Читать книгу Слова и смыслы. Мировоззрение и картина мира: ассоциативный словарь - Сергей Белкин - Страница 26

(См. также Бесконечность, Время, Смерть). Бессмертие – это бесконечная жизнь. Если поделиться с вами моим внутренним миром, мироощущением, то вопрос о бессмертии не занимает в нем заметного места. Я не хочу бессмертия и, признаться, никогда об этом надолго не задумывался. Но, как автор, пишущий эту книгу, я не могу не считаться с тем, что для очень многих бессмертие (в первую очередь, разумеется, сама смерть) является проблемой и занимает их умы и сердца. Да и не только умы и сердца, но и реальные часы, дни и ночи, эта озабоченность вовлекает в разнообразные дела, разговоры и прочее. Принято считать, что люди хотели бы обрести бессмертие, что об этом они слагали сказки, создавали мифы и религиозные вероучения. Это действительно так. Люди сформировали представление о смерти как о самом страшном зле, поручили «вопросы смерти» различным, но всегда страшным существам – типа скелета с косой…

А. А. Проханов, развивая концепцию «Русской мечты» (и вовлекая меня лично в процесс ее дальнейшего развития и популяризации), в качестве одного «уровней» нашей многомерной национальной мечты указывает на мечту о бессмертии. Я с этим не согласен, но мысли Проханова перескажу. Он считает, что (якобы. – С. Б.) присущая русскому народу мечта о бессмертии воплотилось в философской концепции т. н. «русского космизма» Николая Федорова. Н. Федоров, будучи православным христианином, всерьез воспринимал слова Христа о грядущем телесном воскрешении и победе над «последним врагом», то есть смертью. Федоров полагал, что задача науки именно в том и состоит, чтобы овладеть искусством собирания заново всех атомов и молекул, составлявших тела умерших людей, для восстановления полноценного тела живого человека. Разработанная им философия «Общего дела» легла в основу целого направления – «русского космизма», приверженцами или симпатизантами которого стали многие известные люди: Л. Н. Толстой, В. И. Вернадский, А. Л. Чижевский, В. С. Соловьев, Н. А. Бердяев, С. Н. Булгаков, П. А. Флоренский и др. Философская концепция не сводилась лишь к проблеме бессмертия, ее основой была идея активной эволюции, то есть целенаправленных действий по изменению человека. Они считали, что человек может изменить себя сам, что он не является вершиной эволюции.

Похожие – по своему целеполаганию – идеи разрабатывались не только в России, но и за рубежом. В современном трансгуманизме – ставшем не только дискурсом, но и общественным движением – одним из основных направлений является проблема бессмертия, которую предлагают решать разными способами: от замораживания пока еще смертных тел до их размораживания во времена, когда проблема бессмертия будет решена, до постепенного превращения человека сперва в биоробота, а потом и в постчеловека, некий гибрид со свойствами и человека и компьютера, обладающего возможностью бесконечной регенерации, развития и пр.

Все это интересные направления и мыслей и действий, но я хотел бы вернуться к утверждению Проханова о присущем нам стремлении обрести бессмертие. Мне не кажется, что это стремление когда-либо носило заметный уровень активности. Отдельные люди об этом думали, но как народный архетип этого не было. Бессмертный сказочный персонаж – это Кащей Бессмертный, существо крайне отрицательное. Бессмертием народное сознание наделяло только представителей нечистой силы. Мечталось о долгой жизни, о продлении молодости, но не о бессмертии. Бессмертие лишает жизнь смысла. (А смерть – придает жизни смысл.) Быть может, это излишне радикальные высказывания, но – с некоторыми оговорками и смягчениями – они, думаю, верны. Во всяком случае, наполнить бессмертную, бесконечную жизнь смыслом – задача непростая…

Тема бессмертия в разных вариациях наполняет собой и вероучения, и мифы, и поэтическое творчество в самых разных культурах. В тех религиях, которые мы называем авраамическими, бессмертием наделена душа. Она возносится после смерти смертного тела «на небо», после чего ее ожидают либо вечные муки в аду, либо вечное блаженство в раю. Тем самым сконструирована модель, позволяющая человеком управлять, диктовать ему определённые рамки поведения, соблюдая которые он может надеяться на попадание души в рай. А если не будет соблюдать – то в ад, на вечные муки. Особенным элементом этой модели является именно вечность – души и ее посмертной судьбы. Нельзя не восхититься также и тем, что человек, верящий в эту модель как в реальность, никогда не ускользнет от расплаты или награды: смерть не спасает, потому что умирает только тело, а душа отправится на суд Божий. Другую – более комфортную – судьбу бессмертным душам предлагает модель переселения душ, развитая в индуизме и некоторых других «восточных» религиях. Это выглядит даже привлекательно и несет в себе немало романтики. Как сказал об этом поэт В. Высоцкий: «Хорошую религию придумали индусы». Я с ним согласен и готов в качестве забавы и самопсихотерапии фантазировать на тему о своих предыдущих жизнях, равно как и о жизнях последующих. И вообще: я не считаю, что человек – это «душа плюс тело», я в этом вопросе последовательный материалист: никакой нематериальной души нет. Но вот образ этой нематериальной, бессмертной души – есть! Не только у верующих, но и у меня. Я его частично заимствую у других, частично придумываю сам, но, главное, я им охотно пользуюсь. Представления о собственной душе для меня не какая-то там «объективная реальность», а конкретная моя, сугубо субъективная, но все-таки реальность. И она может в моих фантазиях и – если угодно, медитациях – быть бессмертной.

Мир прагматичного субъективного идеалиста привлекателен и многокрасочен.

Есть еще одно представление о бессмертии, описываемое с помощью понятия ноосфера – не того, которое вводил Вернадский, а того понятия, которое превратили в эзотерический конструкт его как бы последователи. Идея состоит в том, что человеческие сознания – в том числе и мое, и ваше и т. д. – наполняют собой ноосферу как некое вместилище, в котором пребывают вечно. Полагаю, что эта чушь хуже, чем переселение душ. Попытка «онаучить» – ахиллесова пята современной эзотерики.

Продолжая размышлять о человеческом бессмертии, я скажу, что оно для меня существует в той самой форме, о которой писал Маяковский: «…чтобы, умирая, воплотиться в пароходы, строчки и другие долгие дела». Мне представляется вполне достаточным и прагматичным утверждение типа: Шекспир (Толстой, Моцарт и т. д.) жив, покуда мы его читаем (слушаем). Это наиболее реальная и приятная во всех отношениях форма практического бессмертия (да, не бесконечного: и Шекспира когда-нибудь могут позабыть, но ведь и солнце будет светить не вечно).

И последний вариант бессмертия, который мне тоже по нраву. О нем говорит Х. Л. Борхес в своем эссе «Бессмертие». Вот несколько выписок.

Мы вправе верить в бессмертие.

Все мы, так или иначе, сотоварищи по этому миру. Каждый хочет, чтобы мир был лучше, и, если он вправду становится лучше, наши надежды крепнут. Если родина чем-то прославится (почему бы и нет?), в этой славе будет частица нашего бессмертия, и неважно, вспомнят наши имена или нет. Это пустяк. Важно другое – бессмертие. Оно – в делах, в памяти, оставленной другим.

Остаться может совсем немного, фраза, не больше. Скажем, такая: «Ну и парень, повстречаешь – не разойдешься». Кто ее выдумал, не знаю, но, произнося, всякий раз чувствую себя автором. И разве важно, что того куманька давно нет на свете, если он в эту минуту живет во мне и в каждом, кто повторяет его фразу?

То же самое – с музыкой или с языком. Язык – это общий труд, а потому бессмертен. Я говорю по-испански. Сколько умерших испанцев живут во мне? Что я думаю и как сужу, не важно, имена ушедших тоже не так важны, если все мы день за днем помогаем осуществиться будущему, бессмертию, нашему общему бессмертию.

Это бессмертие вовсе не обязано быть твоей собственностью, оно обойдется без случайных фамилий и имен, обойдется без наших воспоминаний. Зачем считать, что возьмешь в другую жизнь свою память и я, скажем, так и останусь в собственном детстве, в Палермо, Адроге или Монтевидео? Зачем всегда цепляться за прошлое? По-моему, это литературщина. Я могу все забыть и остаться собой, и все это будет жить во мне, даже безымянное. Может быть, самое главное как раз то, что вспоминаешь неточно, как раз то, что вспоминается безотчетно.

В заключение скажу, что верю в бессмертие, но не индивида, а мира. Мы бессмертны, были и будем бессмертными. Исчезает тело, но остается память. Исчезает память, но остаются дела, труды, поступки – вся эта чудесная частица мирового целого, о котором мы так и не узнаем, и хорошо, что не узнаем.

Думаю, что и Маяковский и Борхес размышляли верно. Ну и я получил в их лице поддержку собственным размышлизмам…