Читать книгу Светорожденные. Полымя - Рутен Колленс - Страница 12

– Сейчас перевал. Через часов пять-шесть выйдем на марши, а от них до Пелагиата часа три пути, – заявил он. Оказался прав. Уже через пять часов лес начал редеть, тополя и дубы попадались все реже и реже, сменяемые кустарниками смородины, малины и барбариса. Вдалеке замаячили лужайки, полные цветов и клевера. Запах стал неописуемо сладкий, и Ольна еще раз задумалась о том, что при свете илиуса здесь порхает сотня разноцветных бабочек, численность которых превосходит даже число звезд на небе.

«А ведь все могло закончиться иначе» – вздохнула она, вспоминая, как оказалась здесь. После событий на болотах под Септимом прошло ни много ни мало девять дней, хотя Ольна могла и сбиться со счета.

В то утро она проснулась первой.

Где-то вдали цвел ландыш. Нет, не цвел, безумствовал. Терпким ароматом его заполнялись ложбинки и борозды, яруги и овраги, балки и яры, каждая выемка и каждая пустая вымоина. Заросшие алчной крапивой да тучным лопухом низменные безводные русла и теснины, желая перебить извергающиеся потоки сладкой вездесущей благовонии, кутались да ныряли в туман. Здесь же, на поверхности, оставались никем не тронутые и крайне недовольные своей участью сопроводителей ландышевых невидимых войск ели, березы и тополя.

Этот дикий цветок стал первым, разбудившим ее. Не илиус, не голод или жажда, а именно он, цветок. Ландыш поработил ее легкие, да так, что не стало им от него спасения, и когда казалось, что уже все потеряно, на помощь пришел теплый ветерок. Не открывая глаз, Ольна почувствовала, как он сбивает ландыш духом чего-то знакомого, родного. Она ведь и не видела, что совсем рядом, почти у самого ее носа, стелились кустарники полыни, обыкновенной Земной полыни, которую после она узнает по запаху.

«Соберем с полей полынь, и помянем павших…»

«Неужели они все мертвы?» – послышался испуганный голосок. Ольна вздрогнула, он ведь прозвучал совсем близко!

«Жестоко и беспощадно!» – всхлипнул кто-то второй.

«Мы должны действовать!» – закричал кто-то третий.

«Нет, еще рано!».

«Сколько же еще должно умереть, чтобы мы вернулись, скажи же!» – взвыл первый. Знакомая интонация. На этот раз Ольна узнала ее и поняла, что слышит не чужие незнакомые голоса, а один единственный – голос ее советчика, ее собственный внутренний голос.

«Совсем спятила, – пробубнила она, – уже спорю сама с собой и даже не понимаю, о чем спорю-то! Тронутая – одним словом».

Сия мысль впилась черным пятном в чудный сон, что снился ей тунами ранее, и полностью развеял его. Чернота лишь нагнетала обстановку, больше оставаться в ней не было сил, и девочка открыла глаза. Листва радостно зашуршала, приветствуя маленькую гостью. Серые облака на мгновение расступились, давая илиусу возможность ослепить едва проснувшуюся. Ольна сморщилась и села.

Перед глазами предстала картина давно забытой сказки: хрустально чистый лес, в котором правили три цвета – коричневый-гиацинтовый, желтый-янтарный и зеленый-малахитовый. Розовые лепестки сирени, захватившей южную часть сказочной страны, осыпались и, подхваченные летним ветерком, неслись сюда. Листва забавно билась, создавая причудливую мелодию, смешивающуюся с пением птиц, криками птенцов и веселым тресканием бельчат. Деревья стояли далеко друг-от-друга, открывая обширные пространства для цветущих лужаек. Деревья шептались, скрывая тенями лиловый небосвод и плывущие по нему серые облака.

Куда же вы бежите, облака? Остановитесь, посмотрите вниз, тут ведь такая красота!

Ольна лежала на мягкой траве. Кроме бездушной полыни, ее окружало еще и полчище одуванчиков, несметное количество которых уходило далеко за невидимый горизонт. Пестрящие лепестки лютиков ютились рядом, смешанные с зеленой кущей дикой клубники. Где-то в дали шуршала река – малютка услышала знакомый плеск воды, ударяющейся о влажные берега. Жадный до свободы мчался оттуда пух тополей и белой крепью покрывал мохнатые ели. Наверное, там, впереди, были еще и златоцветные деревья, потому как златоцветные искорки пролетали мимо, подхватываемые бурными потоками ветра. Ольна проследила за ними. Искорки то ли сами по себе, то ли под действием ее взгляда, неестественно взмыли вверх, завихрились и растворились в лиловой синеве неба, которое нынче заволакивалось легкими дождевыми тучами. Конечно, дождь не был готов обрушиться сегодня, он лишь набирал свою силу, готовясь к грядущему бою.

Жутко захотелось пить. Горло пересохло. Ольна встала. Анчуты, кровь, искры пламени и крики – она вспомнила все в мельчайших подробностях.

«Арил! Мой род ждал вас тысячи лет» – промелькнули слова болотного в голове.

– Вот хитрый лис! – заворчала она, припоминая, как дух напустил на нее какое-то сонное заклятие. – Он усыпил меня! Что же он сказал?

«Колдовство. Наговор».

– «Мечты сбываются во снах»! Интересно…

Малютка задумалась и проводила печальным взглядом двух огромных бабочек, ускользнувших из ее рук и скрывшихся за листвой.

– Сколько дней прошло после той ночи? У меня вся спина болит, затекла. И кости ломит. Похоже, нас усыпило не меньше, чем на три дня! Эльна будет не в духе, когда придет в себя.

Она поглядела по сторонам, ища своих друзей. Элин дремала, облокотившись на белый камень, укрывшийся мхом. Да’ангель был у нее за спиной, Дэгриль – все еще на поясе. Рыжая сова восседала на плече и поглядывала сверху-вниз, высокомерная, заносчивая. Мира и Фелиус лежали неподалеку, укрывшись мантиями и хрустальными капельками росы. От укусов нечисти на них не осталось ни единого напоминания.

Прорицательница спала, ее дыхание было тихим, неслышным, как и его дыхание. На левую руку она облокотилась, а правой держала его черные волосы. Его пальцы замерли у ее губ. Их ноги переплелись вместе, как единое целое. Даже их ведогони – худой, бешеный, голодный волк и маленькая беззащитная лань – казалось бы, разные уровни пищевой цепочки, – хищник и жертва, прижимались к друг-другу, ласкали друг друга и, как бы невероятно не звучало сие, сливались единым биением сердца.

Девочка почувствовала на душе странное спокойствие. Завтра снова дорога, снова бой, снова боль, но лишь завтра. Сейчас, в этот самый миг, она здесь стоит – живая в беспечном спокойствии.

«Что может быть лучше этого?» – спросила она.

«Вкусная похлебка» – ответил голосок.

Река была слишком далеко, но Ольна слышала журчание воды где-то поблизости. Где-то рядом из-под земли бил источник, и, манимая его всплесками, она пошла на звук.

Илиус пробивался сквозь тучи и зеленые травянистые бугры с востока, рассеивался на отдельные пучки золотого света. С каждым ее шагом лес оживал. Малютка знала, что весь Эйлис – мир волшебства, и именно эта зеленая роща показалась ей сердцем его магии. Даже самое незначительное движение вызывало бурю голосов лесных птиц. Воздух с трудом вмещал в себя все эти звуки: громкие и тихие, радостные и тоскливые.

Впереди показалась маленькая ложбинка, усыпанная белыми цветами. Столько цветов Ольне не доводилось видеть в жизни! Она сделала один шаг в их пучину и утонула. Бутоны, почувствовав ее приближение, расступились в разные стороны и пропустили дальше. Дальше под корнями древнего дуба бил серебряный источник чистейшей воды.

По всему телу прошел приятный холодок. Капли соскальзывали с губ, скатывались вниз. Напившись вдоволь, Ольна попыталась разглядеть свое отражение в лужице. Болотный ил въелся глубоко в лицо, в волосы, в кожу.

Послышались шаги. Протяжные, древесные. Малютка обернулась. Позади нее стояла высокая (настолько высокая, что доставала кроны деревьев) статная девушка, сотканная из прутьев, хвои и цветов. У дриады не было ни глаз, ни рта, ни единых черт лица. Все ее тело состояло из дерева, руки и ноги были сотворены из тонких прутиков молодой вербы. Она, как и большинство духов, была нагая.

Рядом пробежала стайка лесных оленей. Ольна смогла различить каждую статную частичку их бурых голов и тоненьких ножек. Они ее не боялись, вовсе не обращали внимания. С ветвей спустились птицы с разноцветным опереньем, закружились вокруг духа, даруя песню. Позади нее ступали маленькие бельчата с рыжими пушистыми хвостиками и забавными мордашками. Малютка вдруг почувствовала себя совершенно пустой, ведь для сего мира она не значила ничего. Он жил до нее и будет жить, уйди она. Разве справедливо это? Но кто она, чтобы знать ответ!

Дунул легкий ветерок с запада, запах ландышей снова пришел в здешние края. «Любимые мамины цветы» – вдруг вспомнила малютка и закрыла глаза. Эти цветы клали на могилы умерших…

«2031, 10 марта

Кто я есть без воспоминаний? Как доказать себе, что раньше я существовала здесь, что моя жизнь из прошлого существовала? Где мой альбом?

Первая фотография на первой странице с подписью: «Январь 2029 год. Рождество».

Мы только заехали в наш новый дом, кое-где все еще стоят нераспакованные коробки. Я с Лукасом, мамой и Оленфиадой стоим в обнимку в не по размеру огромных свитерах и улыбаемся во весь рот, словно поехавшие. Бенди тогда крикнул: «Сделайте лица посчастливее! Что ж вы, как будто в мавзолее место купили! Улыбнитесь, черт подери!». Я цыкнула на него, нечего тут при ребенке ругаться! Ольна засмеялась. Потом Лукас. Потом и всех остальных захлестнуло этой волной.

Вот здесь, у маленького камина в углу, мы украшали рождественскую елку. Ольна носилась, как неугомонная. Лет до четырех она верила в доброго дедушку с сахарной бородкой, а потом… перестала. Я же верила в него до тринадцати лет. Жалко, моя звездочка не пошла в меня. Лукас! Она, как и он, не полагается на чудеса. Дух рождества в ней умер рано. Господи, мне иногда хочется, чтобы она была обычным ребенком, чтобы верила в кудесников, играла в детские игрушки часами напролет, а не пропадала за книгами с утра до ночи!

Вторая фотография. Подпись: «Февраль 2029 год. Поездка на море».

Ольна стоит, уткнувшись носом в огромную резиновую утку, где-то на заднем плане мелькаю я по пояс в соленой воде. Бенди Крокворд и Лукас выгружают из машины палатку и рыболовные снасти. Вальмарф… Валиар… Зараза! Сын Крокворда фотографирует нас на свой телефон.

На ту поездку у нас денег не было, но Бенди заверил, что оплатит все. Он убедил нас, что сейчас на Южном побережье жара и не следует бояться февральского холода. За час мы собрали свои вещи, оставили маму за главную, а бедняге Тавви (он, провожая нас, бежал за машиной немалых двадцать минут!) дали задание охранять дом.

Третья фотография сделана в апреле 2029. Ольна сфотографировала нас, пока мы не видели, маме фотография понравилась, и она решила ее оставить.

«Сладость за радость».

Я и мама сидим на кухне и заедаем горе корзиной сладкого мармелада. Мама корчит гримасу, отлепляя кусочек сладкого, прилипшего к ее щеке, я сижу хмурая – часом ранее узнала, что меня снова выгнали с работы.

До первого брака я подрабатывала детским писателем. Признаю, писать рассказы у меня получалось неплохо (критики так считали, я же воспринимала свои труды, как отвратное месиво сказок, переданных на новый лад). Потом я забросила это, стала домохозяйкой. Когда встретила Лукаса, решила вернуться к старому делу, да вот только к тому времени во мне никто не нуждался. Я сменила, кажется, тридцать с лишним профессий всего за один год, но ни в одной не добилась успеха. Сейчас стала медсестрой. Посмотрим, что из этого выйдет.

Четвертый снимок. Мама и Вэн во все том же апреле двадцать девятого стоят у клумбы с цветами. Мой брат, как всегда, прикрывает пол лица кепкой, боясь засветиться на фотографии во всей «красе». Сам все понимает. Трудно поверить, что ему сорок, ведь выглядит он на шестьдесят! А всему виной его дурацкая работа! С шестнадцати лет он проработал на заводе по выплавке металлов. За двадцать четыре года тяжелый физический труд превратил самоотверженного трудоголика в старика. Боже, он выглядит старше мамы!!!

Фотографий еще много, но рассказать тебе, дневник, о каждой я не смогу, прости. Нет времени. Сон валит с ног, пожалуй, придется остановиться. Завтра постараюсь написать что-нибудь еще, но ничего не обещаю. Завтра день в госпитале».

Ольна проглотила ком, застрявшей в горле. Снова воспоминания. Кто их только сюда позвал?!

Малютка просидела в растерянности несколько тун, потом принялась счищать с себя комки въевшейся грязи. Закончив с водными процедурами, вернулась в лагерь спящих.

– Эльна, – позвала она, встав над волшебницей грозным истуканом, мокрая с головы до пят. День выдался жарким, так что кроха не боялась простыть. – Просыпайся!

Элин недовольно сморщила нос.

– Отстань, – выдавила она неразборчиво. – Иди… съешь что-нибудь… и прошу, оставь меня.

Ольна не сдвинулась с места, нахохлилась, словно бы куропатка. Фелиус и Мира улыбчиво переглянулись, их будить во всяком случае ей не пришлось, проснулись сами.

– Эльна, мы больше не болотах и…

Сказать больше девочка не успела. Эльна, как ужаленная, вскочила с места, горящими глазами разрывая все в пух и прах. Затем она выкрикнула пару слов, которые малютка не смогла разобрать, но могла бы поклясться, что они были ругательными.

– Давно мы? – закричала она. – Сколько? Сколько времени прошло?

– Не знаю, – Ольна пожала плечами. – Я ведь тоже спала. Проснулась час назад.

– О, Гомен! Что, если мы потеряли неделю? А если – две?!

– Вряд ли, – потянул вечно-спокойный Фелиус. Элин повернулась к нему, как готовящаяся к броску кобра.

– Это еще почему? – зашипела она.

– У нас с собой прекрасные часы, – он указал взглядом на Ольну. – Говорящий действует пять дней. Если бы прошло больше, наша чудесная госпожа уже бы не понимала нас.

Столь логичный ответ сбил ее с толку. Виры Элин простояла в растерянности, а затем сменила гнев на милость.

– Что ж, хорошо. Очень хорошо. Мы на берегах Пролота? – как ни в чем не бывало продолжила она.

– Да, – кивнул Мыслитель, – на порогах Южных Златоцветных садов. Наверху – Пролот, слева – альвийский Сирил. Дух, да пошлет Ремени ему благодать, перенес нас в земли Дакоты.

– Вот сатаил! – жалобно протянула девушка. – Слишком далеко…

– Слишком далеко? – подхватила Мира удивленная. – До Сирила два дня пути!

– Мы оказались на севере, – гаркнула волшебница, – а нам нужно на юг!

Она встала, прислушалась к журчанию воды и пошагала в сторону источника.

– В любом случае мы потеряли уйму времени. Нам нужно спешить. Сейчас я вернусь, и мы решим, что будем делать дальше.

Она скрылась за видимым лесным горизонтом и более не появлялась.