Читать книгу Коррупция монополий как механизм психологии. На базе теории Маслоу-3 или Маслчет - С. А. Четвертаков - Страница 12

В ходе исследований оснований теории Маслоу и её приложений автор выясняет, что за последние полвека психологи сдали кое-что из своих результатов на откуп (в аренду или в собственность?) социологам22. Результаты это важнейшие – социальные потребности (труда, семьи (как любви), принадлежности, общения и уважения). Класс социальных потребностей вообще списан с баланса науки и убран с витрин как неликвид, а взамен выставлены матрёшки в виде целей и эмоций23.

С социологами проблема более или менее ясна без долгих обсуждений. Социология решает тему потребностей, например, в части уважения (respect), как умеет, то есть статистически.

Притом и в следствии исследователи теряют ценнейшие источники информации для явления, важного науке и обществу, – власти и механизма возникновения власти. Особенность общей ошибки наук в том, что социальные потребности рождаются НЕ на уровне общества, а от уровня психики личности. Они формируются как индивидуальные потребности или метабазовые потребности (в частности, на базе уважения) отдельных лиц в уникальных ситуациях конфронтации с другими лицами. И такая микросоциальная конфронтация есть феномен не социальный, а психический по происхождению. В этом смысле потребностей высшего социального уровня – труда, любви, общения, уважения и личного (или мета) уровня – творчества и совести – социологи не поймут потому, что не знают, как они возникают, а психологи, нырнувшие в нейрофизиологию, их никогда не увидят потому, что отказались от уровня психики человека ради нижележащего уровня физиологии.

С изъятием потребностей в психологии дело обстоит много более странно, если не подозрительно.

Выброшенный из психологии феномен потребностей лишает науку связи между тремя факторами: 1) средой тела, внешней и социальной средой, угрожающей телу, 2) результирующим подсознанием (потребностями) и 3) сознанием и появлением целей. Такое упущение есть именно то, что предвидел Огюст Конт по поводу произвола целей без действий подсознания («заблуждения в несвязанных между собою умозрениях»), см. п. 1.2.7. И он был прав.

Сложившаяся ситуация напоминает нечто вроде коллективного самообмана, в котором «у семи нянек дитя без глазу». Но что же взамен потребности психология берет на вооружение как объект исследования? Вместо потребностей психические явления подменяются эмоциями и целями. И это делают, надо понимать, не институции науки весьма терпимые ко всеядности, а конкретные люди. Вопрос очень не простой, и из рубрики «Что? Где? Когда?». Подменяется не шило на мыло, а копейка на рубль. Но еще интересней – Кто и Зачем?

Потребности? Для науки сложно разработать методы нейрофизиологических исследований потребностных напряжений? Возможно! Но с эмоциями и целями дело обстоит еще сложней. А потребности мы представляем как систему обеспечения функций Жизни – и у нас есть основания видеть, КАК потребности связаны с важнейшими их следствиями в обществе. Ниже, в 1.1.10., приведен максимальный перечень вариантов работы потребностей как комплекса адаптаций.

А эмоции? Эмоции в науке как явления вообще не определены однозначно. В нашей работе обнаружена их эволюционная функция [Четвертаков С. А. 2018, с. 239—258, 268—277]. Эмоции выступают как сигналы внутривидового, но на подсознании, информирования или язык момента. Эмоции отражают потребности и вторичны от них.

Как можно понять, большинство исследователей уже лет тридцать со студенческой скамьи воспитываются так, как сейчас, – на эмоциях, а в историю психологии не заглядывают. Для них термин потребность актуален только в семье и в культуре.

Чем плохи для науки эмоции? Первое. Для их воспроизводства требуется создать кризис организма, то есть потребность, и добавить к нему необходимый вариант затруднений или возможностей их снятия.

Второе важнее в социальном смысле. Весь класс потребностей, построенный на тревогах, не говоря об опасности войн, ответственности за труд, любовь, уважение, истину и совесть, переходит в ранг эмоциональных патологий, которыми ТАКАЯ наука уже способна «управлять» специфически: эмоции положительные до эйфории – стимулировать, а отрицательные – купировать транквилизаторами. Так психология выходит на бизнес (ничего личного!) и помимо того, на задачу успокоения общества в интересах элиты.

А в обществах тоталитарных, направленных на конфронтацию, где до сих пор договор, индивидуальность и психические отличия считаются помехой единству боевого строя и подчинению тем, «кто всё за нас решит», виды оппонирующего поведения, приличней рассматривать как негативные эмоции, требующие принудительного лечения в духе «1984».

Цели? Не лучше и цели. Цель человека – вообще для науки не объект познания, а учета его желаний и намерений: будь-то план забора от чужаков или идея «догнать и перегнать» соседа. Цель – это англо-саксонская идея свободы воли, которая ныне часто повисает и плавает в воздухе, оказываясь по факту неисполнимым стремлением. И всякую цель можно сдувать с помощью запущенных информационных и финансовых мельниц как тучку Винни-Пуха в любом направлении. Кроме того, цели людей для аудитории выглядят удобней потребностей. В целях присутствует желание, но нет критики собственного положения и чужого состояния. То есть, цели – средства для бизнеса и политики – намерения и предложения, а потребности – нужды общества и людей – социальные требования. Этот перекос – результат переноса 1) потребностей и 2) целей из психики в общество. А место обеих ниже. И в психике у них нет конфликта!

И для науки о Человеке цель – продукт сознания. А современная психология пока не в состоянии разобраться с двумя десятками направлений и парадигм. Она пребывает в части понимания сути потребностей и сознания в До Менделеевском состоянии (в аналогии с историей химии), или в До Ньютоновском (в смысле физики). При нерешенности основного вопроса философии (Души и Тела), при отсутствии общих представлений – что такое информация, её память и команды управления поведением для Человека и для Животного, о каких потребности и сознании и о каких целях, может идти речь? И сознание, и цели оказываются «вещами В СЕБЕ» для психологии. В этом отношении даже экономическая наука выбрала модель «человека рационального», считая цели участника «вещами ДЛЯ СЕБЯ».

Гуманитарные науки, как мы все представляем, находятся в привилегированном положении как малые дети, которым не ставят оценки в школе. Какой с детей спрос? В естественных науках, в технике, факт ошибки решает всё. Но в науках о человеке взаимная толерантность, гуманизм аудиторий, прямо зашкаливает.

Никому в голову не приходит задавать вопросы о совместимости результатов и важности их объединения. Пока это невозможно. Но и развивать науку в десяти направлениях (и без критики друг друга – и в общей психологии, и в теоретической социологии24) всем очень удобно. Общество дает работу множеству уважаемых людей – и в некоторых, мы очень скромны, случаях это имеет смысл Sine cure (что означает по латыни «без забот»). Недаром мы уже прошли (или нет?) постмодерн, который в реальности означает право каждого остепененного Емельяна печатать материалы любого содержания без рецензирования еженедельно.

И вот при такой свободе мнений возникает единственное и без серьезных публичных обвинений исключение из рассмотрения. Исключение одного и единственного направления – материалистической теории потребностей – закрытие работ и тщательная зачистка (или «нейтрализация» – российский термин – западное исполнение) терминологии происходит на фоне мирного сосуществования всех зверей тщательно прикормленного и охраняемого всемирного зоопарка самых разных направлений и парадигм. И это выглядит странно, особенно потому, что тихо. Более того, лучше всех вместе уживаются такие течения науки, которые наполнены верой, идеализмом и агностицизмом. И что говорить – даже гуманистическая теория Маслоу, ставшая основой для материалистической теории и бывшая ею изначально25, оценивается как экзистенциальная (идеалистическая), ни в коем случае не близкая к естественным наукам, да еще вовсе не теория потребностей – это всего лишь теория «самоактуализации». А общая гуманистическая теория (как бы выше теории Маслоу, но её никто не видел) проповедует не потребности, а ценности. И тем она ценна оценщикам, которые, быть может, сортируют научные направления, удаляя наиболее неприятные по возможным последствиям на социальном уровне, ресурсы которого много важней, чем достижения в какой-то весьма туманной науки о Душе – психологии.

Впрочем, есть и косвенные признаки – с обсуждения потребностей немцев (правда, неудачно) начинал Маркс и Энгельс в «Немецкой идеологии» (1846). Позже последователи долго использовали идеи потребностей в политэкономии и в пропаганде идеологии – например, потребности на труд, на жилье…. Особенно эффектно звучали списком потребности у коммунистов в критике капитализма и в научном утверждении ОСНОВНОГО ЭКОНОМИЧЕСКОГО ЗАКОНА СОЦИАЛИЗМА. Но лагерь, именующий себя «социализмом», и его теория не выдержали реалий (правящей партии, дружественных классов, прослойки или враждебного окружения – соль по вкусу читателя). Он приказал нам всем ещё очень долго жить! И мы в этом состоянии покажем читателю тот самый основной экономический закон, см. 2.2.12. И, может быть, изъятие потребностей случилось потому, что наш гуманитарный оппонент за океаном не устоял в борьбе со столь красивым в своем определении «законом». И он поспешил устранить хотя бы одно из его фундаментальных оснований.

Конечно, уничтожение научной модели, хотя бы и примененной по факту неверно, – действие тоже не этичное. Но для читателя, который ныне оказывается в атмосфере «Мира, сошедшего с ума», данное предположение может быть и объяснением к тому, что с ума сходят все, кто не выдерживает испытания властью и ресурсами, начиная по берегам разных океанов вмешиваться в гуманитарные науки. Тогда читатель, как и автор, не имеющие возможностей для столь суровых искушений, будут более тщательно искать истину, уже определенно понимая, что в мире есть люди. которым не выгодны некоторые результаты в сферах общественных наук.