Читать книгу Жизнь вместо жизни - Семён Штейнберг - Страница 11

В Даугавпилсе, на вокзале, нас встречали лейтенант Лукин и Володя Егоров. Пересчитав приехавших, усадив их в одну машину, Лукин оформил все документы, предложил капитану поехать с ними отдохнуть, но он отказался. Простившись с сыном, капитан вложил мне в руку записку с домашним адресом.

– Присмотри за ним, сержант. Если что, напиши.

– Не волнуйтесь, товарищ капитан. Конечно, присмотрю. Он сам умеет за себя постоять. У меня есть на примете несколько хороших ребят, я его познакомлю с ними, – вместе им ничего не грозит. Если нужно будет, обязательно напишу. Счастливо вам!

– И тебе удачи!

Занятые вознёй с молодыми, Лукин и Егоров совершенно не обращали на нас никакого внимания. Мы погрузились во вторую машину и поехали в училище. Утром Володя смотрел на меня, не понимая, откуда я появился.

– Ночью, вместе с вами приехал. Ты так был занят, что даже не обратил на меня никакого внимания.

– Посмотри, сколько народа приехало – каждую ночь ездили встречать, сегодня, кажется, последние. Ты чем собираешься заниматься?

Действительно, население общежития увеличилось почти в три раза, по сравнению с тем, что было при мне.

– Лукин в моё отсутствие не вспоминал обо мне? – вопросом на вопрос спросил я.

– Один раз, когда народ стал собираться. Он один абсолютно не справляется, – в семь утра он уже здесь, в десять вечера он ещё здесь. Почему ты про него спросил?

– Так, из любопытства. Тебя почему не привлекает?

– Не знаю, вероятно, хочет что-то доказать. Всё-таки, чем собираешься заниматься?

– Что прикажут. Сейчас пойду сдам документы…

В строевой части майор Кузнецов подтвердил приказ о моём зачислении в училище переводом, без вступительных экзаменов. Вопрос об использовании меня до начала занятий ещё не решался.

– Пока зачислим тебя в эскадрилью Лукина, сегодня – завтра всё решим и скажем. Сходи на вещевой склад, получи обмундирование, переоденься по полной форме и зайди к майору Васильеву…

… Уже не в первый раз я переодевался в морскую форму, но всё ещё чувствовал себя в ней непривычно. После армейской гимнастёрки, шаровар и сапог, в форменке и брюках чувствовал себя чуть ли не в «гражданке», что было почти равносильно чувствовать себя раздетым…

Майора Васильева встретил выходящим из наших «палат».

– Наконец – то я тебя разыскал – майор приветливо улыбнулся. – Уже переоделся? Чем собираешься заниматься?

– Чем прикажут. Пока иду докладывать лейтенанту Лукину. Может быть, «молодым» какие-нибудь занятия организовать, наподобие подготовительных? По математике, по физике? Сколько можно строевой заниматься? До экзаменов «три» дня остаётся.

– Кто будет проводить? Математик и физик ещё в отпуске.

– Старые экзаменационные задачи и билеты найдутся?

– Найдём. У меня и нынешние есть, ещё весной приготовили.

– Давайте раздадим, пусть занимаются. У некоторых с собой учебники есть, можно устные занятия проводить. Скажите, какой экзамен запланирован первым?

– Математика, письменно.

– Давайте назначим первым сочинение – к нему мало, кто будет специально готовиться, это время можно использовать для подготовки к математике.

– Хорошая идея. Действуй.

Забрав все имеющие задачи и билеты, расположились в большой аудитории, не теряя времени, «размножили» их так, что каждый получил возможность решить все варианты, или кто сколько успеет… и сможет. Аналогично поступили с билетами по устной математике и физике. Таким образом появилась возможность заниматься практически самостоятельно, и в любое время.

Лейтенант Лукин, казалось, даже обрадовался отмене очередных строевых занятий – его благодарный взгляд я успел заметить, … или мне просто показалось. Увидев, что люди заняты делом, он перестал торчать в общежитии с утра до вечера. Мне определили организацию занятий и обеспечение хозяйственной деятельностью.

Как и предполагалось, на сочинении большинство выбрало свободную тему, актуальную для военных училищ – «Подвиг советского народа в Великой Отечественной войне». Раскрывая эту тему, многие взяли за основу рассказы своих родных и знакомых, принимавших непосредственное участие в войне, в том числе в авиации. При оценке результатов сочинения принимали во внимание не только грамматические и орфографические ошибки, но и смысловое содержание, способность к самостоятельному мышлению и анализу.

По результатам сочинения, некоторым абитуриентам в дальнейшем отменили собеседование, а некоторых, откровенно, вытягивали. Идею первого экзамена – сочинения  – приняли за основу.

Следующим экзаменом назначили письменную математику. Сделано это было тоже специально – к устному экзамену по математике не допустили только тех, кто абсолютно ничего не решил, ни одной задачи. К тем, кто хорошо справился с решениями задач, не очень придирались на устном экзамене, – тех же, кто получил удовлетворительные результаты – более глубоко «пытали» по тем разделам, в которых были допущены ошибки. Такой индивидуальный подход позволил исключить элементы случайных ошибок при решении задач и объективно оценить способности человека.

Примерно такую же систему применили на экзамене по физике – за основу взяли результаты решения задач, способность к анализу и логическому мышлению, умению увидеть законы физики в, казалось бы, обычных явлениях.

Окончательные решения о зачислении принимались во время собеседований: выяснялась способность молодого человека починить дома водопровод или электрическую розетку, брату – детскую игрушку.

В результате – план приёма курсантов на первый курс был выполнен без особых проблем. Некоторым, не прошедшим отбор, было настоятельно рекомендовано повторить попытку на следующий год.

В экзаменационных хлопотах и заботах пролетел целый месяц. На доске приказов и объявлений появились списки курсантов, зачисленных в училище. Дважды увидел свою фамилию: первый раз – в приказе от 23 июля о зачислении в училище в порядке перевода из УПИ. Второй – от 25 августа о переводе на третий курс на основании сдачи квалификационных экзаменов за первый и второй курсы и зачислении в списки курсантов третьего курса.

Теперь можно написать письмо Толику Штанько и в роту связи 4-го полка.

Самое главное – нужно написать письмо домой. До сих пор я ничего не сообщал родителям о своём решении. Весь вопрос – как это сделать?

Мысль подсказал один из моих новых однокурсников – якобы на территории училища существует закрытый, весьма секретный факультет, филиал МАИ, куда меня приняли переводом из УПИ. Идея понравилась, и письмо с новым адресом ушло домой. Для убедительности, вложил в письмо своё фото в гражданском пиджаке, взятом напрокат у одного курсанта пятого курса…

Пока не начались занятия, заглядывал к теперь уже курсантам первого курса, своим бывшим подопечным. Они старательно готовились к празднованию дня «курсанта», намеченного на 1 сентября…

Ещё до экзаменов, вернувшись из Москвы, обратил внимание на смуглолицего паренька, одетого в новое, с «пушечками» на погонах, Х/Б.

– Рядовой Ефим Дмитриев, – чётко, по – военному, представился он. Выглядел он несколько старше своих товарищей в строю. Я не стал больше расспрашивать его – с ним надо говорить один на один. Вскоре такой случай представился – он заступил в наряд по эскадрилье, оставшись за дежурного. Когда все улеглись, и дежурный по училищу завершил свой обход, мы устроились с ним в курилке.

– Как в армию попал? Сколько отслужил?

– Очень просто. Поступал в университет, срезался на сочинении.

– Много ошибок наделал?

– Нет, всего одну – написал то, что думал, а не то, что нужно. Нас так в интернате учили, – детдомовский я. Отслужил почти год, решил стать военным.

– Почему выбрал авиатехническое?

– Посоветовал один офицер, бывший авиатехник – сказал, что самые лучшие люди в военной авиации…

– Почему бывший?

– Часть, в которой я служил, когда-то, давно была авиационной; он начинал службу авиационным техником.

Ничего не предполагая, абсолютно автоматически, спросил:

– Как звали офицера?…

То, что я услышал, повергло меня в шок.

– Майор Турецкий.

Теперь мой вид шокировал собеседника – он даже испугался моей реакции.

– Турецкий Зиновий Иосифович?

– Да. Вы его знаете?

– Конечно, знаю – это мой двоюродный брат. – Теперь пришёл его черёд удивляться.

– Вам он тоже советовал это училище?

– Нет. – Я не стал ему рассказывать о мнении брата насчёт двадцати пяти лет офицерской жизни – он мог его неправильно истолковать.

– Давай так. Считай, что сегодня ты нашёл своего старшего брата. Не возражаешь? Правильно – мы с тобой одной крови. Это – первое, самое главное. Второе – когда мы вдвоём, никаких «ВЫ», только «ТЫ». Согласен?… Прекрасно! Третье – о чём бы мы ни говорили, – только откровенно… Договорились! Тогда слушай.

Представь себе, прошёл ещё год. Ты демобилизовался, вышел за ворота. Кто тебя ждёт?… Никто… Что будешь делать?… Пойдёшь учиться? Куда? На что будешь жить?… На стипендию?… Будешь подрабатывать? Что ты умеешь делать?… Вагоны разгружать? А когда учиться? Некогда! Куда тебе идти? … Правильно! В военное училище. Здесь ты на полном пансионе, только учись! Получи специальность и работай, устраивай личную жизнь.

У меня – другое. У меня была специальность, я ушёл в армию со второго курса института, у меня есть родители, дом, где меня всегда ждут. Зачем мне это училище, армия? Правильно. Не нужна! Поэтому, мой брат, майор Турецкий резко возражал против моей идеи насчёт училища… Почему я его не послушал? Мне не правится специальность, на которую я начал учиться. Та работа, на которой я работал, через несколько лет мне будет не по силам. Мне уже двадцать два. Начинать всё заново? Здесь я начну с третьего курса, и в двадцать пять у меня будет специальность… Снова не понравится? Не знаю, может такое случиться, жизнь покажет…

– Турецкому написать о нашей встрече?

– Турецкому написать надо, только о нашей встрече писать не надо…

Поблагодари за хороший совет, как устроился, в общем, сам сообрази… Теперь слушай сюда, как говорят у нас в Одессе. Предлагаю на обсуждении два варианта. Первый. Ты уже год отслужил. Тебя наверняка назначат командиром отделения… Начнутся занятия – у тебя должно получиться лучше, чем у остальных. Справишься! Должен справиться! Присвоят старшего матроса. Будет полегче, и рубль к жалованию не лишний. Дальше видно будет… Второй вариант. Будешь писать, напиши, как бы между прочим, что начальник училища имеет право своим приказом разрешить срочникам сдать экстерном, или досрочно, зачёты и экзамены по общеармейской подготовке и перевести сразу на второй или даже на третий курс, как меня, через собеседование, которое он проводит сам, но надо иметь воинское звание, лучше сержантское. Может быть, майор сможет это организовать задним числом. Вдруг удастся перескочить, хотя бы, через один курс. Подумай. Только сам о звании не проси – он мужик не глупый, должен догадаться сам… Договорился с Егоровым взять под пригляд Ларионова – сына капитана и Дмитриева, их можно было выдвигать на командиров групп. День курсанта встречал вместе с новоиспечёнными курсантами. Празднование дня «курсанта» началось с праздничного завтрака для всего училища. После торжественного построения и поздравления начальника училища, молодые курсанты давали клятву верности своему училищу, избранной специальности, подтверждая её поцелуями кувалды, заедая мешаниной, напоминающей по виду солидол и запивая «машинным» маслом.

В спортивной части праздника были перетягивание каната между звеньями, прыжки в мешках и в противогазе, чистка картофеля, отмывание бочки, изображающей мытьё самолёта, перетаскивание крупных узлов самолёта, откручивание гаечным ключом круглой гайки…

Начхим, переодевшись старшиной, зажигал сигнальную ракету, раздавал курсантам белые простыни, заставлял завернуться в них, и ползком преодолеть 20 – 25 метров до «укрытия». Последнему вручался приз – кусок обугленного теста, с намёком на последствия плохой защиты от атомного взрыва. Гомерический хохот всех присутствующих вызывал вид ползущих как привидения, завёрнутых в простыни, «мощных» курсантов.

Все эти мероприятия сопровождались праздничными обедом и ужином. Традиции нарушать не позволено никому, даже самому старому «молодому» курсанту. Поэтому, я, наравне со всеми, принимал участие почти во всех «мероприятиях» посвящения в курсанты – даже получил приз за откручивание круглой гайки, сделав плотную прокладку из, подвернувшегося под руку, куска наждачной бумаги, что не раз приходилось делать на своей прежней работе.

Отшумел день «курсанта»» и начались прозаические учебные будни. Несмотря на то, что программа и объём изучаемого материала оказались несколько меньше и задачи проще, чем в УПИ, учёба давалась очень нелегко, гораздо тяжелее, чем я ожидал. И не только мне. Многие курсанты, мои сокурсники, жаловались, что после двух лет армейской подготовки, мозги «включаются» очень тяжело.

Преодолеть это состояние помогала осознанная необходимость, осознанное желание учиться. Для этого требовалось только одно – упорные занятия. Физика, химия, начертательная геометрия и основы матанализа – для меня эти предметы были не в новинку.

Две пары лекций до обеда, – две пары – после. Ближе к вечеру – как правило, практические занятия – решение задач, лабораторные работы по физике и химии. Десять часов в неделю – «физо», по часу в день – строевая или огневая, «химическая», чтоб не забывалось и что б спать не хотелось…

Группы – небольшие, по 10 – 12 человек, поэтому преподаватель успевает поработать, практически, с каждым курсантом, выяснить все его слабые и сильные стороны, оказать адресную помощь. Это очень хорошо помогает – в институте такого не было.

Очень много времени уделяется решению задач. Обязательный разбор решения «домашних» задач. Постепенно, медленно, с большим трудом, мозги «включались» в работу, возвращалась способность соображать и мгновенно не забывать прочитанного. В глазах некоторых преподавателей, наверное, выглядел настырным дураком, но пока не добивался полного понимания материала, я не успокаивался.

Конечно, у меня уже был, пусть небольшой, но всё же опыт учёбы. Самое главное – это я усвоил ещё учась в институте, – не запускать материал – ни теорию, ни решение задач, ни отчёты по лабораторным и практическим работам – ничего. Учить и решать сразу, понемногу, не оставлять всё на потом, на сессию, тогда весь материал уложится в голове равномерно; его легче будет вспоминать на экзаменах. И не заниматься по ночам – самое бесполезное занятие – всё равно в голове ничего не остаётся. Только следующий день будет безнадёжно испорчен. Совмещая учёбу и работу, я не мог придерживаться этих правил, как бы ни хотел, в силу физической нехватки времени, из-за чего получалось всё с точностью да наоборот, но сейчас мне ничего не мешает учиться систематически, равномерно, без рывков и авралов. Для этого, я весь год пожертвовал увольнениями.

Эта и есть та самая главная задача, которую я поставил перед собой и которую мне предстоит решать все три года учёбы в училище… Ещё в середине сентября меня нашёл начальник строевой части майор Кузнецов.

– Мы получили телекс из школы младших авиаспециалистов. Нам сообщили, что заявленных нами командиров групп – отделений по армейскому, не будет, придётся выдвигать из числа курсантов. Можешь кого-нибудь предложить из своих бывших подопечных?

– Троих могу. Первым предлагаю бывшего суворовца Егорова. Вторым – курсанта Дмитриева. Он отслужил год срочной службы, думаю потянет. Им обоим можно присваивать старших матросов, а затем и старшин.

– Кто такой курсант Дмитриев? – Мой коллега – срочник. – Документы его есть? Давайте посмотрим… – Да он не только твой коллега, но и твой брат… по крови. Характеристика хорошая, оценки тоже весьма неплохие. Может быть ты и прав.

– Третьим – курсанта Ларионова. Этот парень показался мне серьёзней, вдумчивей и сообразительней остальных из его группы, сын офицера, – можно попробовать, должен справиться. По остальным – нужно переговорить с Егоровым, он своих людей должен знать. Мнение лейтенанта Лукина тоже нужно знать и учесть.

– Генерал не знает, что с ним делать. У него в столе лежит приказ о присвоении Лукину старшего лейтенанта. Генерал держит приказ – не хочет ставить его на эскадрилью.

– Тут я вам не помощник. Во-первых, обсуждать командира не положено, во-вторых, сначала он мне показался толковым, затем… Может у него дома что-то случилось – вот он и нервничает. По крайней мере «запаха» я от него не слышал. Может помощь какая нужна?… Могу предположить, что он знает о приказе, о его задержке. Надо поговорить с ним…

Четыре месяца напряженнейшей учёбы пролетели, как четыре дня.

Два новогодних дня «отдыха» и … сессия. Сначала зачёты, затем экзамены.

Однако, не так страшен… Систематические занятия сделали своё дело.

Спокойная обстановка, доброжелательное отношение офицеров – преподавателей – всё это придавало уверенность в своих силах. К тому же не хотелось подводить своих командиров и выглядеть плохо в глазах товарищей. Все выкладывались на полную катушку. Результат – ни одного «уда», есть и «отлично» Для первой сессии – прекрасный результат.

Можно перевести дыхание и немного отдохнуть. Спокойно написать письма. В первую очередь домой, родителям. Неприятно, но опять придётся сочинять про студенческую жизнь – писать им правду рука не поднимается. Единственное, чем можно похвастаться – хорошими результатами сессии. Можно написать в роту связи, но моих друзей второго года службы уже нет: они отслужили два с половиной года и демобилизовались. Затем школьным друзьям. Наверное, уже устроились, кто как, после «дембеля». Может уже женились. Только один мой школьный товарищ, Виталий Базикало всё ещё служит. Где-то на флоте, на Тихом океане. Пока служили, письма чаще писали – получали тоже чаще. Обязательно написать Толику Штанько…

Спустился на первый этаж, в первую учебную эскадрилью, к своим прежним подопечным. Обрадовались. Я тоже.

Майор Кузнецов прислушался к моим рекомендациям. Суворовец Егоров, Ефим Дмитриев уже старшие матросы. Курсант Валерий Ларионов тоже командует группой – поговорил с ним, поинтересовался службой. – Кончился для тебя нелёгкий период? – засмеялся, втянулся, но служба только начинается. Молодец! Будешь писать домой, передай привет. Поговорил с Ефимом Дмитриевым. Доволен. Всё хорошо. О Турецком ничего не сказал, значит, ничего не получилось, а может, и не писал. Быстрее всего, что не писал…

В баталёрке посидели с Егоровым. Он и на группе, и за старшину – на хозяйстве. Достаётся ему. Что с Лукиным?

– Нормально, пришёл в себя.

Неделя заслуженного «отдыха» и снова занятия с утра до вечера. Продолжаются лекции и практические занятия по физике и химии. Новые дисциплины – дифференциальное и интегральное исчисление, теоретическая механика, иностранный язык, черчение, детали машин. Основы сопромата. Объём материала больше. Распорядок дня – ещё напряжённее. Решение задач, «знаки», чертежи. Всё надо успевать в срок.

В Ленинской комнате кульман – можно не ходить в чертёжный зал. Перед выходным днём можно чертить до двух – трёх часов ночи. Чертить мне нравится, ещё со школы. У меня получается.

Детали машин – тоже чертежи и несложные расчёты. Дома, в институте, преподаватель физики заставил нас научиться считать на логарифмической линейке с «закрытыми» глазами. Большое спасибо! Ещё нашёл логарифмические таблицы Брадиса. «Детали машин» теперь не создают больших проблем. Главное вовремя.

Есть проблемы с «инязом». Не было практики – пропали навыки понимания языка. Нас, «немцев», всего несколько человек на всём курсе. Нужен хороший собеседник – его нет. Преподаватель лучше знает английский и французский. Находят «немку» в соседней школе, но она не знает «специфического», технического языка, тем более для военной авиации, но у неё находятся подходящие словари и разговорники. Нам выделяют четыре часа в неделю для совместных самостоятельных, не «контролируемых» занятий. «Знаки» – с одним словарём на всех. Наконец, на заводе находится инженер, владеющий техническим немецким языком. Он хороший переводчик, но слабо владеет разговорной речью. «Начуч», майор Васильев, находит выход – совместные занятия втроём, по субботам, вместо уборки в казарме. Мы не возражаем. Постепенно находим «общий» язык с обоими. Они тоже довольны – оба получили определённые навыки. Учительница даёт согласие на работу по совместительству. Значительно сложнее с «сопроматом». Сначала никто ничего не понимает. Вернее так. Теория более, менее понятна – не можем понять, как применить теорию при решении задач. Просим дополнительных занятий и консультаций. Случайно заводим разговор с преподавателем «деталей машин». Несколько занятий значительно упрощённым, более практическим, более доходчивым языком, и мы начинаем что-то соображать. Наш опыт распространяют на другие группы – организуют раздельные, теоретические и практические занятия объединённой группой всего курса. Есть свои плюсы и минусы. Положительный результат стал очевиден – весь курс стал понимать «сопромат».

Пять месяцев второго семестра пролетают быстро – даже не заметили, как прошла весна. За первыми дождями и грозами наступила… сессия. Уже есть опыт в подобных вопросах, но перед нами задачи сложней. Обстановка спокойная, деловая. Многие начинают понимать, что отличные оценки в дипломе, это не только глубокие и прочные знания, но и возможность, в дальнейшем, выбрать место службы – просят разрешения пересдать некоторые дисциплины из прошлой сессии. Разрешают не всем.

Давно не заглядывал в первую учебную эскадрилью, к молодым. Просто физически некогда. Недавно встретил Лукина – он уже старший лейтенант. Поздоровался, пожал руку.

– Чего не приходишь? Молодежь тебя вспоминает. Приходи, они будут рады. Я тоже. В его глазах благодарность. За что? Ладно, это неважно – важно то, что человек понял, нашёл себя.

Сессия прошла нормально. Только долго, почти целый месяц – много предметов, несмотря на то, что часть зачётов поставили «автоматом».

«Сопромат» сдавали сразу двум преподавателем – «теоретику» и «практику» – двое на одного – нечестно. Зато успешно.

Немецкий – вообще трём: нашему преподавателю, инженеру с завода и учительнице. Мне почему-то показалось, что инженер и учительница встречаются гораздо чаще, чем на занятиях с нами. Дай бог им счастья!

«Иняз», черчение и детали машин – «отлично», остальные – «хорошо». Хочется лучше, но уж как есть.

Первая практика, пока только на заводы. На месяц. Поразмыслив, решил, что полезней будет побывать на авиаремонтном, чем на авиастроительном.

Опыт моей работы до армии говорил, что разобраться в устройстве машины лучше всего разобрав и собрав её своими руками. На авиастроительном машину собирают готовыми узлами, а что внутри узла?… На ремонтном – всё разбирают по «косточкам», моют, чистят, то есть то, что придётся делать потом самому. Вопрос в том, хватит ли месяца.

Конечно, хочется поехать домой, к родителям, но ехать в форме нельзя, а гражданской одежды у меня нет, и купить не на что. Я не просил у родителей денег, ссылаясь на хорошую стипендию. Старшинского жалования хватает.

Пошёл к майору Васильеву. Выслушал, согласился с моими доводами, обещал помочь… Своё обещание он выполнил. Получил направление на Н…ский авиаремонтный завод, на два месяца. Написал домой, что еду на практику, затем в студенческий стройотряд.

В цехе, куда меня определили, ремонтировали МИГи. Сейчас в ремонте стоял МИГ-23, с изменяемой геометрией крыла. Всё, как у нас на заводе. Разборка, чистка, визуальный осмотр.

Объективный приборный контроль каждой детали – такое у нас не делали – нет необходимости, да и приборов таких нет.

Мне была поручена самая «ответственная» работа – разборка некоторых узлов и первичное мытьё деталей. Мытьём «железа» в керосине мне приходилось заниматься на своей первой работе – не привыкать, по уши в керосине. Более тщательная, тонкая очистка – в специальных растворах с ультразвуковыми колебаниями.

Зато увидел самолёт изнутри. Потрясающее зрелище. До сих пор удивляюсь, как удаётся конструкторам с такой тщательностью разработать такие сложные детали и узлы. Это не задачи по сопромату решать. В конце первого месяца под пристальным контролем разрешили сборку несложных узлов в соответствии со сборочным чертежом. Заодно научился быстро и грамотно читать сборочные чертежи. Сборка – специальными ключами, с динамометрами, не допускающими ошибок при работе.

На следующий месяц меня перевели в цех ремонта СУшек. Оформили на вакантную рабочую точку, вместо ушедшего в отпуск слесаря. Работа прежняя – разборка, мытьё в керосине деталей и передача их на участок тонкой очистки. Только в рабочем темпе – задержек по моей вине не должно быть. Личный рекорд – за весь рабочий день – три сигареты: две по дороге в столовую и обратно, и одна – по дороге в душ.

Пикантная деталь. На эту работу присылали провинившихся солдат с гауптвахты, из соседней воинской части. Бесплатно. После двух дней такой работы, они предпочитали чистить солдатские туалеты. Хорошо, что у меня с собой три комплекта одежды. Один комплект – вечером, после работы; два других для работы – один на мне, другой в стирке. Вечером, в «общаге», мне казалось, что от меня все воротят носы от запаха керосина. Жаль, что не удалось заглянуть внутрь двигателей – их отправляли сразу на моторныезаводы.

В последний день практики, вызвали в бухгалтерию – оказывается мне причиталась зарплата. Целых двести рублей  – с учётом двух месяцев бесплатного питания – весьма неплохо.

В училище вернулся за три дня до начала занятий. Сдал в учебную часть отчёт и отзыв руководителя практики.

– Понравилось? – допытывался майор Васильев. – Учиться, что лечиться – нравится, не нравится, все равно надо. Если серьёзно, – делал то, что всё равно придётся делать. В следующую практику хотелось бы попасть на моторный завод и на вертолётный.

– Жизнь покажет.

Зашёл во вторую учебную эскадрилью. Моя «тройка» уже ходила в старшинах – я был доволен, что не ошибся в ребятах и не подвёл «строевика» – майора Кузнецова.

На чётвёртом курсе теоретические дисциплины кончились.

Начались специальные, чисто профессиональные. Самолёты. Устройства. В первом семестре – истребители – МИГи – 19, 21, 23, 25. СУшки. Перехватчики Су-11, 15; истребитель – бомбардировщик Су-7.

В классах выставлены образцы двигателей, основные узлы, агрегаты самолётов, образцы вооружения. Всё это нужно уметь разобрать и собрать. Не разбираются только двигатели. По двигателям – нужно знать и уметь сделать настройку. По каждому узлу и агрегату – зачёт, по каждой машине – экзамен. На полном серьёзе, без каких-либо поблажек. Не на пальцах – на конкретных узлах и деталях…

Второй семестр – бомбардировщики: Ил – 28, ТУ – 16, 22, 95. Модификации, особенности, различия. Преимущества, недостатки. Вооружение. Всё в подробностях, в деталях. Зачёты, экзамены. По каждой машине. В каждом билете по пять вопросов.

Отдельный курс лекций – вертолёты. МИлевские, КАмовские. Всё то же. Каждый узел, агрегат, вооружение. Зачёты, экзамены.

Вторая практика. Первый месяц – на моторный завод в Р….ск, второй на вертолётный, в Ростов на Дону. На обоих заводах – в ремонтных цехах. Знакомят с наиболее вероятными неисправностями, простейшими способами их определения и ремонта в условиях аэродрома.

На моторном заводе очень много электронных приборов контроля узлов, деталей и всего двигателя. После окончательной сборки, двигатель «прогоняют» на стенде, под постоянным приборным контролем. Все показатели записываются на бумажную ленту, фиксируются даже весьма незначительные отклонения от необходимых параметров. Здорово!

На контрольном участке познакомился с пожилым контролёром дядей Мишей. Фронтовик, практик, он с большим недоверием относился к «электронике». Однажды, уже в конце моей практики, он протянул мне небольшой пакетик.

– Возьми вот это. Тебе обязательно пригодится. Я, старый еврей, своё уже отработал, ухожу на пенсию, а он тебе ещё послужит. Из пакета дядя Миша достал обычный медицинский стетоскоп, который есть у каждого врача. На диафрагму и на металлические трубки, одеты резиновые накладки, наподобие тех, которые одеваются на наушники радистов для изоляции посторонних звуков извне. Как врач слушает сердце человека, так дядя Миша слушал работающий двигатель. Интересно!

Действительно, при любых колебаниях оборотов двигателя, обязательно менялся уровень шумов внутри двигателя. Характер звуков менялся в такт с показаниями тахометра. В это время на другом стенде «гоняли» двигатель, привезённый в ремонт. Своим прибором дядя Миша мгновенно услышал характерный металлический стук изношенных подшипников на валу компрессора…

– Возьми, и не забывай дядю Мишу, старого моториста. Не обещай писать – всё равно не напишешь. Удачи тебе, парень…

В Ростове своими глазами убедился, насколько вертолётная техника сложнее самолётной. Я не переставал удивляться гениальности конструкторской мысли инженеров, создавших узлы моторной группы вертолётов и редукторов – одновременно сложные и надёжные, в тоже время простые и удобные для технического обслуживания…

Последний, пятый курс. Самое необходимое в будущей, уже не далёкой, реальной службе.

Техническое обслуживание, регламентные работы, текущие ремонты, планово – предупредительные ремонты, аварийные ремонты; расходные материалы, – необходимое количество, их качество, порядок заправки…

Не в классе – в не отапливаемых ангарах, в любую погоду, днем и ночью. В противогазах и костюмах химзащиты. Это называется – в условиях, максимально приближенных к боевым.

Январь – сессия. Последняя. Всё наоборот. Сначала экзамены по практическому обслуживанию в ангаре, затем экзамены по теории – в классе. Не сдал практику, нет оценки за теорию.

После сессии – стажировка. Последняя – преддипломная. На военном аэродроме, в строевой части. Три месяца. Направлен на Дальний Восток.

Руководитель практики – инженер эскадрильи капитан Пугачёв определил меня в экипаж старшего лейтенанта Капитонова, под надзор техника – лейтенанта Разуваева, дав два дня на изучение регламента работ. Мне очень крупно повезло. Лётчики полка осваивали и летали на МИГ-23, с которыми я познакомился ещё на первой практике. Кроме этого, нам прочитали курс лекций по этой новой машине. Оставалось уточнить перечень регламентных работ – всё – таки у каждой модификации самолёта есть свои особенности. На следующий день Разуваев притащил мне довольно объёмную папку с регламентом.

– Изучай.

Подавляющее большинство этого перечня было мне знакомо, за исключением порядка обслуживания механизмов установки стреловидности плоскостей. Не надеясь на его величество случай, перечитал документ от начала до конца. Новый для себя материал законспектировал. Перечитал и лекции по 23-му МИГу. Мысленно прокрутил в голове увиденное на практике.

На третий день предстал перед инженером полка, вместе с инженером эскадрильи и лейтенантом. Не знаю, понравились ли зампотеху полка мои ответы или нет, – он никак не отреагировал. Ничего не сказал, ничего не отразилось и на его лице, но до практики он меня допустил.

– Под твою ответственность, Разуваев. Если что – в общем, сам понимаешь. За тобой контроль. Жёсткий контроль.

Через три недели капитан забрал меня от Разуваева в другой экипаж, в распоряжение прапорщика Сергеева. – Дело знает, но на первых порах посматривай за ним. – с этими словами капитан удалился.

Изобретать велосипед не пришлось. Регламентные работы прописаны, надо только скрупулёзно и добросовестно их выполнять. Быть внимательным. Соображать головой не возбраняется, даже поощряется. Есть сомнения – спроси, не стесняйся. Не надейся на «авось». От этого зависит жизнь лётчика. Самое главное – ответственность за порученное дело.

Под командованием Сергеева проработал месяц, пока из отпуска не вернулся техник самолёта. Сначала капитан вернул меня Разуваеву, но через день направил обратно, к Сергееву. Лейтенанта Гончарова перевёл в другой экипаж. Работать с Сергеевым мне понравилось. Мудрый прапорщик не торопил меня, не подсказывал, давая возможность не только механически выполнять работу, но и осмысливать каждую операцию, сводя к минимуму вероятность ошибки. Он не контролировал каждый мог шаг, приучая меня к самостоятельности и ответственности за свои действия, требовал пунктуальности, опрятности и аккуратности во всём – от порядка и чистоты в ангаре, до содержания инструмента. Мы оба с ним не уходили со стоянки или из ангара до тех пор, пока не заканчивали всю подготовку к завтрашним полётам… Утром, едва приходил командир экипажа, можно было докладывать о готовности машины к полёту…

Вручая перед отъездом пакет с отзывом, капитан впервые хитровато улыбнулся:

– Где собираешься начинать службу?

– Где прикажут. Куда пошлют. – Толково! Где-то я уже слышал это выражение. Но где? И от кого? Никак не мог вспомнить…

… Приняв у меня отчёт по практике и пакет с отзывом, майор Васильев, распечатал его, прочитал, засмеялся.

– Как тебе капитан Пугачёв?

– Не знаю, я с ним общался всего три раза.

– Он о тебе хорошо отзывается. Пишет – толковый. Не забыл ещё родное училище.

– Он что тоже наш выпускник?

– Разве он не сказал тебе об этом?… Его «толково» – высшая степень похвалы. Даже генерал перенял его выражение…

Вспомнил! От генерала я впервые и услышал это слово. Как я сразу не догадался. Будем знать.

– Он просит генерала после выпуска направить тебя к нему, даже согласием зампотеха дивизии заручился. Поедешь?

– У меня есть выбор?… Куда распределят, туда и поеду.

– Толково!..

После выпускного вечера, переодевшись в новенький, самый наимоднейший, чёрного цвета, из элана, костюм, в начале июля 1970 года, заявился в отпуск – в родительский дом, обещая пробыть дома целый месяц.

На лацкане пиджака красовался «поплавок» – свидетельство об окончании ВУЗа, с непонятной для несведущих, аббревиатурой «ДВВАИУ». Тонкий намёк похвастаться дипломом, я проигнорировал, сославшись на то, что диплом уже на месте моего распределения в совершенно закрытом городе Дальнего Востока. Я не уверен, что это сообщение их обрадовало, или хотя бы успокоило, но разговоры на эту тему больше не заводились. Давид, муж моей сестры, поглядев на «поплавок», прошептал:

– Сними, пока никто не догадался. Я ещё три года назад знал, что никакого филиала МАИ в Прибалтике нет. Только авиационное инженерное училище и институт инженеров ГВФ в Риге.

– Надеюсь, кроме тебя, об этом никто не знает?

– Никто. И не узнает.

– Спасибо!..