Читать книгу Собрание стихотворений - Роальд Мандельштам - Страница 25

Всё изукрашено росами:

Сосны, терраса и ты;

Ночь, от туманов белёсая,

Волосы, руки, цветы.

Жёлтые фары автобуса,

Синий асфальт автострад,

Взгляды игрушечней глобуса —

Я уезжаю – и… рад!

Рад, что не любишь, а ласковой,

Сказочной стала на вид,

Рад, что шутливой гримаскою

Скроешь усталость и стыд.

Платье вымокло в тумане,

А в глазах – следы луны.

Только сердце не обманет:

Не луной глаза полны, —

В час, когда ложатся росы

И на свете мы одни,

Как цветы ночных растений,

Раскрываются они.

Я не боюсь показаться странным,

Странен, мне кажется, тот, кто, любя,

Тысячи слов, болящих, как рана,

В звучный сонет не сложил для тебя.

Или он прав, и не в этом счастье?

Или, быть может, возлюбленный твой

Должен не тратить слов понапрасну,

Как настоящий герой?

Или душа моего кумира —

Только лишь копия с нашего мира:

Мира, в котором один – чтобы петь,

Тот – открывать чудеса мирозданий,

Третий – иными делами греметь:

В общем – творить сообразно с призванием?

Звёздами далёкими играли

Ветерки в саду твоих ресниц,

Снова звуки белого рояля

За окошком испугали птиц.

И опять сказать мне захотелось,

Что тобой измучен я и пьян, —

Звонкие осколки кампанеллы

Уронив в вечерний океан.

Жаль, прозрачный незнакомый танец

Для тебя не мной написан был:

Полубог, скрипач и итальянец,

Никого на свете не любил.

Он пугал презрительной улыбкой

Женщин, преклонявшихся пред ним,

И ему признательная скрипка

Радужные сеяла огни.

А моя заброшенная муза

Верности не знала никогда,

И за это стих прескучный грузен,

И за то я пла́чу иногда.

Я грущу, но что тебе за дело?

Ты светла, тебе чужда печаль, —

Колокольчик быстрой кампанеллы

Зво́нок, как надтреснутый хрусталь.

Не первый я люблю на свете,

Не первый слышу я в ответ,

Что может девушка ответить

На посвящённый ей сонет.

Ей стих размеренный приятен,

Певуч, изыскан и остёр,

Но точно так же непонятен,

Как мне – языческий костёр.

Что ей, с терпением и тактом

Проникшей в жизнь из мира книг,

Мой слишком, может быть, абстрактный

И слишком скованный язык,

Когда о призрачных обетах

Я говорю ей среди дня

И о героях с правом veto, —

Поймёт ли девушка меня?

Поверит ли, что в поединке

Я ранен был и весь в крови,

И даст ли в сердце таять льдинкам

В огне неведомой любви?..

А я, зовущийся коротким,

Но гордым именем – поэт,

Смогу ли вежливо и кротко

Из уст её услышать «нет»?

На каменном дне океана,

Вдали от знакомых людей,

Не знал я, залитый туманом

В тарелках ночных площадей,

Что скука моих одиночеств,

Испе́пелив сердце моё,

Ещё смертоносней отточит

Твоё золотое копьё.

Не знал я, тебе не поверив,

Своей непокорный судьбе,

Что иней на звонких деревьях —

Лишь слёзы мои о тебе,

Что, спутницы тёмной печали,

Тобою лишь песни звучали.

Весна на улице давно,

И солнце по утрам

Звенит лучом в моё окно,

Открытое ветрам.

Глазами солнечных зеркал

Весь город освещён,

И голова моя – бокал,

Невыпитый ещё.

И я отныне – навсегда

Пою лишь об одном,

О том, как плещется вода,

Синея под окном,

И что стеклянная река,

Как колокол, звонка.

Изнемогла под тяжестью метафор

И гнётом превосходных степеней

Моя любовь, прекрасней древних амфор, —

Вся скорбь земли не превзойдёт моей!

Торжественная скука песнопений

Музейной рамой тяжко налегла, —

Моя любовь померкла от сравнений,

Как от туманов меркнут зеркала.

В глубинах прозрачного взора

Хрустальная нота молчит, —

Такими бывают озёра

На Севере,

В летней ночи́.

Две ноты над озером зыбким:

Я пел только радость и страх,

Подобно тоскующей скрипке

В её неумелых руках.

Я в цветок тебя превращу.

– Хочешь? – Смотри.

– Видишь? Уже не струны

Волосы твои, —

(Волосы – струны – листья…)

Глаза уже не озёра —

Долины, полянки, —

Хочешь, в них расцветут

Ночные фиалки?

Руки уже не крылья —

Стебли —

Качаясь,

Белым стихом ладони

Их расцветают.

Ты не жалей,

Я не жалею, —

Белый цветок

Утро согреет…

С невозможной мечтой о счастье

Я стою на пороге дня,

Где она, как солнце, прекрасна,

Но она… не любит меня.

Пусть мечтами ритмов могучих

Мне весь мир легко покорить —

За бесценный жемчуг созвучий

Лишь её одну не купить.

О, суровы любви законы!

Изменить мне их не дано —

За оградой её балкона,

Знаю, мне умереть суждено.

Я не знал, отчего проснулся;

Но печаль о тебе легка,

Как над миром стеклянных улиц —

Розоватые облака.

Мысли кружатся, тают, тонут,

Так прозрачны и так умны,

Как узорная тень балкона

От летящей в окне луны.

И не надо мне лучшей жизни,

Лучшей сказки не надо мне:

В переулке моём – булыжник, —

Будто маки в полях Монэ.

О тебе тосковать мне отрадно,

Только знаю, и знаю давно:

Душу Индии с телом Эллады

Сочетать никому не дано.

Дымно-белой метельной землёю

Стонет звёздное золото вьюг, —

Не души меня смуглой петлёю

Из прохладно-тоскующих рук.

Неужели в беззвёздной дороге

Метеором тревожным гореть

Суждено ироническим Богом,

Чтоб в объятьях твоих умереть?

Как прекрасны сады, умирая!

Только птицы там гнёзд не совьют, —

Там усталые ветры летают

И холодные песни поют:

Что любви не бывать без предела,

Без конца – никогда не бывать,

Что она никогда не умела,

Умирая, на помощь не звать…

Ах, когда бы она уходила

При расцвете своей красоты, —

Как бы смог я не помнить о милой! —

Только это не знала бы ты…

Я прошу лишь одного

У звезды моей далёкой:

Мне не надо ничего,

Кроме сумерек глубоких;

Кроме сонного канала

С осторожным скрипом дверцы;

Кроме той, что подобрала

Чуть трепещущее сердце.

Любовь. Легенда. Мелодрама.

Несчастней всех кавдорский тан.

Острее всех ехидный Брама,

Нежней – тоскующий Тристан.

Любовь мертва, она несчастна.

Была – несчастна и жива,

Легка, стыдлива и прекрасна,

И непонятна, как слова.

Она – Валькирия, Лаура,

Сирена. Облако. Цветы.

Она мертва. Приходишь ты —

Умней блистательного Мура.