Читать книгу Тысяча и одна ночь. Сказки Шахерезады. Самая полная версия - Сборник - Страница 24
Глава четвертая
Сказка о трех яблоках
ОглавлениеОднажды ночью, после событий, только что нами описанных, халиф Гарун Эр-Рашид сказал своему визирю Джафару:
– Сегодня ночью отправимся в город и разведаем кое-что о должностных лицах, и тех, против кого мы услышим жалобы, мы сместим.
– Слушаю и повинуюсь, – отвечал Джафар.
Халиф с визирем и с Месруром пошли по городу, по базарным улицам, и вышли на небольшую долину, где увидали старика с сетью и корзиной на голове и посохом в руке. Старик шел медленно и читал следующие стихи:
Мне говорят, что я среди людей
Познаньями сияю, как луна
Нам ночью светит серебристым светом.
«От этих слов вы воздержитесь, – молвил.
На это я, – ведь если бы меня
Кто-либо вздумал заложить советами
Бумагами моими за один прокорм,
Охотника бы не нашлось, наверно.
Жизнь бедняка полна забот тяжелых.
Себе он летом добывает пищу,
Зимой же греется вблизи жаровни[90],
Набитой раскаленными углями.
Собаки с лаем следуют за ним,
Куда бы ни пошел он, и толпа
Нахальников, ругающих его,
И он прогнать их от себя бессилен.
Но если б с жалобой он обратился
К суду и доказал бы оскорбленье,
Что нанесли ему нахалы эти,
Судьи ему бы в иске отказали.
Да, при подобной безотрадной жизни
Один приют открыт для бедняка,
Где он найдет покой себе, – кладбище.
Услыхав эти стихи, халиф сказал Джафару:
– Понаблюдай за этим бедняком и прими в соображение его стихи, так как они обозначают нужду.
Затем, подойдя к старику, он прибавил:
– Что это ты делаешь, шейх?
– Я рыбак, господин мой, – отвечал старик, – и у меня на шее большая семья. Из дому я ушел в полдень и работал до сих пор, но Аллах не подал мне ничего для продовольствия семьи, и потому я возненавидел себя и пожелал себе смерти.
– Не хочешь ли вернуться с нами к реке и, став на берег Тигра, забросить сеть на мое счастье? Если ты исполнишь мое желание, то я возьму у тебя твой улов за сто червонцев.
Рыбак обрадовался, услыхав это, и сказал:
– Можешь распоряжаться моей головой. Я вернусь с тобой.
Таким образом, он вернулся к реке и забросил свою сеть, и, подождав, пока она опустилась вниз, он потянул за веревки и, вытащив сеть, увидел, что в ней сундук, замкнутый и тяжелый. Халиф, увидав его и попробовав, какой он тяжелый, дал сто червонцев рыбаку, отправившемуся домой. А Месрур с помощью Джафара поднял сундук и понес его в сопровождении халифа во дворец, где они зажгли свечи и поставили сундук перед халифом. Джафар и Месрур, сломав замок, открыли его и нашли в нем корзину из пальмовых листьев, перевязанную красной веревкой, и, перерезав веревку, нашли там кусок ковра, и, подняв ковер, они увидали изар, а сняв изар, нашли там женщину, белую, как серебро, и изрезанную на куски.
Когда халиф увидал это, слезы полились по его щекам и, взглянув на Джафара, он вскричал:
– Ах ты, собака, визирь! Неужели в мое царствование будут убивать людей и бросать их в реку, взваливая такую тяжесть на мою ответственность? Клянусь Аллахом, я отомщу за эту женщину тому, кто убил ее. Клянусь тем, что я поистине потомок халифов из сынов Эль-Аббаса, – прибавил он, – что если ты не приведешь ко мне того, кто убил эту женщину, для того чтобы я мог отомстить ему, то я распну тебя на дверях моего дворца вместе с сорока твоими родственниками.
Халиф был вне себя от ярости.
– Дай мне три дня срока, – сказал Джафар.
– Даю тебе три дня срока, – отвечали халиф.
Джафар ушел от него и, печально проходя по улице, говорил в душе: «Ну, как я найду того, кто убил эту женщину, и приведу его к халифу? А если я представлю ему не настоящего убийцу, так это ведь ляжет тяжестью на мою совесть. Не знаю, что мне и делать.
Три дня он сидел дома, а на четвертый халиф прислал за ним, и когда он явился к нему, то халиф сказал:
– Где же убийца женщины?
– О царь правоверных, – отвечал Джафар, – разве могу я знать вещи, тайные для всех, и где мне найти убийцу?
Халиф пришел в ярость от этого ответа, и приказал распять его у двери своего дворца, и послал глашатая объявить по улицам Багдада, что кто желает позабавиться и посмотреть, как у дверей дворца будут распяты Джафар Эль-Бармеки, визирь халифа, и его родственники, то может прийти ко дворцу халифа и любоваться этими зрелищем. Таким образом, народ стекался со всех сторон, чтобы посмотреть на казнь Джафара и его родственников, и не знали причины наказания. Халиф приказал поставить кресты. Кресты были воздвигнуты, и под ними были поставлены визирь и его родные и ждали приказания халифа, чтобы быть казненными. Народ оплакивали Джафара и его родственников.
В то время как народ ждал, сквозь толпу быстро пробрался молодой человек, красиво и мило одетый, и, подойдя к визирю, сказал ему:
– Сохрани тебя Аллах от такого приговора, о глава эмиров и убежище бедных! Женщину, найденную вами в ящике, убил я, убейте меня за нее, и пусть смерть ее наденут на меня.
Услыхав эти слова, Джафар очень обрадовался своему избавлению и пожалел молодого человека, но в ту минуту, как он говорил, вдруг сквозь толпу быстро протолкался к нему и к молодому человеку старый шейх и, поклонившись, сказал:
– О визирь! Не верь этому молодому человеку, так как женщину эту убил я, поэтому в смерти ее можешь обвинить меня,
– О визирь, – сказал тут молодой человек, – этот старик выжил от старости из ума; он сам не знает, что говорит; убил ее я, и потому отомстить можешь мне.
– Сын мой, – сказал шейх, – ты еще молод, и жизнь должна привлекать тебя, а я стар и насытился жизнью; я могу заменить тебя, и визиря, и его родственников; и женщину эту убил я, клянусь Аллахом, и потому спешите наказать меня.
Слыша этот разговор, визирь быль удивлен и повел молодого человека и шейха к халифу.
– О царь правоверных, – сказал он, – убийца женщины явился.
– Где же он? – спросил халиф.
– Этот молодой человек, – отвечал визирь, – говорит, что убил он, а этот шейх обвиняет его во лжи и говорит, что убил он.
Халиф посмотрел на молодого человека и на шейха и спросил:
– Кто же из вас убил молодую женщину?
– Ее убил только я, – отвечал молодой человек.
– Ее убил только я, – точно так же отвечал шейх.
– Возьми их, Джафар, – сказал шейх, – и распни обоих.
– Если убил один из них, то казнить обоих несправедливо, – отвечал Джафар.
– Клянусь тем, кто поднял небеса и разостлал землю, убил эту женщину я, – сказал молодой человек и подробно рассказал, как это случилось и в каком виде халиф должен был найти убитую.
Халиф убедился из его рассказа, что женщину убил молодой человек, и с удивлением спросил:
– По какой причине убил ты эту женщину и сознался в убийстве, не получив ударов[91], прямо говоря, что ты виновен в ее смерти?
Молодой человек отвечал следующим образом:
– Знай, о царь правоверных, что женщина эта была моя жена и дочь моего дяди; этот шейх был ее отцом и моим дядей. Я женился на ней, когда она была молоденькой девушкой, и Аллах послал нам трех мальчиков-сыновей; и она любила меня, и ходила за мною, и ничего дурного я в ней не видал. В начале месяца она очень серьезно захворала, и я пригласил к ней врачей, которые лечили ее и поправили, и я желал, чтобы они отправили ее полечиться ваннами.
– Прежде чем брать ванны, – сказала она мне, – мне очень хочется одной вещи.
– Что тебе хочется? – спросил я.
– Мне хочется яблока, – сказала она, – хоть бы только понюхать и откусить.
Я тотчас же отправился в город искать яблоки и купил бы, несмотря ни на какую цену, но нигде яблок найти не мог. Всю ночь я провел в раздумьях, а утром опять вышел из дому и пошел по всем садам, но ни в одном из них не нашел яблок. Но тут я встретил старого садовника, у которого я справился о яблоках, и он сказал мне:
– О сын мой, яблоки здесь такая редкость, что их нигде не найдешь, разве только в саду царя правоверных в Эль-Башраха, которые хранятся там для халифа.
Я вернулся к жене, и любовь моя к ней была так сильна, что я собрался в путь и проездил пятнадцать дней, не останавливаясь ни днем, ни ночью, и привез ей три яблока, которые я достал от садовника в Эль-Башраха за три червонца, и, войдя в комнату, я подал их ей, но она была почему-то недовольна и оставила их нетронутыми. Она страдала тогда сильной лихорадкой и прохворала еще в продолжение десяти дней.
Лишь только она поправилась, я вышел из дому и отправился к себе в лавку, чтобы продавать и покупать. В полдень мимо меня прошел черный раб, держа в руках яблоко, с которым он играл.
– Откуда это ты достал яблоко? – спросил я у него.
– От своей возлюбленной, – засмеявшись, отвечал он. – Я был в отсутствии и, вернувшись, застал ее больной, и нашел у нее три яблока, и она сказала мне: «Мой легковерный муж ездил за ними в Эль-Башрах и заплатил за них три червонца, и яблоко это я взял от нее.
От этих слов у меня потемнело в глазах, о царь правоверных, и я, заперев свою лавку, вернулся домой, не помня себя от страшного гнева. Третьего яблока не оказалось, и я сказал жене:
– А где же яблоко?
– Не знаю, куда оно делось, – отвечала она.
Тут я убедился, что раб говорил правду, и, встав, я взял нож и, бросившись на жену, вонзил нож ей в грудь; затем я отрезал ей голову, и руки, и ноги, и второпях, сложив все в корзину, я прикрыл изаром, на который сложил еще кусок ковра. Корзину с телом я положил в сундук, замкнул его, свез на муле и собственноручно бросил в Тигр.
– А теперь, – продолжал молодой человек, – ради Аллаха умоляю тебя, о царь правоверных, ускорь смерть мою в искупление убийства, так как в противном случае я боюсь, что убитая потребует возмездия в день Страшного суда, потому что, вернувшись домой, незаметно бросив тело в Тигр, я застал старшего своего сына в слезах, хотя он не мог знать, что я сделал с его матерью.
– О чем ты плачешь? – спросил я.
– Я взял у матери одно из яблок, – отвечал он, – и побежал с ним играть на улицу с братьями, а какой-то высокий черный раб вырвал его у меня и спросил, откуда у меня такое яблоко? Я отвечал, что отец ездил за ним и привез его из Эль-Башраха для матери, потому что она больна, что он купил три яблока за три червонца, но он все-таки взял яблоко и ударил меня из-за него.
Услыхав этот рассказ сына, я понял, что раб налгал на дочь моего дяди и что она была убита несправедливо, и в то время как я горько плакал о том, что я сделал, ко мне пришел дядя мой и ее отец; я рассказал ему, что случилось, а он сел и горько заплакал. Мы пять дней горевали и плакали и горюем до сегодняшнего дня. Ради чести твоих предков ускорь мою смерть, для того чтобы я мог искупить это убийство.
Халиф с удивлением выслушал рассказ молодого человека.
– Клянусь Аллахом, – сказал он, – что я не казню никого другого, как лживого раба, так как молодого человека я могу оправдать. Приведи ко мне, – продолжал он, обращаясь к Джафару, – этого негодного раба, причину всего несчастья; а если ты не приведешь его, то будешь казнен вместо него.
Визирь заплакал и пошел, говоря:
– Ну, откуда я возьму его? Не всегда же мне удастся так счастливо отделаться, как в последний раз. Из этого дела не вывернешься, но если Аллах помог мне в первый раз, то поможет и во второй. Клянусь Аллахом, я трое суток не выйду из дому, и Истинный, да прославится имя Его, сделает то, что найдет нужным!
Таким образом он трое суток пробыл у себя дома, а на четвертый позвал кадия, и сделал завещание, и со слезами стал прощаться со своими детьми, когда явился посланник халифа и сказал ему:
– Царь правоверных страшно на тебя гневается и послал меня за тобою. Он поклялся, что сегодняшний день не пройдет без того, чтоб он не казнил тебя, если ты не приведешь к нему раба.
Услыхав это, Джафар заплакал, и дети его заплакали вместе с ним. Он простился со всеми детьми и затем стал прощаться после всех со своей любимой дочерью. Он любил ее более других детей и, прижимая ее к своей груди, заплакали при мысли, что навеки расстается с нею. Прижимая ее к себе, он почувствовал, что в кармане у нее лежало что-то круглое.
– Что это у тебя в кармане? – спросил он.
– Яблоко, отец, – отвечала она, – наш раб Рейган принес его мне, и я ношу его уже четыре дня; он не отдавал мне его, пока я не дала ему двух червонцев.
Услыхав рассказ о рабе и яблоке, Джафар страшно обрадовался и, поблагодарив Аллаха, приказал привести раба к себе.
Когда раба привели, он спросил:
– Откуда ты взял это яблоко?
– О хозяин, – отвечал он, – пять дней тому назад я шел по городу и, проходя по небольшой улице, я увидал игравших детей, и у одного мальчика в руках было это яблоко. Я отнял яблоко и ударил мальчика, а он заплакал и сказал: «Это яблоко моей матери, она больна и просила, чтобы отец достал ей яблок, а он ездил в Башрах и привез ей три яблока, за которые заплатил три червонца, а я утащили яблоко поиграть». Он снова заплакал, но я, не обращая на него внимания, взял яблоко и принес сюда, а моя маленькая госпожа за два червонца купила его у меня.
Услыхав это признание, Джафар не мог надивиться, открыв, что все эти неприятности и убийство женщины причинены его рабом, и, взяв раба с собой, он отправился к халифу, который приказал изложить всю эту историю на бумаге и обнародовать ее.
– Не удивляйся, о царь правоверных, этой истории – сказал ему Джафар, – так как она нисколько не удивительная история визиря Нур-Эр-Дина и брата его Шеме-Эд-Дина.
– Может ли быть, – сказал халиф, – какая-нибудь история удивительнее этой?
– О царь правоверных, – отвечал Джафар, – я могу рассказать ее тебе только под тем условием, что ты освободишь раба моего от смертной казни.
– Дарю тебе его кровь, – отвечал халиф.
И Джафар начал свой рассказ таким образом.
90
Это относится к недостаточной одежде бедняков, так как в Багдаде только едва прикрытый человек может нуждаться в согревании огнем.
91
В Аравии и в других восточных странах существует обычай, что если лицо, обвиняемое в каком-нибудь преступлении, отрицает свою вину перед судьей, то его бьют палками, чтобы добиться сознания, даже свидетелей тоже иногда бьют. Наказание это производится посредством плети из кожи гиппопотама, или палки, и обыкновенно бьют по пятам. Для этого ноги привязываются к двум концам палки довольно далеко одна от другой. По обе стороны становятся два человека и бьют поочередно, иногда до тех пор, пока наказуемый не лишится чувств.