Читать книгу Лето в январе - Рия Литвинова - Страница 7

– Одри, два кофе в мой кабинет, – нажав на красную кнопку проводного телефона, произносит Джеймс, после чего снова вникает в бумаги.

– Конечно, мистер Роттс, – спустя пару секунд отзывается Брук, и в кабинете адвокатов снова становится тихо.

Меган полностью погружена в новое дело о разводе, в котором мороки даже больше, чем по делу Уайтов, поскольку тут не только раздел имущества колоссальный, но еще и за детей оба супруга борются. И за такое дело Меган готова потеть и по новой, как первокурсница, перелопачивать семейное право в поисках ответов, потому что тут за детей борьба идет чуть ли не насмерть, в то время как дело Уайтов по-прежнему марким осадком осталось в душе Меган Данн.

– Как она на нас вышла?

Джеймс, чуть оттолкнувшись от стола супруги, поворачивается к ней лицом и отрывает взгляд от договора, небрежно передавая его в руки Меган. Женщина вливается в реальность, ретируясь из собственных рассуждений и поправляя на переносице очки, после чего берет в руки бумаги.

– О чем ты? – не сразу понимает она.

– Синтия Уайт, – чуть кивает Джеймс, и Меган непроизвольно морщится.

– Мы уже разобрались с ними: бумаги готовы, и ребенка Адам забирает сегодня в пять вечера. Синтия привезет девочку сюда.

От упоминания имени этой девушки у Меган снова пробегаются вдоль позвоночника мурашки. Она совершенно не может понять ее. Не может переварить и здраво оценить ее поступок, потому что это не просто неправильно, это почти аморально. Что двигало Синтией, когда она решила просто взять и отказаться от дочери? От родной девочки. От человечка, которого растила два года? Или, может, она и не растила ее вовсе. Этого никто не знает. В голову к ней никто залезть не сможет.

– Зачем ты вообще о ней вспомнил? – хмурится Меган, снимая очки и начиная немного нервно покручивать их в руках. – Дело разрешили на удивление удачно, проценты с выигрыша летят на счет по сей день. Я буду присутствовать при передаче ребенка отцу, затем наведаюсь с проверкой два раза за полгода. И всё. Уверена, что мы их после всего этого не увидим больше.

Джеймс напряженно смотрит на перевернутый вверх ногами договор, запустив руки в карманы брюк, и определенно что-то активно старается понять, взвешивая мысленно все варианты. Меган знает это выражение лица любимого: он определенно чувствует какой-то подвох. Вот только пока непонятно – какой именно. Тишину в офисе нарушает стук в дверь.

– Входи, Одри, – чуть вытянув шею, проговаривает Меган.

Дверь не сразу осторожно открывается, и помещение просторного офиса наполняется цоканьем каблучков Брук, которая несет им дымящийся, только что сваренный черный кофе со сливками. Девушка мило улыбается своим начальникам, как делает это всегда, и ни слова не произносит. Адвокаты ценят молчание.

– Уверен, что не все так просто, – продолжая сосредоточенно смотреть на договор, произносит Джеймс, вынимая руку из кармана и указывая пальцем на пункт, который касается опекунства девочки. – Все было слишком просто, – качает он головой. – Так не бывает, это же не сказка, а реальная жизнь.

Одри будто специально медленно ставит на стол поднос и подает кофе начальникам. Салфетница и абсолютно не нужная им сахарница тоже теперь стоят на столе. На самом деле девушку просто разрывает от такой возможности услышать любые новости, касающиеся этого дела.

– Ты ищешь подводные камни там, где их нет, – отрицательно качает головой Меган и осторожно берет в руки горячую чашку. – У нас с ней был приватный разговор, я узнала абсолютно всё, что можно.

– А с чего ты решила, что она сказала тебе правду? – ведет линией плеч Джеймс и отпивает большой глоток крепкого, но чертовски необходимого кофеина.

– Под присягой только неадекватные стали бы лгать, – отвечает женщина, постукивая кончиками пальцев по стенкам чашки. – А она просто отчаявшаяся, так что ей скрывать правду не имеет смысла.

Одри чуть сжимает губы, напряженно выставляя и уже просто без необходимости поправляя на столе адвокатов все то, что принесла с собой на подносе. Ей бы чуть больше услышать. Ей нужно узнать что-то еще. Ей нужно.

– Только не говори, что защищаешь ее, – немного пылит Джеймс. – Синтия ото всех прав на дочь отказалась по щелчку пальцев, сбросив все на Адама и даже не подготовив его, и ничто ее поступка не оправдает.

Джеймс отставляет чашку и раздраженно выдыхает, подходя к окну. Они с Меган – хладнокровные адвокаты. Они оба знают свое дело слишком хорошо. Они оба никогда за все годы работы не поддавались человеческому фактору, а сейчас они оба сидят в этом офисе, на время отрезав себя от внешнего мира, и стараются копнуть куда-то вглубь, потому что все определенно так просто не закончится, так ловко начавшись.

Роттс не понимает, как девушка вышла на них и почему именно на них. Не знает, как они умудрились разрешить вопрос с разделом имущества так просто, и почему мать отказалась от дочери так, словно это старое, никому не нужное платье, купленное на распродаже в черную пятницу и непоправимо испорченное на вечеринке, что была прошлой ночью.

Это все как-то связано. Это все им аукнется в ближайшем будущем.

– Ты смогла бы от Джорджа с Лидией отказаться? – негромко произносит Джеймс, и Меган вздрагивает.

– Не переводи стрелки с работы на дом, это совсем другое, – на мгновение теряет беспечный стабильный контроль женщина.

– Нет, это не другое. Она отказалась от девочки не сама. Ее наверняка кто-то заставил, либо дал эту установку, вложил это ей в голову, и однажды она…

Джеймс поворачивается к Меган и осекается. Одри все еще в кабинете и греет уши, сжимая в руках пустой поднос. Девушка даже пошевелиться не может. Ее будто парализовали слова, которые она услышала.

– Можешь идти, – ровным голосом произносит Меган Одри, и та, в свою очередь, будто оттаивает ото сна и кивает, покидая кабинет начальников.

Брук вылетает из офиса, оставляет поднос на стойке и семенит ногами по дорогому паркету в сторону своего рабочего стола, хватая с него телефон. Пальцы вводят пароль, и Одри лихорадочно рыщет в телефонной книге имя. Когда слышится первый вызов, девушка выходит из приемной в курилку, чтобы ее было не особо слышно, и, лихорадочно щелкая зажигалкой, закуривает тонкий Винстон, ожидая ответа.

«… Синтия ото всех прав на дочь отказалась, сбросив все на Адама…»

«… Арчи (20:39): Не приеду, надо помочь Адаму…»

Внутренности скручивает узлом до размеров спичечного коробка. Одри даже представить не могла, во что может вылиться тот разговор. Нужно было поехать с ней, не стоило оставлять ее тогда одну. Надо было заставить ее тогда все рассказать и внимательнее следить за собственными вещами.

Она на это не подписывалась.

– Да? – наконец слышится тихий голос на той стороне провода.

– Твою мать, Синтия, – дрожащим голосом произносит Одри, жалея всем своим существом, что алкоголь тогда был целью ее вечера, а не подруга, и теперь она по уши в дерьме, в которое непроизвольно нырнула за руку вместе с остальными. – Детка, ты что наделала?..

И на том конце провода абонент не отвечает.

Узоры на полотне судеб начали меняться еще до того, как они все хоть что-то поняли. Мы все как цирковые зверушки, нацепившие костюмы и страждущие внимания и признания других. Если бы мы это понимали, мы бы многого не делали, но кто-то специально скрывает от нас истину. И если бы у героев этой истории появился шанс начать все сначала, они бы непременно его упустили, и это немудрено.

Простая истина вторит веками: люди всегда наступают на одни и те же грабли.

***

Адам внезапно понял одну вещь, правда, не сразу. Когда он находился рядом с Арчи, он не курил. Напрочь забывал про сигареты, и ему ни капли этой никотиновой отравы не хотелось. Создавалось впечатление, что парень курил за двоих, хотя, возможно, так оно и было. Даже если нервы сдавали по всем параметрам, Адам сигарету в руки не брал.

Сейчас Арчи рядом не, и второсортный табак снова обжигает Адаму нёбо. Уайт на нервах с самого утра. Неприятный колючий нервозный комок застрял между ребрами мужчины и мешает ему дышать.

Сегодня самый важный день за последний год его жизни. Сегодня Адаму нужно забрать Реджину домой, и мужчина не просто напуган – он в самой настоящей панике. Арчи он про сегодняшнее событие не сказал, но так и не понял, почему этого не сделал. Парень почти всю последнюю неделю с ним провел, чуть ли не дома ночевал, а у Адама язык не повернулся взять и сказать ему о самом важном событии, к которому они оба так долго шли.

Ссылаясь на очередное интервью, Адам попрощался с Арчи в половину первого и рванул ненадолго в студию, чтобы забить мысли хоть чем-то и не сойти с ума от осознания, что в пять вечера он окончательно привяжет к себе дочку.

План этот оказался провальным, и Адам понял это сразу, как переступил порог студии и взял в руки бас-гитару. Парень начал звонить: явно что-то почувствовал. На фоне этого осознания играть Адам не мог, нервы начали шалить только сильнее, и он, не выдержав очередного смс от Арчи, сорвался на улицу с пачкой сигарет.

– Ты же вроде бросил, – заставляет Адама подпрыгнуть знакомый голос, и он поворачивается, совершенно не ожидая увидеть подходящего к зданию Мича.

– «Вроде» не бросают, бросают «окончательно и бесповоротно», – произносит Адам и снова морщится, затягиваясь в очередной раз.

Бейкер щурится от августовского солнца, натягивая на глаза солнечные очки и подбираясь ближе к другу. Нервозность от того исходит волнами, и Мича даже чуть ведет в сторону от этого.

И вопрос снова встает ребром: спросить или нет?

– Адам…

– Да нормально все, Мич, – таким тоном, будто уговаривает слабоумного положить на место канцелярский нож, произносит он, заранее пресекая все попытки на разговор в духе «а что с тобой происходит».

Адам не хочет никому ничего говорить. Про разрушенный брак знают двое: Мич и Арчи. Про девчонку знает только один человек – Арчи. И этого достаточно. Уайт говорить про Реджину пока не хочет вообще никому, потому что, как только мужчина думает о том, что ждет их всех осенью, ему становится дурно. Грядет тур, и что-то Адаму подсказывает, что многое пойдет не по планну.

Ментальный гнев Гарольда Симпсона – креативного продюсера из музыкальной группы «Ad-Lib» уже тяжело дышит ему в затылок. Адам качает головой.

«Нет, не думай. Не надо думать об этом сейчас. Рехнешься».

И сознание слушается, оно не дает ему об этом думать. Вместо грядущего в ближайшем будущем вихря жестких событий у Адама перед глазами внезапно вспыхивает воспоминание о том, как несколько дней назад они с Арчи собирали кроватку.

– Я в шоке с этих ребусов, – округляет глаза Арчи, глядя на инструкцию по сборке только что привезенной курьером кроватки и детского комода. – Твою мать, да лего легче собрать из тысячи частей. Это кроватка что, из Икеи?!

Пацан забавно размахивает руками, обводя взглядом детальное безумие, аккуратно разложенное на паркете детской комнаты, и плюхается вниз, скрещивая перед собой ноги. Адам улыбается, присаживаясь с ним рядом, и выхватывает из рук парня инструкцию.

– Так, посмотрим, – деловым тоном произносит он, чуть нахмурив брови, и старается вчитаться в написанную на испанском языке инструкцию.

– Проклятье, Уайт, – смеется Грин. – Не пытайся выглядеть серьезным, а то у тебя пар из ушей сейчас повалит.

– Смейся-смейся, – кивает головой Адам, дергая уголками губ. – Я тут пытаюсь разобраться с инструкцией, а она на испанском!

– Тоже мне, блин, трагедия, – саркастически всплескивает руками Арчи. – Вот уж для тебя это явно не проблема. А на худой конец и переводчик в помощь, хотя я предпочитаю практический подход к любой ситуации.

С этими словами Арчи схватил детали и принялся за работу. И Адам подумал: «Боже, только бы не сломал». И Адам подумал: «Твою мать, как же все это странно». И Адам подумал: «Что бы я без него делал?»

Потому что парень в очередной раз доказал и себе, и Адаму, и всему, мать его, миру, что у него руки растут откуда надо. Кажется, что у него на подсознательном уровне что-то срабатывает, потому что Адам искренне поражается тому, как он на лету все схватывает.

В такие моменты Уайт чувствует себя ужас каким беспомощным и неумелым овощем, хотя он бродит на этой бренной земле на восемь лет дольше парня, и опыта в таких областях у него по всем законам жанра должно быть больше. Но это не старое черно-белое кино, законы жизни современного мира писаны всеми одинаково.

Арчи наоборот чувствует себя лучше, когда может хоть как-то помочь. Ему нравится проводить время с Адамом. За просмотром футбола, за обклеиванием детской комнаты, за покупкой коляски или сборкой кроватки. Арчи нравится быть нужным. И не кому-то там, с улицы. Ему нравится быть нужным Адаму.

Потому что Уайт, наверное, сам даже не понимает, насколько проще парню дышать становится за пределами собственной квартиры, стены которой с каждым днем давят на него все сильнее и сильнее.

Адам смеется, когда Арчи по-детски радуется очередной приделанной стенке к кроватке, и не может оторвать взгляда от его улыбающегося и счастливого лица. Разлука с Грином даже на пять-шесть часов переносится все сложнее и сложнее с каждым последующим днем. Когда они заснули вместе после футбола, Адам впервые так хорошо, крепко и спокойно спал.

Ему ничего не снилось, но проснулся он бодрым и выспавшимся, а такого с ним не было уже довольно долгое время. После пробуждения не было никаких разговоров по этому поводу, никаких косых взглядов или подколов. Они размялись после сна, и, когда Арчи уже был на низком старте, чтобы ехать домой, Адам как-то внезапно окликнул его и предложил позавтракать вместе. Парень тогда просиял.

«Позволь мне греть ладони о твою душу».

И остался.

– А мы точно все детали использовали? – на всякий случай интересуется Арчи, глядя по сторонам.

– Все, – кивает Адам.

Парни сделали пару шагов назад, глядя на детский комод и кроватку, на сборы которых они потратили около двух с половиной часов. Выглядело волшебно, и теперь оставалось дело за малым. Комната уже была проветрена, главные атрибуты комнаты установлены, и Арчи теперь с довольным лицом расставлял недавно купленные игрушки по полкам, пока Адам прикручивал бра рядом с кроваткой, на которой был режим звездного неба.

– Кто бы мог подумать, да? – раскладывая мягкие игрушки, задумчиво проговаривает Арчи.

– Ты о чем? – поворачивается к нему Адам. – Мы с тобой как два папаши, – дергает уголком губ Арчи, не сразу понимая, что говорит это вслух.

Парень поворачивается к Адаму, чуть прикусив внутреннюю сторону щеки, и на секунду задерживает дыхание, беспокоясь о реакции Уайта на эти слова. Но мужчина, недолго помолчав, смотрит ему в глаза и, чуть улыбнувшись, произносит:

– Ты в любом случае отцом получше меня будешь.

И у парня от воспоминаний дыхание перехватывает. Хорошо, что Адам тогда вышел из комнаты и не увидел этого. Как же хорошо, потому что Арчи это с собой в могилу унесет.

Арчи этого Адаму никогда не скажет.

– Хорошо сегодня на улице. Вроде всего половина четвертого, а уже закат близко. Осень не за горами, – задумчиво произносит Мич, наблюдая за низко летящими ласточками.

Адам немного вздрагивает.

– Что ты сказал? – не верит своим ушам мужчина.

– Осень, говорю, скоро, – повторяет Мич. – Тур, Северная, Южная Америка и Европа под подошвой. Черт, скорее бы.

– Нет-нет, – отмахивается то ли от слов, то ли от сигаретного дыма Адам. – Сколько, ты сказал, времени?!

Бейкер даже выпадает на мгновение от такой резкой смены настроения друга. Проклятье, как же стресс человека потрепал.

– Половина четвертого, – неуверенно повторяет он, искоса глядя на паникующего друга.

Твою мать. Через полтора часа надо забирать Реджину, а Адам мало того, что не выехал сейчас, потому что ему в другую часть Бостона, так от него еще и разит, как от табачной лавки. Проклятье!

– Жвачка есть? – нервно спрашивает Уайт, на что Мич без слов протягивает ему из кармана толстовки подушечку мятного орбита.

– От души, – кивает мужчина, закидывая ее в рот и направляясь в сторону студии. – Такси мне вызови, пожалуйста. Я сейчас вернусь.

Он оставляет Мича на улице, не дожидаясь его ответа, несется на всех парусах в уборную и, включив воду, сводит вместе ладони, после чего резко плещет прохладу себе на лицо. Мужчина дышит ртом, потому что воздуха будто становится втрое меньше. Он упирается ладонями в раковину и вытягивает руки, опуская голову вниз.

Адам в настоящей панике; у него внутри все дрожит так, будто температура с двадцати упала до нуля. Адаму страшно.

«Я просто не готов».

В этот момент возле студии паркуется черный форд, и, открыв водительскую дверь, из салона автомобиля вылезает взъерошенный Грин. Парень, видимо, снова спал до обеда – видно по сонным глазам. Мич решает, что прав, но орать на него в очередной раз по этому поводу не хочет.

Но он приехал, а причины Мич не знает.

– Вот вам и добрый вечер, – удивленно вскидывает брови Мич, пожимая руку парню. – Чего приехал? Ты в любом случае поздно. Студия скоро закрывается.

– Чертов Бостон, чертовы пробки, чертовы олени в пробках, – кивая, раздраженно загибает пальцы Арчи. – Мне продолжить?

– Забей, я все понял, – машет рукой Мич. – В любом случае, ты здесь, – задумчиво произносит он. – Знаешь, а ведь у меня столько вопросов к тебе, рехнуться можно. Но я прекрасно знаю, что ответа на них не получу. Вы же с Адамом теперь двадцать четыре на семь, у вас свои секретики, девчонки.

Арчи закатывает глаза. Если бы Адам захотел – он бы сказал. Ревность со стороны Бейкера в данной ситуации, пусть и дружеская, никому никуда не впилась, учитывая обстоятельства, в которые он сам по уши вляпался. Дженни ему рассказала.

– Мич, не тебе мне об этом говорить, вот серьезно, – выуживая губами из пачки сигарету, бубнит Арчи.

Бейкер даже весь пыл куда-то теряет, потому что единственная возможная догадка, появившаяся в его голове после фразы Арчи, тут же заставляет его сердце пропустить удар. Чертов орган, он выдает людей с потрохами.

– О чем ты? – хмурится Мич.

– Ты знаешь, – не собирается так просто отступать от этого разговора Арчи, потому что давно уже хотел обсудить это с Мичем, но все никак случая подходящего не было.

Хорошо, что они встретились сейчас, а не когда уже все стало бы слишком плохо.

«Все уже пошло под откос».

– Грин… – мотает головой из стороны в сторону Мич, а тот затягивается и смотрит другу прямо в глаза.

– Блять, ты же, знал изначально, что она замужем, – негромко выпаливает парень, и внутри у Мича что-то обрывается.

Он знал, что рано или поздно кто-то да заметит, а лучший друг Дженни не заметить состояние подруги не мог, тут к гадалке не ходи.

– Она замужем, – немного зло повторяет Арчи, и у него что-то в груди от несправедливости взрывается, когда следующая фраза срывается сама собой, – а ты…

– Я знаю! – не дает ему закончить фразу Мич, прерывая парня слишком резко, отчего тот замолкает, проглатывая половину предложения. – Блять, неужели ты думаешь, что я этого не понимаю?!

Мич закидывает руки за голову и опускает замок из пальцев на затылок, делает полукруг, после чего снова возвращается к застывшему Арчи. У Мича у самого все внутри горит. Плавится, мать твою, а поговорить не с кем. Единственный лучший друг погряз в своих делах. Адам дышит Арчи теперь, как воздухом, и это уже за версту заметно.

Митчелл один варится в собственных мыслях, и душу излить некому. Арчи читает эту боль в глазах Бейкера, понимая, что отчасти сам виноват.

– Будто я по своей воле иду на это, Грин, – уже тише говорит тот. – Блять, не выходит она у меня из головы, хоть убей, – обессиленно взмахивает рукой Мич и пинает попавший под ногу камень. – И сделать с этим ничего не могу, всё перепробовал. Виноват я, знаю. Грин, мать твою, знаю!

Арчи молчит, наблюдая за метаниями друга.

– Под кожей она у меня, Грин. Под кожей.

И Арчи даже ответить ему нечего. Очевидная, единственно правильная фраза срывается с языка парня быстрее, чем он думает:

– Остановись, пока не поздно, – делает глубокую затяжку Грин. – Ты ведь несколько жизней похеришь, если не отпустишь, сам ведь понимать должен.

Мич кусает внутреннюю сторону щеки и ничего не отвечает.

«Зачем ты вообще меня с ней познакомил?»

Ничего не отвечает.

«Ты мне приговор задаром оформил».

От гнетущего молчания, повисшего между ними, спасает открывающаяся дверь студии, из которой выходит Адам, на ходу застегивая две пуговицы черного пиджака и поправляя галстук. Как только Уайт поднимает взгляд и встречается глазами с Арчи, стоящим рядом с Мичем, у него перехватывает дыхание, и он замирает на месте.

Какое-то время они все просто молчат, и Адам читает в глазах парня настоящую обиду, в то время как Арчи видит в синеве Грина раскаяние.

– Как ты… – начинает Адам.

– Одри, – не дав ему договорить, произносит он. – По дороге расскажешь, – кивает в сторону машины парень и тут же направляется к ней.

– Грин, я ведь тебя не просил…

– А я тебя и не спрашивал, – бросает через плечо Арчи и садится в салон, заводя двигатель.

Адам переглядывается с каким-то чересчур бледным Мичем, быстро жмет тому руку, зачем-то дает пустое обещание, что расскажет все позднее, и садится на пассажирское сиденье, пристегивая ремень. Какое-то время они оба молчат, пока Арчи заводит двигатель, а после парень чуть кашляет.

– Неужели ты, идиот, думал, что я тебя в такой день одного оставлю? – глядя перед собой, задает риторический вопрос Арчи и переключает передачу, выезжая с парковки.

Адам почти задыхается от благодарности и желания дать себе с размаху по лицу, потому что он чуть все не потерял. Он чуть было не оттолкнул самого светлого человека в этом чертовом сером мире.