Читать книгу Игра как жизнь. Часть 3. Ярославль, 1948-1958 - Сергей Белкин - Страница 13

То, что я родился, несомненно, относится к разряду случайностей. Если учесть, что у родителей уже были два сына, да еще был старший сын отца от первого брака, то к моему появлению на свет можно было особо и не стремиться: род продолжен, семья большая. Но любовь решила по-своему. Случилось это событие 9 июля 1950 года в железнодорожной больнице города Ярославля. Почему именно в этой больнице? Думаю, потому что именно в ней было ближайшее к дому родильное отделение. Если из Новосёлок по Суздальскому шоссе направиться в город, то по дороге, но уже в городской черте, будет «Дорожная клиническая больница станции Ярославль». Она и сейчас там стоит. Не знаю, сохранила ли она статус железнодорожной. Но раньше система железных дорог неслучайно называлась государством в государстве, поскольку обладала обширной автономной инфраструктурой, состоявшей из медицинских учреждений, школ, производственных мощностей и всего прочего. Отметим, что моё случайное появление на свет именно в железнодорожной больнице теперь, спустя десятки лет и множества событий, выглядит символичным: всю жизнь я прямо или косвенно оказываюсь связан с железной дорогой и ее учреждениями.

Вот первая запись раздела «Серёженька» маминой «Общей тетради», к которой я ещё не раз буду обращаться (рис. 81): «Родился Серёженька: 4 кгр – вес, длина – 53 см. 9 июля 1950 года в 8 часов утра».

Сохранился и самый первый в моей жизни документ, выданный ещё в родильном отделении (рис. 82). Имени у меня пока еще не было: просто – «мальчик».

Сведения о новорожденном

Ф. И. О. Белкина Людмила Павловна

Адр. Учхоз Новоселки

Должн. Жена научного работника

Сельско-хозяйственного института

Млад. род. 9/VII-50 г. мальчик.

Вес реб. при рождении – 3950,0

Вес реб. при выписке – 3960,0

Заб. реб в род. доме не было

Врач: /подпись/

Вакцинирован БЦЖ 11/VII 13/VII 15/VII

17/VII-50 г. м/с Носкова

Можно удивляться тому, что этот документ сохранился. Но, зная отношение нашей мамы к документам вообще, тем более относящихся к детям, я не удивляюсь. Хорошо, что у меня и у моей жены такое же отношение ко всем этим «бумажкам»: все бережно храним. Надеюсь, что и в следующих поколениях этот подход к семейным архивам и семейной памяти сохранится.

Неплохо звучит мамина, так сказать, должность: жена научного работника. В этом чувствуется еще не позабытый привкус дореволюционного стиля: «вдова действительного статского советника», или «жена купца 1-й гильдии», наконец, «супруга его сиятельства графа Н.» и т. д.

Динамика привеса вызывает удивление и восторг – для тех, кто понимает. Дело в том, что в норме так называемая биологическая потеря веса в первые дни после рождения. У меня ее, как видите, не было. Вес начал набирать сразу, что и продолжаю успешно делать без перерывов до настоящего момента. (Потому, наверное, с симпатией отношусь к поговорке: «Пока толстый похудеет, худой – сдохнет!»).

Имя я получил, на мой взгляд, прекрасное. Взгляд на имена моих предков показывает, что все они почерпнуты из довольно узкого круга русских православных имен, причем видно, что не последняя роль в выборе имени отводилась благозвучию в сочетании с отчеством, а также с учетом того, чтобы и от присваиваемого имени легко образовывалось отчество. Как видите, у нас нет не только Арнольдов, Витольдов или Анжелик, но даже ни одного Валерьевича. Я думаю, это неплохо.

Судя по дате в справке, домой меня выписали 17 июля. Мама вспоминала, что и рожалось ей хорошо, и лежалось в этой больнице тоже хорошо – детей и мамаш было не так много, внимание уделялось всем, уходить домой никто не торопил.

А дома нас ждали бабушка Люба, папа, Павлик и Сашенька. Все очень радовались моему появлению на свет. Я сразу попал в надежные и опытные руки бабушки Любы. Да и мама была уже не молодой-неопытной: все-таки я – третий. Активное участие принимали и соседи – Елена Петровна и ее мать Маргарита Георгиевна Сташко. На дореволюционной фотографии, сделанной во времена, когда они жили в Петербурге, Маргарита Георгиевна ещё молодая дама (рис. 83). Во втором томе я написал главу «Дело Пронцетиса» – частично выдуманную, частично, основанную на реальной судьбе Елены Петровны и Маргариты Георгиевны. Ко времени моего рождения Елена Петровна освободилась из ссылки, работала животноводом в Учхозе и смогла взять к себе свою мать – Маргариту Георгиевну – уже тогда частично парализованную. Маргарита Георгиевна была искренне и глубоко верующей католичкой. С моей православной бабушкой она не вступала в конфликты, свойственные Католической и Православной церквям. Бабушки меня перекрестили – каждая по-своему – и вознесли приличествующие случаю молитвы. Маргарита Георгиевна поэтому считала меня своим крестником, что давало основания моим братьям иногда, в шутку, относить меня к католикам. (Вообще-то в католицизме крещение мирянами признается как полноценное, что было когда-то узаконено одним из римских пап.) Мой крестильный крестик имеется до сих пор. Я толком и не знаю, чей это крестик – Маргариты Георгиевны или бабушки Любы. Как бы то ни было, но крещен я был двумя мирянками, что в отдельных случаях (угроза немедленной гибели, например) и православными церковными канонами допускается. Возможно, то, что я крещен был представительницами двух разных ветвей христианства, представляет для ревнителей конфессиональной чистоты некоторую трудность. А может, и нет. Я к этому отношусь с иронией…

Факт моего крещения документально не подтвержден, а вот государственная регистрация рождения была осуществлена как положено. Регистрировать новорожденного следовало по месту прописки, а Учхоз Новоселки административно-территориально относился к ведению Телегинского сельсовета (а не города Ярославля, как стало позднее). Так местом моего рождения, указанным в свидетельстве о рождении, стало село Крест Телегинского сельсовета. (Об истории этого села я написал в предыдущем – втором – томе.)

Свое повествование о наших предках я начал писать давно. В 2000 году это уже была толстая рукопись, которую я в нескольких экземплярах распечатал и переплел, озаглавив «Русские, греки…». Павел основательно «прошелся» по всей рукописи ещё до ее помещения в переплет. При этом и не только исправлял неточности, но и, время от времени, вписывал свои замечания на полях. Одно из них касается моего появления на свет. Видимо, размышлений у отца с матерью на сей счет было немало: и без третьего ребенка живется нелегко. Прямо скажем – трудно. Ни жилья нормального, ни уверенности в будущем: личная судьба только что показала, что готова на неожиданные и опасные зигзаги. В своей ремарке – в том месте, где я описываю свое появление на свет – Павел кое-что добавил.

Маргарита Георгиевна имела, как она считала, веские основания считать Серёжу своим крестником, поскольку она – вероятно, не только она – отговаривала маму прерывать беременность. И ещё. Мама шла зимой в метель к врачам, но по пути упала. Подумала, что природа не одобряет ее сомнений-размышлений, вернулась и решила оставить ребенка.

Ну, что ж: элементы холистического мироощущения (это я сегодняшний оперирую подобными категориями, а не моя мама) способны украсить любую биографию. Сформулирую это в возвышенной поэтической форме: Любовь и Счастье не покинули нашу семью, вопрос «рожать или не рожать» решился благоприятно – с точки зрения меня, родившегося…

Приведу и другие ремарки Павла. На рис. 85 копия одной из страниц рукописи с записями Павла, касающимися моего появления на свет и первого дня рождения. Там же он нарисовал подаренную мне погремушку. Кроме того, он обратил внимание на мои слова, описывающие возвращение в Ярославль из Харькова в конце лета 1951 года. Я писал так: «После ласкового, теплого, изобильного юга в окружении любящих и заботливых родственников было, наверное, довольно тоскливо возвращаться в суровую северную осень, напоминающую южную зиму, возвращаться в неприспособленное жилье. Это, однако, мои домыслы: никаких жалоб со стороны родителей я не помню». Павел возмутился: «Нечего приплетать ностальгию кишиневцев! Мы каждый раз изо всех сил рвались домой. Никаких суровых осеней у нас не было, как нет их и сейчас у всех людей, одетых по погоде».

Ещё один интересный документ, связанный с моим рождением, сохранился в семейном архиве (рис. 86): Решение о назначении государственного пособия от 25 ноября 1950 г. В нем сказано, что «в связи с рождением третьего ребенка многодетной матери назначено единовременное пособие в размере 200 рублей.