светлые буквы.

Адам (20:33): Спасибо

Грин берет телефон в руку, бездумно глядя на сообщение, и хмурится. Почему Адам это написал? За что он благодарит его? Не за что благодарить, кажется. Арчи непонимающе смотрит на диалоговое окно, и его пальцы немного дрожат в согнутом положении над клавиатурой.

Арчи (20:35): За что?

Дженни тихонько матерится безобидным «черт», когда из ее рук падает на пол деревянная длинная ложка, которой она мешала белое мясо. Грин поднимает глаза.

– Вино будешь? – не дав ему задать вопрос, начинает говорить первой Дженни и подходит к холодильнику, открывая дверь и прикладываясь к ней виском. – Красное сухое есть и белое полусладкое.

Харрис-Портер поворачивается к парню, но он снова весь погружен в свой телефон. Дженни слабо улыбается. Ему хотя бы есть кому писать. Арчи с Одри повезло. Одри с Арчи – тем более.

«Боль, пожалуйста, уйди из меня».

Дженни чуть морщится от щемящей тоски, которая вырыла уже слишком глубокую яму у нее в грудной клетке, и подходит к столешнице, стараясь занять себя готовкой. И Грин вздрагивает, подпрыгивая на месте, от ее громкого и резкого:

– Ну, Арчи, ну, твою мать!

– Че? – не понимает он, беспомощно оглядываясь по сторонам в поисках причины ора подруги.

– Плечо, – в рифму отвечает Дженни и раздраженно указывает руками на миску с салатом, нарезкой которого занимался парень. – «Да самого Цезаря мельче порубили, чем ты – этот салат!»

Девчонка без проблем цитирует Гордона Рамзи, даже не замечая этого, потому что провела времени за просмотром его передачи куда больше, чем следовало. Она выпаливает это на одном духу, хмуря аккуратные брови и надувая и без того пухлые губы.

Пару секунд на кухне царит молчание, а потом Арчи резко пробирает на заливистый смех. Его пополам складывает, и Дженни больше не может злиться. Она улыбается, закрывая лицо ладошкой, и от того, что девушка хоть немного отвлекается, Арчи становится намного легче.

«Ты заслуживаешь быть счастливой».

Дженни, кажется, и правда наконец переключается с гнетущих мыслей и вливается в домашнюю реальность этого пятничного вечера. Она задает риторический вопрос по поводу вина, а затем отмахивается, ставит на столешницу бутылку и белого, и красного и тянется наверх за двумя бокалами.

Грин снова реагирует на внезапное оповещение телефона, и улыбка буквально спустя секунду стирается с его губ. Он напряженно смотрит на экран, а после, сжав телефон в руке, встает на ноги.

– Дженни, только обещай не бить, – произносит Арчи, и девушка поворачивается к нему, сжимая в руках бокалы.

– Что такое? – все еще улыбается она, предполагая, что парень снова что-то в банальном рецепте салата напутал.

И Арчи хочется ударить себя по лицу за следующие слова.

– Мне уехать надо, – виновато произносит он.

Дженни на глазах гастнет. Она опускается с носочков на ступни, широкая улыбка пропадает с губ, и глаза теряют свой блеск. Девушка поджимает губы, оставляя бокалы на столешнице, и непроизвольно горбит плечи.

«Оно ломает ее».

– Не страшно, – улыбается она, поворачиваясь к парню. – Я всё равно поработать собиралась. Спасибо, что заскочил.

«Одиночество Дженни убивает. Оно ломает ей хрупкие кости».

Арчи подходит к подруге и целует ее в макушку, мягко обнимая широкой ладонью за шею. Грин для нее – старший брат, в котором она всегда нуждалась. Всегда поддержит, выслушает, поймет. Наверное, именно поэтому у нее подруг было всегда не так много. Арчи был ее абсолютным спасением. Он снова извиняется, на что девушка только качает отрицательно головой, мол, перестань; прощается с Дженни немного скомкано, потому что снова весь в телефоне, и, натянув на ноги кроссовки, обещает ей завтра позвонить, после чего закрывает за собой дверь.

И в дом снова просачивается из-под плинтусов гнетущая тишина. Дженни на мгновение закрывает глаза и делает глубокий вдох, сжимая на худых предплечьях дрожащие руки. Она вторит себе в миллионный раз, что все будет хорошо.

«Почему никто не предупредил, что это будет так трудно?»

Девушка мотает головой и возвращается на кухню. Сбросив остатки ингредиентов в миску, Дженни мешает все это, заправляя соусом, а после замирает с ложкой в руке и чертыхается. Она бросает ложку в мойку и ставит миску в холодильник, даже к ней не притронувшись.

Дженни берет один бокал, останавливает свой выбор на белом вине и идет в гостиную, усаживаясь возле дивана и упираясь ступнями в рядом стоящий журнальный столик. Это не тот пятничный вечер, на который рассчитывает замужняя девушка.

Харрис-Портер включает телевизор. Несколько секунд устройство плавно разогревается, и за это время девушка успевает налить себе половину бокала. Она делает небольшой глоток, и в тот же момент он встает у нее поперек горла, потому что происходящее на экране дает ей звонкую пощечину. «Век Адалин».

Дженни понимает, что не выдерживает. Она прячет лицо в ладонях и старается подавить в себе желание пойти на кухню и покурить. Девушку ломает, и она не справляется, вскакивая с места и хватая с журнального столика пачку сигарет.

Она садится на подоконник, сжимает слишком сильно зубами белый фильтр и старается чиркнуть зажигалкой, но дрожащие руки ее подводят. С пятой неудачной попытки девушка не выдерживает.

– «Нельзя вечно избегать людей, Адалин», – звучит голос из колонок в гостиной. – «Остановись. Хватит убегать».

Дженни обнажает зубы в плаксивом оскале, бросает сигарету с зажигалкой в ноги и бьется затылком о пластиковую белую стену возле окна. И с каждой последующей секундой ей становится все хуже. Внутри что-то накаливается и начинает дрожать. Она так устала. Господи, так устала.

– Я хочу, чтобы это закончилось! – срывая голос, внезапно кричит Дженни, хватаясь за голову, и в следующую секунду чуть не лишается рассудка, когда ее оглушает трель дверного звонка.

Девушка вздрагивает и замирает. Сердце пропускает один гулкий удар, не разбивая глухим импульсом грудную клетку. Дженни медленно поднимается на ноги, двумя быстрыми движениями смахивая с щек противные слезы. Наверное, Арчи забыл что-нибудь. Разумеется, это Арчи. Кто же еще?

Дженни тут же успокаивается от собственных мыслей. Возможно, у Грина поменялись планы, и она не останется одна в этот пятничный вечер. Обрадовавшись, девушка широко улыбается и, в несколько шагов почти добежав до двери, тут же ее открывает.

И перестает чувствовать под ногами почву. Сердце напрочь отказывается работать. Мич стоит перед ней собственной персоной, тяжело дышит, будто долго до этого бежал, и смотрит на девчонку, которая сама застыла в дверях, не в силах пошевелиться.

Но один его взгляд – всего один, – и Дженни понимает, как страшно сильно нуждалась в нем все эти дни.

«Зачем ты сделал это со мной?»

Дженни Харрис-Портер красивая. Она такая красивая, Боже. Бейкеру эти несколько дней без нее поперек горла встали, и он знает, что сам в этом виноват. Во всем виноват только он один. Он загибался. Загибался без нее, черт возьми.

Ведь Арчи его предупреждал. Да и он сам себя предупреждал, но советов, разумеется, не слушал.

– Прости, – на выдохе произносит он, не в силах перестать смотреть на нее.

Ее глаза такие светлые. Такие чистые и глубокие, а в них – космос. Целая Вселенная, в которой не страшно и погибнуть. Девушка несколько раз моргает, чуть хмурится, не понимая, и сглатывает.

– За что? – покачав головой, шепотом спрашивает она.

И в груди что-то резко щемит; как по щелчку разрывается теплом под ребрами. Мич делает два шага вперед и, обхватив лицо девчонки ладонью, резко наклоняется к ней, прижимаясь своими губами к её губам, лишая воздуха и отключая мысли.

Дженни задыхается от прикосновений мягких губ и выдыхает горячий выдох в поцелуй, зажмуривая глаза и сильнее склоняя голову вправо. Она позволяет ему углублять поцелуй. Позволяет ему, черт возьми. Позволяет. Он нажимает большим пальцем ей на подбородок, заставляя распахнуть губы, и скользит языком внутрь, внизу живота все трижды переворачивается кульбитом.

«Пол тебя не достоин. Он тебя не достоин, черт возьми».

Мич мягко втягивает в себя ее нижнюю губу и, чуть отстранившись, соприкасается с девушкой лбами. Сердце лупит по ребрам так сильно, что того и гляди – появятся трещины; дыхание тяжелое и частое, в голове шум, и ноги почти не держат.

– За это, – одними губами произносит Бейкер и, не дав девушке опомниться, вылетает из ее квартиры, закрыв за собой дверь.

Дженни шарит рукой, стараясь найти опору, и, когда наконец прислоняется спиной к стене, спускаясь по ней вниз, чтобы сесть, касается кончиками пальцев своих губ. Девушка закрывает глаза.

«Что мы только что сделали?»

Дженни старается повторить про себя, что она… хорошая жена? И слова в сознании звучат уже не так уверенно.

«Останься в моей голове. Без тебя там слишком одиноко».

Губы все еще пульсируют, запечатав на себе поцелуй Митчелла. И на них – его вкус, а в легких до отказа – запах.

***

Адам (20:33): Спасибо

Арчи (20:35): За что?

Адам (20:37): Что ты есть

Уайт откладывает телефон в сторону, заблокировав экран, и трет лицо ладонями, крепко зажмуривая глаза. Несмотря на то, что Адам написал эти слова, он все равно корил себя, потому что снова сделал это. Снова сказал Арчи, что в нем не нуждается.

Это было ложью. Адам в нем нуждается.

Крошка Джи живет у него всего три дня, но у Адама уже сдают нервы. Девчушка хорошая, страшно веселая и очень послушная, что нетипично, насколько он знал, для детей, которые на пороге кризиса трехлетнего возраста, что представляет из себя абсолютную поперечность ребенка из разряда: «да – это нет», а «нет – это да».

Девчушка же, наоборот, будто чувствует, что папе и так тяжело, поэтому старается быть послушной. Она кушает всю манную кашу на завтрак, показывая папе дно пустой тарелки и улыбаясь при этом так, будто стала олимпийской чемпионкой. Она ложится на обеденный сон точно по часам, после прогулки и обеда, спит ровно два с половиной часа и, проснувшись, тихонько ворочается, первое время не позволяя себе позвать папу на всю квартиру, чтобы оповестить о том, что она проснулась.

Малышка страшно любит мозаику и копошилась с ней однажды целый вечер, пока Адам старался сосредоточиться на репетиции своей партии на гитаре, но у него все равно не особо получалось, потому что он внимательно следил за тем, чтобы она никуда эти маленькие детали не пихала, кроме как в специальные лунки на основе.

Казалось бы, мечта, а не ребенок. Живи и радуйся – ты справляешься! И это несмотря на то, что чертова манная каша получается с огромными и мерзкими комками, которые девчушка тактично сваливает всякий раз за край тарелки.

Однако есть одна деталь, которая Адама добивает на всех уровнях. Кажется, что и жаловаться-то не на что, ребенок – маленькое чудо, но, несмотря на всю радость и улыбки малышки днем, ночью все становится на редкость плохо.

Реджина каждую ночь плачет. Делает она это тихо, почти беззвучно. И после первой ночи Адам этого даже не понял. Причина влажной наволочки была найдена лишь на следующую ночь. Крошка Джи дожидается, когда папа уйдет, выключит свет и прикроет дверь, а после включит телевизор в гостиной. Только услышав шум телевизора, девочка начинает плакать.

Адам услышал это, когда случайно проходил мимо комнаты дочки на кухню. Он остановился, приоткрыл дверь и замер. На пару мгновений у него сердце перестало биться, потому что она прижимала к груди одну из игрушек, которую выбрал для нее Грин, и, крепко зажмурившись, тихонько плакала.

Девчонка – истинной крови семейства Уайт. На людях может поспорить с солнцем, а в глухом одиночестве – выпустить на волю эмоции. И это проявилось у Реджины уже в этом возрасте. Она умна не по годам. И вся в отца.

Телевизор шипит на маленькой громкости, потому что Адам вслушивается в любые звуки из детской. Он так сильно надеется, что ничего не услышит, но его ожидания не оправдываются. Уайт кусает губы: из детской доносится тихий плач. Адаму самому хочется плакать вместе с дочкой, потому что он копается в себе, стараясь понять причину слез ребенка.

Днем она активна, улыбается и заливисто смеется, а ночью выпускает из себя вот такого рода эмоции. И непонятно: то ли она не говорит, что ей что-то не по душе, то ли это ритуал у нее такой перед сном, чтобы спалось лучше, то ли она старается держать эмоциональный баланс, что маловероятно, учитывая ее возраст, либо…

Либо по матери скучает.

И такое объяснение кажется Адаму самым разумным. Он встает с места, потирая лицо ладонями, и идет в детскую, дверь которой всегда приоткрыта. Реджине спокойнее, когда комнату прорезает полоса света, она так чувствует себя в безопасности, зная, что кто-то рядом. Адам входит в комнату, и девчушка тут же прижимает игрушку к глазам, будто стараясь скрыть эмоции от папы.

Адам же, в свою очередь, чувствуя, как что-то ноет в груди, присаживается на кресло рядом с постелью и, чуть откинув одеяло, берет девчонку под мышки на руки, прижимая к себе. Джи цепко обнимает одной рукой шею папы, из другой не выпуская диснеевского Тигрулю, и опускает голову на плечо родителя, тихо всхлипнув.

– Тише, девочка моя, – поглаживает ее по спине Адам, стараясь успокоить. – Все будет хорошо.

Малышка всхлипывает, и это в щепки рвет грудную клетку мужчины.

– Папа у тебя так старается. Солнышко, так старается, – покачивается он, закрыв глаза. – Может, ты кушать хочешь?

Она поднимает голову и, убрав рукой с лица волосы, трет глаза. Выглядит это в полутьме ужас как мило, если не знать, что трет глаза малышка не потому, что хочет спать, а потому что соленые слезы щиплют.

– Не хочу, – мотает она головой.

– А что ты хочешь? – старается понять дочку Адам.

Уайт ответ услышать боится. Очень боится. Ведь он правда старается. Он так старается, Господи. И ему не хватает в данной ситуации только одного человека. Арчи. Он страшно нуждается в Арчи.

– К маме.

У Адама в груди что-то взрывается. Взрывается и болит, причиняя почти физическую боль. Как объяснить трехлетней девочке, что от нее отказалась мать? Как дать понять ребенку, что маму она больше не увидит? Адам не может подобрать слов, чтобы сделать это. Он не знает, как сказать ей.

– Мама уехала, принцесса, – убирая ей за ухо волосы, наконец произносит Адам, слегка запнувшись.

– А куда? – склонив голову вбок, интересуется она.

Любознательная, блин. И такая красивая девочка. Реджина почти слепит Адама синевой своих глаз.

«Малышка, ты заслуживаешь знать, что случилось у мамы с папой, но ты пока совсем не готова».

– Далеко, – негромко отвечает он.

– А скоро вернется?

Если бы Адаму дали выбор: отправиться в тур и быть в дороге целый год по всему миру, без возможности видеть родных, или объяснить дочери, где мама, он бы выбрал первое. Дважды выбрал, потому что ему еще никогда и ни от чего не было так сильно эмоционально больно, как от таких, казалось бы, обычных вопросов трехлетней дочери.

– Не знаю, принцесса, – признается Адам. – Я правда не знаю.

Крошка Джи снова прижимается лбом к слегка колючей щеке Адама и тяжело вздыхает, перебирая пальцами хвост Тигрули.

– Я скучаю по маме, – открыто и честно говорит девочка.

– Это пройдет, – машинально выдыхает мужчина, глядя на то, как на темных стенах и потолке медленно ползут синеватые пятнышки аналога звездного неба, встроенного в лампу, которую выбрал Арчи.

Он укладывает девочку обратно в постель и садится рядом, хватая с полки еще новую, ни разу не открытую книжку про какую-то принцессу с длинными светлыми волосами. Ребенка нужно отвлечь, и Адам начинает читать. История оказывается на удивление долгой, но малышка слушает внимательно, рассказ не прерывает, завороженно слушает голос отца, чуть ли не в рот ему заглядывая – так хорошо он рассказывает – и не забывает рассматривать картинки.

Дело уже близится к финалу, когда в дверь внезапно звонят. Адам смотрит на наручные часы, которые показывают четверть одиннадцатого. Гостей он не ждет, определенно.

– Кто это? – приподнимается на локтях Реджина, глядя в сторону двери.

– Без понятия, – трет глаза Адам, поражаясь заряду жизненной энергии девочки, и уже в данную секунду принимает решение гулять с ней вечером подольше.

– Это мама?

Адам останавливается, поджимая губы. Он не учел, совершенно не учел, как может быть сложно.

– Нет, Джи, – отвечает он. – Это не мама.

Уайт откладывает книгу, поднимается на уставшие ноги и заставляет тело функционировать, очнувшись ото сна. В области затылка пульсирует от усталости и неопределенности. Он совершенно не знает, как себя вести с ребенком. Задумавшись, Адам даже забывает посмотреть в глазок, просто открывает дверь и…

– Грин?..

Он полноценно вдыхает., кажется, впервые за долгое время, и измученный организм насыщается желанным кислородом.

«Господи, ты пришел».

– Т-ты чего пришел? – заикнувшись, моргает Адам.

«Спасибо. Боже, спасибо».

– Точка в твоем сообщении меня смутила, – наигранно серьезным тоном заявляет Арчи, и Адам шлепает себе ладонью по лицу.

– Ты нормальный вообще? – не может он сдержать улыбку.

Приехал. Он сам приехал. Арчи ему улыбается и только сейчас окончательно понимает, как сильно скучал. Это же просто уму непостижимо. В груди разливается приятное тепло, и каждый уже готов ринуться вперед, чтобы обнять, руку пожать, прижать к себе или что угодно, но что-то невидимое останавливает их обоих, и они только неловко переминаются с ноги на ногу.

– Заходи, – наконец кивает Адам, стараясь сменить тему.

Приветствие действительно скомканное, и они оба не понимают, почему так выходит. Парень снимает кепку, бросает ее на вешалку и поправляет пальцами челку, отчего по просторному коридору раздается звон браслетов. Адама это успокаивает, он начинает чувствовать себя лучше.

– Она еще не спит? – кивает в сторону детской Арчи, и глаза у него при этом горят так, что с ума сойти можно. Парень себе места не находил все это время: он страшно хотел познакомиться с малышкой. Адам улыбается, глядя на то, как Арчи почти умоляюще ждет ответа мужчины, явно рассчитывая на то, что он положительный.

– Не спит, – кивает Адам, и Грин вскидывает руки, чуть ли не подпрыгивая на месте. Звон его браслетов уже граничит с колоколами в воскресных церквях.

– Бля, ура, – выдыхает он.

– Так, во-первых, никаких «бля», – строго начинает Адам, – во-вторых, – он принюхивается, – блять, ты курил?

– Ты ж сказал без «блять».

– Я сказал без «блять», – напоминает Адам, а потом осекается, понимая сказанное. – А, блять. Да блять, – возмущается от собственной глупости мужчина, шлепнув себе по губам.

Грин тихо смеется, и на душе от этого так тепло становится, что Адам в безобидном жесте замахивается на манер «сейчас получишь леща», но затем успокаивается, в примирительном жесте вскидывая руки.

– Ладно-ладно, тихо, – кивает он. – Сходи помой руки, от тебя несет, как от табачного ларька. Щетка зубная новая во втором ящике под зеркалом с правой стороны. И потом приходи, познакомлю тебя с ней.

Парень вскидывает брови.

– Давай-давай, шевели булками, она может взять и уснуть в любую секунду.

Грин послушно идет в ванную и закрывает за собой дверь. Арчи улыбается. «Командует, как папочка», – проносится у него в голове, и он смеется над собственным каламбуром. Выполнив все пункты, которые озвучил ему Адам, Грин выходит из ванной, демонстративно показывает чистые руки, попутно с этим едва справляясь с приступом смеха, и они наконец идут в ее комнату.

Адам ненадолго замирает возле детской, вспоминая, как всего несколько недель назад он точно так же взволнованно стоял возле двери, собираясь показать Арчи комнату, которая должна будет стать детской, и теперь эта комната не пустая. Теперь там живет его девочка.

«Наша девочка».

– Джи, – негромко зовет ее Адам, и та отрывает взгляд от картинок в книжке, потому что до этого, кажется, терпеливо ждала, когда папа вернется и расскажет ей историю до конца. – Я хочу тебя познакомить кое с кем.

Адам приоткрывает дверь, и девчонка чуть выпучивает глаза, когда видит такую здоровенную улыбающуюся дылду в розовой толстовке. Арчи даже не понимает, как слегка пугает малышку, но та держится бойко, хотя и побаивается, но под одеяло не прячется, а это уже хороший знак.

– Привет, – сияет парень, присаживаясь на колени рядом с кроватью девочки. – Я – друг твоего папы, и меня зовут Арчи.

Девчонка смотрит на папу, и тот кивает, мол, все хорошо, не волнуйся. У Адама внутри взлетает ввысь маленькая стая бабочек, когда Грин протягивает девчушке руку в знак приветствия, и та, немного поразмыслив, цепко хватается пальчиками за его длинный указательный палец.