Читать книгу Вариант Геры - Саша Чекалов - Страница 9

* * *

Но безотцовщина безотцовщине рознь. Есть ведь и такие сироты, перед которыми почитай весь микрорайон по стеночке ходит. Что поделать: мать на двух, а то и трёх работах силится свести концы с концами – куда ей, затурканной, ещё и за сыном приглядывать! С утра если в школу отправит, и то счастье, а там… Короче, до самой поздноты – что хочешь, то и делай. Хочешь, дома сиди (ключ-то от входной двери – вот он, на шее, на ботиночном шнурке висит), а хочешь – во дворе кантуйся. Двор-то из тебя человека сделает – по крайней мере, «жизнь узнаешь», кое-чему научишься… В общем, рано или поздно просечёшь, в чём фишка.

Герке в этом отношении крупно не повезло. Во-первых, мать, натурально, надышаться на него не могла, а во-вторых, свято верила, что «любую ссору можно уладить словами». (Ну как же, вначале-то – было Слово, ничто иное!)

Когда он «опять дрался» (хотя в действительности это чаще всего означало, что его отлупили дворовые специалисты по сбору мелочи), она ему «устраивала»: обзывала негодяем и малолетним преступником, отвешивая иногда отвратительно хлёсткие пощёчины… Пару раз даже воспользовалась подтяжками, оставшимися от отца. В общем: «Погоди, я эти замашки из тебя выбью».

И ведь выбила, факт: Герка начал избегать «конфликтов». Заметив это, его стали отлавливать уже специально – и прессовать с особенным старанием.

А после того рокового дня… когда, неожиданно «прозрев» (видимо, земля и вправду полнится слухами), мать ворвалась домой сама не своя, стала трясти его за плечи, орать в самое лицо: «Признавайся, кто к тебе пристаёт!» – и когда, потеряв от неожиданности последнее самообладание, он выложил ей три-четыре козырных имени, а она… ну что с неё возьмёшь, – конечно, сразу же обзвонила всех мамаш, чистосердечно выложив всё, что думает об их «бандитских семейках». Ещё и в школу сходить не поленилась: чтоб узнать, «куда смотрят пионерская и комсомольская организации».

После этого случая… м-да… Короче, в дальнейшем обстоятельства сложились так, что Ариадна Ивановна оказалась просто вынуждена провожать сына на занятия. И встречать после, разумеется.

Гулять вместе с ней, однако, Герка наотрез отказался: действительно, это было бы чересчур… Одному же, без конвоя, показываться во дворе теперь нечего было и думать.

Что ж. Дома человеку мало чем есть заняться (телек поломан, а мафона нет и отродясь не было), разве что книжки остаётся читать… к чему Герка ввиду отсутствия альтернативы и приступил. Вплотную!

Особенно подсел на историческое… Сначала Тынянов, Ян, Пикуль… опять же, Толстой Алексей Николаевич… Потом – литература чуток посерьёзнее: Карамзин там, Соловьёв, даже антикварный Костомаров, что с такой неохотой согласилась выдать «на руки ребёнку» знакомая и всё же недоверчивая, в силу специфики профессии, библиотекарша… Позднее и кое-какая периодика в дело пошла… В дело, то есть, становления Геркиной личности и формирования его мироощущения.

…Великий, почти неодолимый соблазн: воображать себя действующим лицом героических событий, а то и ключевой их фигурой – ни в малейшей степени не будучи героем в реальности… и, конечно же, изводить себя сожалениями по поводу того, что для жизни эпоха досталась не больно героическая.

Но, с другой стороны, а что она вообще такое – героическая эпоха? Поди узнай теперь: изучая давнишние времена, мы имеем в распоряжении лишь мифы, а реальность… как теперь реконструируешь!

….Во всяком случае, имей мы возможность в неё каким-то чудом попасть, она, пожалуй, оказалась бы существенно более приземлённой, чем теперь мнится, – можно представить себе, какой: куда ни плюнь, всюду бойня, лихоимство и прочее беззаконие, и чтобы отнять у человека жизнь, нужно, скажем так, чуть меньше оснований, чем в наше время, вот и вся героика. Или…

Или – вот именно, кто его знает!

Ну да, мы не просто имеем дело с мифами, а, собственно, сами и создаём их, – каждый путешественник по воображаемому времени невольно вносит свою лепту. Ничего не поделаешь – всецело принадлежа сегодняшнему дню, обречены приписывать далёкому прошлому лишь те качества, которые сообразуются с нынешними, «актуальными» представлениями о предмете: никакие другие в голову не приходят. Голова – она ведь тоже сегодняшняя, современная!

…Ведь вот что есть исторический подход к анализу времени – в сравнении с мироощущением того, кто «живёт сегодняшним днём»? Нечто вроде воображаемого сжатия временной пружины (или, скорее, спирали): до упора, до последнего предела! – ведь никак иначе невозможно зафиксировать в сознании некоторые процессы, в реальности идущие слишком медленно, чтоб быть замеченными теми, кто обитает «внутри» этих процессов…

Непонятно?

Допустим, существует некая видеозапись движения стрелок на часах. Мы знаем, что часы идут… и всё же этого не видим: слишком уж медленно движутся стрелки! – глаз просто не в силах заметить текущие изменения. (А уж человек, который раньше вообще ни разу часов не видел, ну, дикарь какой-нибудь или, например, маленький ребёнок, – тот даже догадаться о движении стрелок не способен!)

Совсем другое дело – если мы начнём прокручивать ту же запись со скоростью, скажем, в тысячу раз превышающей реальную: уж тут-то каждый увидит, что стрелки движутся, верно?

То же самое и с таянием снега на солнце, и с ростом травы, и с разложением мёртвого тела: не будучи способными отследить развитие ситуации, в каждый отдельный момент времени мы наблюдаем только фазу. И, поскольку личный опыт подсказывает нам наиболее вероятную (если не единственно возможную) причину данного следствия, мы дорисовываем в своём сознании незначительную частность до полной картины, подбираем недостающие звенья логической цепочки, – короче… фантазируем.

Что ещё остаётся тем, кто не способен сразу и непосредственно видеть всё своими глазами! Ведь процессы те настолько неспешны, что уловить их динамику можно только в ускоренном воспроизведении, не правда ли?

Историческая наука – та же ускоренная перемотка событий перед мысленным взором якобы беспристрастного наблюдателя, – знай себе сиди, как сыч, и закономерности выявляй!

Только одно обстоятельство часто упускают из виду: для того чтобы получить возможность выявлять эти самые закономерности, неизбежно приходится жертвовать способностью различать нюансы.

Не то чтобы главное упускаешь, но… подробности. А без них – к чему всё!

…Ну же, как теперь разобраться, что это был за человек, несколько веков назад совершивший исторически значимое деяние? что его подвигло на это – или заставило? что предварительно сделало его именно тем человеком, который в определённых обстоятельствах «не мог поступить иначе»? (Или всё-таки мог?)

Большое-то видится на расстоянии, кто спорит! – зато малое как бы невзначай теряется в тумане. Либо подменяется позднейшими трактовками.

И в этой связи становится ясно, что и само понятие героя – нечто абсолютно синтетическое! абстрактное! – то есть, по сути, как бы и… несуществующее.

Кто он таков, этот самый герой, и что он такое? Человек, совершивший героический поступок, ладно… Но что же такое героический поступок?

Пожалуй, вот: это некоторое сопряжённое с известным риском экстраординарное деяние – идущее на пользу в первую очередь тому (тем), ради кого оно совершается, но только в последнюю – да и то не факт! – на пользу самому совершающему: иначе что за геройство! – авантюризм один, так? Так…

Но разве мы не рабы обстоятельств?

Да ведь благодаря тому, что они складываются именно так, как складываются, а не иначе, практически каждый из нас может стать героем – или наоборот, совершить какое-нибудь редкостное непотребство!

…Правильно, на всё наша воля, – благодаря именно её велению мы поступаем так, как поступаем, однако… разве сама наша воля возникает в результате нашего волевого усилия? Разве её наличие (или, наоборот, отсутствие) не зависит напрямую от особенностей личности – формирующейся, в свою очередь, в результате стечения обстоятельств, от нас напрямую не зависящих? И разве каждый из нас – не заложник своего собственного прошлого?

(А также настоящего!)

Да-а… Чрезмерное увлечение книгами, как и любая иная крайность, до добра не доводит. Так, между прочим, и свихнуться недолго… В том смысле, что от передозировки, допустим, какого-нибудь безответственного экзистенциалиста (у Герки ведь постепенно и до них руки дошли: не всё же таиться в мире иллюзорного геройства! – рано или поздно приходишь к мысли о необходимости внутреннего оправдания собственной заурядности) у человека в какой-то момент внутренняя изжога делается и, как следствие, формируется этакая изменённая картина мира…

А однажды парень находит пухленький томик Библии, по рассеянности забытый матерью на туалетном столике.

Написано вроде бы вполне доступным языком, практически на всё ответы даются… да и концепция «подставь другую» Герке довольно близка… во всяком случае, вынужденно знакома…

Словом, читал он, читал, – читал и перечитывал, а потом – р-раз! – решил после девятого класса в семинарию податься… но тут Ариадна Ивановна грудью встала: «Не пущу!» – и всё. Мол, среднее образование получи сначала, а уж там – пожалуйста: если не передумаешь. Зря… Герка очень переживал по этому поводу (хотя потом и вправду передумал). Возник ещё ряд вопросов – к себе, к матери, к миру окружающему…

Почему-то теперь его особенно впечатляло то место (возьмём-ка версию Матфея), где Христа, типа, замели и… как там?

«…Первосвященники и старейшины и весь синедрион искали лжесвидетельства против Иисуса, чтобы предать Его смерти, и не находили; и, хотя много лжесвидетелей приходило, не нашли. [Так-так, где же это?.. А, вот!] Но наконец пришли два лжесвидетеля и сказали: Он говорил: могу разрушить храм Божий <…> И, встав, первосвященник сказал Ему: что же ничего не отвечаешь? что они против Тебя свидетельствуют?..»

Хм. А вот изложение некоего Марка, где всё более определённо: «…И когда выходил Он из храма, говорит Ему один из учеников его: Учитель! посмотри, какие камни и какие здания! Иисус сказал ему в ответ: видишь сии великие здания? всё это будет разрушено, так что не останется здесь камня на камне…»

Что-то похожее Герман помнил: то ли из античной истории, то ли из мифологии… Помнил, да забыл подробности. Ну, короче, там один чувак тоже храм разрушил. Шуму было…

Чрезвычайно Герку этот аспект заинтересовал: вроде бы Христос – сын Божий, да и сам Бог, как известно… Бог – в честь которого храмы и строят. Чем же ему собственный-то храм не угодил!

…Ну а если бы, допустим, паства заявила этак по-простому: «Валяй, рушь, – а мы посмотрим, как это у тебя получится!» – так что ж, действительно разрушил бы? Выходит, подал бы людям пример непочтительности к храму – значит, опосредованно, и к себе тоже? Ничего не понятно…

Или, может, его просто конкретный храм чем-то раздражал, – типа, не по фэншую? Ну так объяснил бы людям по-человечески: так и так, мол, перестройте его на другой манер срочно, а то какой-то он у вас не такой…

Кстати, многие ведь и пытались, да ещё и как глобально-то: типа, «мы наш, мы новый»… И, понятно, планировалось построение совсем уж сурово радикальной оппозиции традиционному, в которой «кто был ничем, тот станет всем» – чуть ли не самое безобидное из нововведений… Может, потому и не вышло?

В общем, много с тех пор осталось неясностей… Да только жизнь вдруг так быстро завертелась, что сразу не до того стало.

Например, захотелось всё-таки «в секцию какую-нибудь записаться, что ли»: чтоб хотя бы отчасти решить некоторые свои проблемы… Вот хоть в айкидо, допустим! – говорят, вещь реально эффективная… Давно собирался, да всё как-то не срасталось. А тут вдруг решил: пора. Пора предпринять хотя бы что-то дельное – для адаптации к реальной жизни.

Мать, понятное дело, категорически против была, – но сын вдруг упёрся не на шутку. Пришлось Ариадне Ивановне капитулировать. Ведь, с другой стороны, может быть, и ничего страшного. Всё-таки секция: коллектив, дисциплина… Да и надо же, в конце концов, дать мальчику возможность проявить самостоятельность! Нельзя же вечно его дома держать, так?

Сначала Герке тяжело было, очень… Когда домой с тренировок возвращался, казалось, что тело сейчас на куски развалится… Потом ничего, привык.

…Главное, никто тут тебе не желает зла, это очевидно! – даже когда, бывает, попадёшься какому-нибудь опытному укэ, а он ненароком силу не рассчитает… Но ты, по крайней мере, твёрдо знаешь, что пацаны не враги тебе, а товарищи… Товарищи по несчастью быть до предела измотанными (за долгие-то годы!) собственной уязвимостью.

Потому-то и выходит так, что не дурака валяете вы, а все дружно одно дело делаете (неутомимо восстанавливаете нарушенную гармонию «ай» – при этом, понятное дело, передавая всё в руки духа Вселенной). Оно ведь как: есть у тебя центр «хара», есть сосредоточенная в нём энергия «ки», – ну так и устремляй её, устремляй куда следует… Постоянно противника контролировать, не ослабляя внимания ни на секунду – вот залог победы! – а что до нюансов, то, как показывает жизнь, заслуженный долгими тренировками автоматизм реакций надёжнее любых секретных приёмов и прочего тумана для «избранных».

…Главное, не спешить. Ни в коем случае не спешить: ждать реальных результатов… Конкретно в Геркином, особо запущенном, случае речь должна была идти о сроке не меньшем, чем хотя бы полгода. А учитывая, что он приступил к постижению философии боя примерно в конце октября… да, всё верно, – значит, считать цыплят предстояло по весне. Пожалуй, не раньше, чем в апреле… или нет, лучше всё-таки в мае: как говорится, под занавес… Да, лучше всего – именно в мае.

В общем, незадолго до выпускного это случилось. Была в разгаре самая обычная большая перемена. Школьные завтраки Герка не любил, поэтому стоял себе тихонько у окна, в рекреации, перечитывал какую-то книжицу. Кажется, что-то Беккета, а может, и Виана.

Случайно подняв глаза от страницы, увидел, как к нему приближается троица гадов. Не просто гадов, а из всех тех, кто предпочитал доставать его непосредственно по месту учёбы, наиболее хм… обременительных для души и тела, что ли.

…Заранее искривлённые рты, оценивающе прищуренные глаза… Развязные походки волков, хорошо понимающих, что все пути отступления для жертвы отрезаны… да и заказаны, судя по всему.

Так ведь жизнь устроена (уж волкам-то это с самого детства известно), закон природы таков: у трусов даже на самое необходимое смелости не хватает, – в том числе и на то, чтобы вовремя сделать ноги. Это выше их сил – показать волкам спину, хотя б и для того, чтобы спастись.

Итак, вот она, жертва: стоит-боится, можно приступать… Но перед каждым делом необходима разминка, перед экзекуцией тоже, – и вот один из волчат прокуренным фальцетом затянул:

Но закончить не удалось. Внезапно «этот гандон» произвёл серию плавных, неуловимо быстрых движений, и певец обнаружил себя лежащим ничком на тёмно-зелёном линолеуме. Больно, блин!

Остальные не говоря ни слова помогли кенту подняться и, все вместе, отошли в сторону.

Герка снова углубился в чтение… Ну, то есть, на самом деле никуда он не углубился, если честно: сердце бешено колотилось, да и текст плыл перед глазами. Считай, премьера состоялась, – это вам не шуточки… Короче, понятно ведь: теперь необходимо было во что бы то ни стало продемонстрировать всей этой публике спокойствие и невозмутимость. Причём в самом лучшем виде: чтоб поверили. Будто для него подобные штуки проделывать раз плюнуть, дело привычное!

(Что, если вдуматься, отчасти и правда: в конце концов, вся наша жизнь – почти непрерывная работа на публику, – есть время привыкнуть…)

Как бы то ни было, уловка возымела действие: когда, терпеливо подождав с полминуты, Герка оторвал наконец взгляд от страницы и устремил его, нарочито рассеянный, в то место, где, по прикидкам, должна была находиться всё ещё пребывающая в ступоре компашка хищников, поражённая и… собственно, поражённая в своих, ну, как бы правах, ага, до сегодняшнего дня неотъемлемых, – он увидел их именно там: бледные, идущие красными пятнами лица, обращённые в его сторону. И что же! – все трое тут же спрятали бошки за колонну.

Странное дело, реванша – которого, казалось бы, следовало ждать если не в тот же день, то, во всяком случае, очень скоро! ждать и готовиться… так вот, реванша не последовало.

Всё-таки счастье – это не просто «когда тебя понимают», а когда понимают – с первого раза.

Одно только неприятно, оказывается: когда идёшь по школе, а все при твоём приближении замолкают и молча расступаются. Словно ты не триумфатор, а… прокажённый! Иов какой-нибудь.

Ну ничего. Скоро всё кончится. Уже отзвенел последний звонок, с понедельника начинаются выпускные…. А там и новая жизнь. Прощайте, гулкие коридоры и разрисованные разноцветной похабенью сортиры. Унылые своды осто… э, опостылевшего за долгие годы «храма знаний», – чтоб ему сгореть, в самом деле…

[…А Он говорил о храме тела Своего…]

И хватит вешать лапшу на уши, это ученье – тьма: смрадная тьма тоннеля… а как раз неученье – свет в конце его! Недаром говорят – «выпуск»…

Грядёт освобождение, новая жизнь. Жизнь с чистого листа, с красной строки… Всё, абзац.