Читать книгу Красное, белое и серо-буро-малиновое - Сергей Геннадьевич Светуньков - Страница 16

Заканчивался 1920 год, а вместе с ним и социализм по-кузькински. Глуповские мужики перестали растить хлеб, картофель, репу и морковь в прежних количествах – ведь им продотряды оставляли только ту часть урожая, которая позволяла крестьянам кое-как прожить, а всё остальное изымалось и отправлялось по разверстке в Глупов, где частично отправлялось на фронт Гражданской войны, частично отправлялось в Москву, частично отправлялась на склады самого Глупова для распределения по карточкам, а в значительной части исчезало в неизвестных направлениях.

Продотряды собирали всё меньше и меньше продовольствия. И тут случилось экстраординарное.

Пришёл в деревню Вихляевку в конце ноября 1920 года продотряд во главе с Кузькиным – хлеб да другие продукты по развёрстке забирать. По дороге в Вихляевку (а путь туда, как следует из названия деревни, не близкий и не прямой) продотряд останавливался в разных деревнях и проводил реквизиции излишков. Кузькин занимался изъятием самогона – другим он доверить эту работу не решался. В результате недельного путешествия к Вихляевке продотряд был похож скорее на мобильную торговую ярмарку, нежели на боевой отряд. Во главе отряда ехал сам Кузькин, обнявшись с четвертью очищенного молоком самогона. За ним на санях двигались другие участники отряда, причём в санях были как мешки с зерном, так и самое разное барахло – отрезы материй, самовары, утюги, сало и сапоги.

Некоторые бойцы отряда, реквизировавшие в сёлах гармошки, наигрывали, развалившись в санях, удалые головотяпские народные песни типа «мать твою растудыть, буду водочку я пить». К некоторым саням были привязаны реквизированные коровы и овцы, а реквизированные свиньи из-за их неспособности передвигаться по снегу были на месте разделаны и везлись в санях замороженными тушами.

Боевой характер продотряда выдавало только красное знамя, древко которого было привязано к передним саням командира продотряда Кузькина, но в общем цветовом разнобое обоза и оно смотрелось не столько как символ боевой части, сколько как нарядные красные ленты ярмарочного балагана.

За очередным поворотом к Вихляевке, когда на горизонте были уже видны поднимающиеся ввысь синие дымы печных труб, прокатанную в снегу дорогу в деревню загородила цепь вихляевских мужиков с вилами. Кузькин, который сидел в первых санях, аккуратно опустил из рук бутыль самогона на сено в санях, выплюнул изо рта папироску и вразвалочку подошёл к вихляевским мужикам, которые при виде Кузькина ощетинились вилами. Посмотрев в глаза мужикам, Кузькин недружелюбно спросил:

– Чего стоим? Чего дорогу перегородили? Али уже Карла Маркса не боимся?

Мужики как-то вдруг хором ответили:

– Не пустим продотряд в деревню! Всё отдали уже!

– Да вы знаете, кто я такой? Я – комиссар по продотрядам Кузькин! Вот ужо я вам! А ну-кась разойдись по избам да хлеб для реквизиции приготовь!

Тут из круга вихляевских мужиков вышел один мужичонка в красноармейской шинели, невысокого роста и чернявенький, со шрамом через всё лицо от врангелевской шашки, по фамилии Александров, и сказал:

– Слушай ты, Кузькин! Вот мы все тут отвоевали в Красной армии за мировую революцию, за власть Советов и домой вернулись, а дома жрать нечего. Всё вам, городским, отдали! Осталось только посевное зерно, сами сушёную лебеду, крапиву да сныть едим, а ты хочешь ещё последнее отнять? А чем мы сеять тогда будем? С голоду ведь помрём! Уйди лучше подобру-поздорову! Наш сельский совет принял решение ничего сверх того, что положено, не отдавать. И комбед с ним согласен. Так что вот вам бог, а вот и порог!

Кузькин таких смелых речей никогда и не слыхивал. Обычно, когда он представлялся да произносил страшное слово «комиссар», то сразу же все становились покладистыми. А тут – бунт какой-то. Достал он тогда маузер из кобуры и пальнул разок для острастки в воздух. Продотрядовцы тогда из саней повысыпали, гармошки в санях поставляли и быстренько ружья свои на изготовку вскинули, приготовились к стрельбе. Вихляевские мужики и разбежались.

– То-то! – усмехнулся Кузькин.

Спрятал маузер, вновь обнял бутыль самогона и велел возчику, махнув рукой в сторону Вихляевки:

– Трогай!

Обоз тронулся в сторону Вихляевки. Но мужики, как оказалось, вовсе не испугались выстрела из маузера, поскольку были они на войнах стрелянные. Только Кузькин с отрядом подошёл к деревне на ружейный выстрел, как открылись ворота ближайшего амбара и оттуда вихляевские мужики на руках пушку выкатили, развернули её в сторону продотряда и как стрельнули поверх саней! От испуга Кузькин сделал неловкое движение – бутыль с самогоном ударилась о реквизированный утюг, лежавший среди множества других вещей в санях Кузькина, и лопнула. Обломок стекла бутыли порезал Кузькину пузо поперёк туловища.

– А ну поворачивай назад, продотряд! – закричали вихляевские мужики. – А то в следующий раз уже и по головам саданём!

Продотряд в панике бросился бежать и скакать наутёк от Вихляевки. Вёрст через десять остановились передохнуть, глядь – а Кузькин-то ранен! Перевязали его как могли, промыли рану оставшимся самогоном и отправились в Глупов. По дороге от потери крови Кузькин потерял сознание, и его сразу же по приезде в город отвезли в городскую больницу, которой заведовал Викторов, проходивший в больнице исправительные работы за сотрудничество с режимом Лизки.

Сами же продотрядовцы гурьбой ввалились в кабинет Зойки Три Стакана и, перебивая друг друга, сочиняя на ходу всё новые и новые подробности, рассказали ей о том, что в деревне Вихляевке Глуповской губернии появилась белогвардейская банда, вооружённая до зубов пушками и пулемётами, общим числом бойцов до тысячи человек. Рассказали они также о том неравном бое, который был вынужден принять продотряд, и как, поубивав с сотню бандитов, но остановленные шквальным орудийным огнём, они на руках вынесли с поля боя своего единственного раненого – командира Кузькина. Зойка Три Стакана приказала не паниковать, а сама отправилась в больницу.

К тому времени Кузькин, не приходя в сознание, умер. Зойка Три Стакана обратилась к Викторову:

– Как так? Почему допустили смерть такого человека?

– Большая проникающая рваная рана брюшной полости – стеклом от бутыли с самогоном… Повреждены жизненно важные внутренние органы. Усугубилось всё ещё и ожогом от самогона этих органов. К тому же – большая потеря крови. Так что сделать ничего не смогли наши врачи…

– Нет, доктор, ты что-то путаешь. Умер Кузькин от вражеской пули. Об этом все продотрядовцы заявляют, ты что-то путаешь!

– Да ничего я не путаю! Что – я не смогу рваную рану от стекла спутать с раной от пули? И самогон как внутрь попал?

Зойка Три Стакана помолчала, ничего не говоря.

– Ладно. Не важно, отчего он умер. Важно, что он умер. И умер он в революционной отчаянной борьбе за рабочее дело! И похороним мы его как героя, погибшего за общее народное дело! Вот!

Зойка Три Стакана развернулась после этих слов на каблуках и отправилась в здание исполкома. Викторов в свидетельстве написал, как есть: «глубокая рваная рана, вызванная воздействием режущего предмета – осколка бутылочного стекла». Но кого интересовало это заключение? Сдали его в архив, и делу конец! Это только теперь, после того как глуповские архивы стали достоянием гласности, тайна гибели Кузькина раскрыта. А до того считалось, что Кузькин геройски погиб в неравном бою от предательской пули, пущенной в спину, которая попала в живот…

Тем временем Зойка Три Стакана собрала совещание: Рябинин, она и Матрёшкин.

На совещании решили послать на все дороги в Вихляевку сторожевые разъезды из сотрудников ЧК, чтобы предупредить внезапное нападение бандитов на Глупов, если оно случится. От имени Глуповского областного совета Рябинин запросил телеграммой у Москвы войска на борьбу с бандитами, на что получил ответ: «Сообщите численность, состав бандитов, вооружение, имя главаря. Ленин». Поскольку ничего этого глуповским руководителям не было известно, решили с ответом погодить.

Кузькина торжественно похоронили в центре Глупова у старой крепостной стены. Было много речей и клятв. Местный поэт из цыган Бедьян Дедный прочитал свои стихи, написанные по этому поводу:

Последняя фраза в стихотворении несколько покоробила тех, кто знал покойного, но из стиха фразу не выкинешь – рифма есть рифма!

Под выстрел оружейного салюта гроб с телом Кузькина опустили в могилу, закопали и поставили памятник, изготовленный из меди на железнодорожных мастерских, с надписью:

«Здесь покоится прах верного сына глуповского народа комиссара Кузькина Кузьмы Кузьмича, павшего в неравном бою с кулацкими прихвостнями 10 ноября 1920 года под Вихляевкой».

А когда спустя много лет в Глупов провели природный газ, то у могилы Кузькина соорудили Вечный огонь, который до сих пор освещает старую крепостную стену из газовой горелки, спрятанной под мраморной пятиконечной звездой.

Местная газета «Глуповская правда» выступила с инициативой опубликовать брошюру, посвящённую похоронам Кузькина, в которой поместить все прозвучавшие речи. Так и сделали.

После похорон и поминок решили отдать кузькиной матери, которая не выходила из запоя во время похорон сына, всё его имущество. Имущество Кузькина вывозили из квартиры в пятиэтажке на десяти грузовых автомобилях – столько его накопилось за три года непосильного труда на благо Головотяпии и советской власти. Надо было ещё вскрыть сейф, обнаруженный в квартире покойного. Ключ от сейфа висел на груди Кузькина на прочном кожаном ремешке, поэтому комиссия из трёх сотрудников ЧК во главе с Матрёшкиным вскрыла ключом сейф и обомлела: сейф был наполовину занят различными драгоценностями – кольцами, серьгами, золотыми монетами, подсвечниками, бриллиантовыми изделиями и т. п. Стали всё описывать и заносить в акт каждую вещь. Всего было найдено:

– золотых монет на 108 525 рублей,

– 705 золотых изделий,

– кредитных билетов на 750 тысяч рублей,

– 7 чистых и 9 заполненных паспортов на разные фамилии.

Вызвали срочно в ЧК Зойку Три Стакана и Рябинина.

– Что ж вы, товарищи, удивляетесь? – процедила сквозь зубы Зойка Три Стакана после первого шока, вызванного разглядыванием кузькинских драгоценностей. – Наверняка товарищ Кузькин по заданию Кремля готовил золотой запас и паспорта для победы коммунизма. Уверена, что это было указание лично товарища Свердлова, а то и самого Ленина, с которым я в своё время обнималась! Поэтому всё сдаём в глуповское казначейство, а в Кремль отправляем соответствующее секретное письмо с просьбой проинформировать нас о дальнейших действиях с этими ценностями. Да, и те пять грузовиков, которые отправили к Кузькиной матери, верните обратно, к чёртовой матери!

Из Кремля пришёл какой-то невразумительный ответ, типа того, что мы после смерти Свердлова в его сейфе кое-что нашли, но товарищ Свердлов очень любил детей, так что всё это действительно делается на благо революции, а драгоценности немедленно высылайте в наш адрес – мы будем зерно закупать для голодающих. Так и сделали, отправив драгоценности спецвагоном в Москву. Удивительным образом половина драгоценностей по дороге куда-то пропала из опломбированного ящика. Но это другая история.

В Вихляевке же бывший начальник уездной милиции Антон Александров возглавил восстание крестьян под лозунгами «Долой продразвёрстку!» и «Да здравствует свободная торговля!». Александров организовал в Вихляевке и соседних сёлах Союз трудового крестьянства, который принял Программу. В ней требовалось:

«1. Политическое равенство всех граждан, не разделяя на классы.

2. Свобода слова, печати, совести, союзов и собраний.

3. Проведение в жизнь закона о социализации земли в полном объёме.

4. Удовлетворение предметами первой необходимости населения города и деревни через кооперативы.

5. Частичная денационализация фабрик и заводов, находящихся в ведении государства. Крупная промышленность, каменноугольная и металлургическая должны находиться в ведении государства.

6. Рабочий контроль и государственный надзор над производством.

7. Допущение русского и иностранного капитала для восстановления хозяйственной и экономической жизни страны.

8. Немедленное восстановление политических и торгово-экономических сношений с иностранными державами.

9. Свободное самоопределение народов, населяющих бывшую Российскую империю.

10. Открытие широкого кредита для восстановления конного сельского хозяйства.

11. Свободное производство кустарной промышленности.

12. Свободное преподавание в школе и всеобщее обучение грамоте.

13. Дать полное право действия крестьянам над своею землёю так, как им желательно, а также иметь скот, который содержать должен и управлять своими силами, т. е. не пользуясь наёмным трудом.

14. Разрешить изготовление и продажу водки как традиционного головотяпского напитка».

Программа очень понравилась крестьянам. Сельские советы деревень, близких к Вихляевке, поддерживали Программу и присоединялись к Союзу трудового крестьянства. Сами крестьяне с удовольствием включались в Александровскую армию, и к весне 1921 года половина Глуповской губернии была занята восставшими. Глуповские большевики во главе с Зойкой Три Стакана приняли воззвание: «Все на борьбу с Александровым!». Вот его текст:

«В то время как представители рабочих, солдатских и крестьянских Советов ведут войну с белыми прихвостнями буржуев и помещиков, враги народа – империалисты, помещики, банкиры и их союзники казачьи генералы в лице Антона Александрова – предприняли последнюю отчаянную попытку сорвать дело построения революционного мира, вырвать власть из рук Советов, землю из рук крестьян и заставить солдат, матросов и казаков истекать кровью за барыши русских и союзных империалистов на глуповской земле. Александров, при поддержке местных меньшевиков, эсеров, кадетов и прочей контрреволюции, ввёл на Вихляевке военное положение, препятствует доставке хлеба на фронт и собирает силы, угрожая Глупову, Харькову и Москве.

В Вихляевке Александров арестовал сельсовет и пытается овладеть мостом через Грязнушку, чтобы отрезать глуповский хлеб, направляемый на фронт и в города. Политическим штабом этого восстания является так называемый Союз трудового крестьянства. Буржуазия предоставляет десятки миллионов царских золотых рублей контрреволюционным александровцам на дело мятежа против народа и его власти. Глуповскими чекистами при помощи зверски убитого К.К. Кузькина были перехвачены направляемые Александрову из Франции золотых монет на 108 525 рублей, 705 золотых изделий, кредитных билетов на 750 тысяч рублей, 7 чистых и 9 заполненных паспортов на разные фамилии.

Рабочие, солдаты, крестьяне! Революция в опасности! Нужно народное дело довести до конца. Нужно смести прочь преступных врагов народа. Нужно, чтобы контрреволюционные заговорщики почувствовали железную руку революционного народа. Глуповский Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов и его исполнительный комитет распорядились двинуть необходимые войска против врагов народа. Контрреволюционное восстание будет подавлено, и виновники понесут кару, отвечающую тяжести их преступления.

Глуповский Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов постановляет:

1. Все те области на Вихляевщине и других местах, где обнаружатся контрреволюционные отряды, объявляются на осадном положении.

2. Местный революционный гарнизон обязан действовать со всей решительностью против врагов народа, не дожидаясь никаких указаний сверху.

3. Какие бы то ни было переговоры с вождями контрреволюционного восстания или попытки посредничества безусловно воспрещаются.

4. Какое бы то ни было содействие контрреволюционерам со стороны местного населения или железнодорожного персонала будет караться по всей тяжести революционных законов.

5. Вожди заговора объявляются вне закона.

6. Всякий трудовой крестьянин, который сбросит с себя иго Александрова, будет встречен братски и найдёт необходимую поддержку со стороны советской власти».

Для того чтобы прекратить тлетворное влияние александровского мятежа на глуповцев, газета «Глуповская правда» публиковала страшные статьи с новостями об ужасах александровцев, ссылаясь на неизвестных очевидцев либо сопровождая их загадочной фразой «говорят, что…». Образ самого Александрова был демоничен: он якобы лично вырезал шашкой на спинах большевиков красные звёзды и велел закапывать живыми захваченных в плен красноармейцев, предварительно посыпав их солью (не красноармейцев, а звёзды, вырезанные на их спинах). Бедьян Дедный написал даже частушку по этому поводу:

Глуповский революционный гарнизон был срочно пополнен войсками, снятыми по распоряжению Троцкого с фронта. Конечно же, это были два красноглуповских полка. Возглавил их Живоглоцкий, а Камень с Железиным продолжали воевать на фронтах.

За прошедшее время Живоглоцкий очень изменился. Куда делись его интеллигентность и свойственная всем интеллигентам нерешительность? Где его нервозность и обидчивость? Где ненависть к ветеринарам? Нет, ненависть к ветеринарам осталась, но он их уже не расстреливал сразу, как прежде. В любом случае, перед глуповцами предстал не мальчик, но муж! Суровый внешний вид, нахмуренные брови, грозный взгляд, резкие отрывистые фразы звенящего голоса – всё это внушало страх. Даже Зойка Три Стакана, которая в своё время вытирала о Живоглоцкого ноги, немного робела, когда Живоглоцкий заходил в её кабинет, звеня шпорами и гремя многочисленными револьверами, маузерами, наганами и гранатами. При этом ещё и его чёрная кожаная куртка так скрипела от перевязанных ремней, что невольно хотелось вытянуться по стойке смирно.

В Глупове был создан чрезвычайный революционный военный совет, который по должности возглавила Зойка Три Стакана. Также в совет вошли Живоглоцкий, Рябинин и Чекистов, как зам Матрёшкина. Был разработан план военной операции, который предусматривал плотное окружение Вихляевского района войсками, дальнейшее его расчленение на отдельные участки и последовательное уничтожение противника. Совет в полном составе выехал из города. В Глупове оставались заместители Зойки Три Стакана, Рябинина и сам Матрёшкин, а всё остальное руководство вслед за штабом выезжало на борьбу с Александровым. Штаб Чрезвычайного революционного военного совета размещался в десяти километрах от границы восставшего района в избе кулака, который был обязан кормить и поить штаб за свой счёт, что кулак и делал от всей души в надежде на будущие льготы и привилегии, которые он получит в благодарность от начальства.

Как только закончилась весенняя распутица, войска заняли определённые планом позиции и тут случилось неожиданное. Красноглуповцы отказались воевать с земляками, мол, кругом тут свои, как с ними воевать-то? Более того, в войска каким-то образом попали Программы Союза трудового крестьянства и, читая эти Программы, бойцы полностью соглашались с написанным и отказывались воевать. Назревала катастрофа. Чрезвычайный Революционный Военный Совет, посовещавшись, принял решение расстрелять предателей, поддерживающих александровский мятеж, и вызвал для этих целей латышских стрелков, которые опять появились на глуповской земле откуда ни возьмись.

Живоглоцкий лично руководил расстрелами, которые производились на глазах всех бойцов, выстроенных перед расстрельной ямой строем. Делалось это так: Живоглоцкий строил воинское подразделение без оружия, а просто так, как бы на митинг, и задавал вопрос:

– Александров тут распространил свою Программу… Есть в ней много верного, а?

– Да, – начинали гудеть солдаты, – есть там правда.

– Надо это дело тщательно обсудить, а? Поэтому поступим так. Кто поддерживает Программу – выходи в сторону, а кто не поддерживает – оставайтесь на месте!

Самые доверчивые и полностью охваченные александровской агитацией выходили вперёд. Таких оказывалось процентов десять, хотя были подразделения, где выходила почти половина бойцов.

Тогда Живоглоцкий давал следующую команду:

– В соответствии с пунктом четыре Постановления Глуповского Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов «Все на борьбу с Александровым!» содействие контрреволюционерам карается по всей тяжести революционных законов. Предателей и изменников делу революции расстрелять!

Латышские стрелки вскидывали ружья и расстреливали всех вышедших из строя. Оставшаяся испуганная масса бойцов вооружалась и отправлялась на заданные позиции. Никто не бунтовал и не поворачивал оружие против Живоглоцкого и его трёх десятков латышских стрелков, хотя сделать это было просто. Страх за собственную жизнь, которую можно было вот так просто потерять, затыкал рты всем глуповцам, и они послушно шли в бой.

Восстановив дисциплину во всём своём воинстве, Живоглоцкий начал боевые действия. Александровцы отчаянно сопротивлялись, и потому реввоенсовет никак не мог добиться видимых успехов. В тяжёлых позиционных боях проходил месяц за месяцем, пока на помощь красноглуповцам не пришёл «патронно-снарядный голод» – у александровцев закончились снаряды к пушке и патроны к винтовкам. Они не могли больше отстреливаться. И вот тогда Живоглоцкий на белом коне проскакал перед фронтом красноглуповцев, размахивая шашкой, и закричал:

– На александровских контрреволюционеров! Вперёд! За мной! Ура!

С криками «Ура!» красноглуповцы бросились на штурм александровцев. Александровцы, побросав позиции и оружие, скрылись в лесах, на сеновалах и в амбарах. Красные начали их вылавливать, но сделать это было непросто – леса да поля на Вихляевщине обширные, дремучие, всех не поймаешь, да ещё и сам заблудишься. Тогда Живоглоцкий принял такое решение: поджечь весь лес в районе Вихляевки с той стороны, с которой дует ветер, а с противоположной стороны леса ловить выбегающих александровцев рыболовными сетями. Так и сделали.

Но поскольку ветер несколько раз менял направление, красноглуповцы подожгли лес со всех сторон – и александровцы, прятавшиеся в лесу, почти все либо задохнулись в дыму, либо заживо сгорели в лесном пожаре. Лишь очень немногие спаслись в рыболовных сетях красноглуповцев.

Прошло несколько месяцев, и в Москве была объявлена всеобщая амнистия участникам Гражданской войны. Оставшиеся живыми александровцы потянулись из своих лесных и овражных землянок в сёла, где сдавались советской власти. Все они после короткого разбирательства отпускались по домам, за исключением редких случаев. К такому редкому случаю относится и выход из леса самого Антона Александрова.

Вышел он по случайности в то же село, где находился чрезвычайный реввоенсовет. Селяне ему указали на дом, где располагался штаб. Штаб после трудов праведных предполагал поужинать. Кулак, на постой к которому временно был размещён штаб, суетился, накрывая стол для ужина оравы партийно-советских руководителей. Он после нескольких месяцев кормления штаба перешёл по своему экономическому состоянию из разряда кулаков в разряд бедняков, хотя прокормить штаб ему помогало всё село. Поэтому, когда он увидел Александрова – того самого, из-за кого штаб и не разъезжался, – кулак неслыханно обрадовался и, гладя его по спине, любовно называл «кормильцем».

Александров попросил что-нибудь поесть, но ему отказали и сразу же повели на допрос. Откладывать ужин из-за допроса Александрова никто из членов штаба не собирался. Служба службой, а поддержание посредством поедания ужина революционных сил у штаба никто не отменял! Сам процесс ужина претерпел некоторое изменение: самогон решили оставить напоследок, разделяя радость его употребления с радостью допроса главного врага советской власти на Глуповщине.

Штаб в полном составе сытно и молча поужинал, и велел кулаку, оставив приличествующие случаю закуски и самогон, всё остальное убрать со стола. После этого вызвали Александрова на допрос и посадили на край стола писаря для ведения протокола допроса.

Несколько месяцев Антон Александров скитался по лесам, был небрит, немыт и голоден. Он оброс, а его одежда потрепалась. Ничего грозного в его виде не было, тем более что росту он был низкого и стоял перед столом с сидящими за ним членами реввоенсовета, переминаясь с ноги на ногу и теребя в руках грязную красноармейку, голодными глазами зыркая на закуски, украшавшие стол.

– Ну что скажешь, Александров? – начала допрос Зойка Три Стакана.

– Вот. Пришёл. На амнистию пришёл.

– А признаёшь себя виноватым перед советской властью за участие в мятеже?

– Признаю! Бес попутал.

Зойка Три Стакана велела разлить самогон по стаканам членов реввоенсовета и, поздравив всех с победой, произнесла:

– За мировую революцию!

Реввоенсовет дружно выпил и закусил. Александров судорожно сглотнул слюну – он уже месяц как не ел нормальной еды, а последние три дня питался только дождевой водой и снытью. Запах еды, закуски и самогона очень его волновал.

– Так! – продолжала Зойка Три Стакана, вытирая тыльной стороной ладони промасленные салом губы. – А признаёшь ли ты, Антон Александров, что ты был главарём антисоветского мятежа?

Александров, испытывавший сильный голод и желавший поскорее закончить допрос, с тем чтобы ему дали что-нибудь поесть, сразу же согласился. Зойка Три Стакана велела разлить по стаканам ещё раз и произнесла второй тост:

– За здоровье всех присутствующих!

Реввоенсовет выпил. Сразу же в избе стало весело.

– А что, Александров, ты действительно надеялся, что в Вихляевке сможешь создать такую власть – без большевиков? – спросил Рябинин.

– Надеялся, да.

– А какую власть ты хотел: помещичью или буржуинскую? – продолжал Рябинин.

– Советскую власть – какую ещё? Только так, чтобы всё было по-честному, чтобы народ сам решал, а не большевики решали за народ.

– И что бы твоя власть сделала?

– Вся земля, конечно, передаётся трудящимся. Крестьяне свободно выращивают что хотят и продают свою продукцию кому хотят. Чтобы каждый мог смело обменять, например, хлеб на ножницы. Чтобы в газетах писали правду, а не то, что нужно большевикам.

Тут все поняли, что Рябинин не те вопросы задаёт, – ответы на вопросы уж больно не соответствовали образу врага народа, и протокол допроса будет содержать иной образ врага, нежели всем членам штаба хотелось. Рябинин понял, что есть ситуации, когда лучше жевать, чем говорить, и стал хрустеть солёным огурцом. Нить допроса вновь взяла в свои руки Зойка Три Стакана:

– А скажи, Александров, ты не любишь большевиков?

– Не люблю! Большевики взяли власть в Советах и воруют для себя! Ведут себя как бывшие помещики – даже рукоприкладством занимаются, как в царские времена! Да разве ж вы этого не знаете? Разве мужицкие письма не получали?

– Скажи, Александров, – игнорируя его вопросы, продолжала Зойка Три Стакана, – ты отдавал приказ вести вооружённую борьбу с нами? Отдавал приказ стрелять по красным?

Александров помолчал и ответил:

– А как иначе? Защищали ведь свою землю!

Зойка Три Стакана велела разлить самогон в стаканы в третий раз:

– Ну, за светлое будущее!

Выпили.

– Я считаю, что Антон Александров, как организатор мятежа против советской власти, не заслуживает амнистии. Моя революционная сознательность протестует против того, чтобы эту монархистскую буржуазно-кадетскую мразь меньшевиков под крылом эсеров оставить живой. Предлагаю его, как врага советской власти, расстрелять. Что думают по этому поводу остальные члены реввоенсовета?

Все были «за».

– Постойте! – воскликнул Александров. – Постойте! – Обращаясь к Зойке Три Стакана, он привёл убийственный аргумент: – Поднимая тосты за мировую революцию, за светлое будущее, ты произнесла тост и за здоровье всех присутствующих. Я – один из присутствующих. Если вы теперь меня расстреляете, то этот тост недействительный. И тогда все остальные тосты также недействительные. Значит, получится, что вы против здоровья всем присутствующим, против мировой революции и против светлого будущего! Так что ничего иного не остаётся, как отпустить меня по амнистии.

– Да-а-а-а-а-а… – протянул, качая головой, Рябинин. – Получается так.

Живоглоцкий и Чекистов сидели, также качая головами в изумлении. Писарь даже выпустил из рук перо и открыл от неожиданности рот. Все поняли, что Александров прав и расстреливать его никак нельзя. Только Зойка Три Стакана медленно жевала квашеную капусту, которой закусывала содержимое третьего стакана, и, наклонив вперёд лоб, смотрела не мигая исподлобья выкатившимися из орбит глазами на Александрова. В избе возникла мёртвая тишина, нарушаемая разве что хрустом капусты на зубах у Зойки Три Стакана. Дожевав капусту, она обратилась к караулу:

– Эй, караул! Шлёпните этого врага советской власти сию же минуту, пока он здоров и не простудился!

Александрова вывели из избы, поставили к ограде и расстреляли – он даже чихнуть не успел.

С песнями и плясками возвращались войска в Глупов. Зойка Три Стакана первая въехала в отворённые ворота, выехав на центральную площадь, сошла с телеги и, взобравшись на балкон здания Совета, принимала лично парад победителей.

Гражданская война закончилась. Войска демобилизовались, крестьяне вернулись в свои сёла, рабочие вернулись на заводы. Везде была разруха и нищета. А тут в Москве провозгласили НЭП – новую экономическую политику. Долго думали глуповские большевики, как бы рассказать глуповцам о том, что такое НЭП, да придумать не могли. А рассказывать надо было. Собрался впервые после войны большой съезд советов в Глупове. Надо было не только переизбирать руководство, но и принимать Программу, соответствующую НЭПу, а такой программы у глуповских большевиков не было. Рябинин, как председатель исполкома, первым держал слово на съезде, и надо сказать, держал его хорошо:

– Дорогие глуповцы! Вот и закончилась разрушительная война нашего народа с помещиками, попами и буржуазией! Мы отстояли революцию, разгромив наголову помещиков, попов и буржуинов! Война, Гражданская война закончилась! Мы начинаем строить новую жизнь, потому что старую жизнь строить нельзя! Мы ведь не случайно разгромили попов, буржуинов и помещиков! Мы защищали революцию, воюя с попами, помещиками и буржуинами за советскую власть – власть рабочих, крестьян и солдат! Мы понесли большие жертвы в этой борьбе, но жертвы эти были не напрасными! Мы победили и спасли дело революции. Попы, буржуины и помещики были против советской власти, но советская власть победила, потому что это власть рабочих, крестьян и солдат. Посмотрите друг другу в глаза, товарищи! Вы видите глаза победителей! Глаза победителей контрреволюционных сил, которые хотели задушить нашу молодую советскую власть! Но не тут-то было! В тяжёлой кровавой борьбе крестьяне, солдаты и рабочие разбили контрреволюционные полчища попов, помещиков и фабрикантов. Вспомнить хотя бы о славной победе глуповцев на заре советской власти над ордами Елизаветы Ани-Анимикусовой. Сколько пришлось перетерпеть простому глуповскому народу, пока Красноглуповская армия набирала силы за рекой Грязнушкой? А сколько претерпели красноглуповские воины, в тяжёлых лишениях готовившиеся к кровавому бою с Белоглуповской армией? Вспомнить страшно! Тем не менее, вооружённые революционным знаменем, стремлением к мировой революции и победе коммунизма, мы победили…

И так – полчаса. Следующей должна была бы выступить Зойка Три Стакана, и Рябинин всё поглядывал за кулисы, не появится ли она, ибо сказано было ему:

– Рябинин, твою мать! Что хочешь говори и сколько хочешь, но говори до тех пор, пока я не придумаю, с чем буду выступать, и не приду!

Зойка Три Стакана должна была говорить что-то конкретное на съезде и от лица руководства Совета, и от лица глуповских большевиков, но что? Хотя Зойка Три Стакана и была весной 1921 года в Москве на Всероссийской партийной конференции, где Лениным был провозглашён НЭП, смысл его в целом она поняла, но в деталях сказать не могла. А циркуляра из Москвы по этому поводу всё ещё не было – поторопилась Зойка Три Стакана с созывом глуповского съезда.

Она металась по своему кабинету, заламывая руки, как актриса, играющая несчастную любовь, как вдруг её взгляд случайно упал на бумагу, лежавшую на краю её письменного стола. Это была Программа Александровского Союза трудового крестьянства, восстание которого было только что подавлено. Зойка Три Стакана взяла листок, начала вновь читать эту Программу и не могла поверить своим глазам – эта Программа почти полностью соответствовала положениям НЭПа, которые она слышала в Москве на съезде. Взяв в руки карандаш, она начала творчески править содержимое, время от времени бормоча под нос загадочные фразы:

– Свободу слова им подавай… Ишь ты! У меня и так есть свобода слова… вычёркиваем… А вот это усиливаем… А вот по поводу водки – это хорошо сказано, но мы это усилим…

За пять минут проект программы новой экономической политики глуповских большевиков был готов. Черновик она передала своей машинистке с требованием за минуту напечатать текст. Через минуту текст был готов:

«Проект Программы новой экономической политики Глуповской губернии

В тяжёлых боях за коммунистическое будущее глуповский народ ценой больших жертв отстоял своё право на строительство нового счастливого бесклассового общества, основанного на всеобщем братстве, сестринстве, счастье и свободе. Покончив с Антантой, александровщиной и елизаветинщиной, глуповский народ вместе со всеми свободными народами Советской России строит новую экономическую политику, опирающуюся на следующие положения:

1. Политическое равенство всех граждан, не разделяя на классы. Но буржуям, помещикам и капиталистам нет места на нашей земле, если они не перестроились.

2. Удовлетворение предметами первой необходимости, в первую очередь продовольствием, населения города и деревни через свободный труд и свободные цены.

3. Регулирование цен на труд и продукты производства фабрик и заводов, находящихся в ведении государства.

4. Рабочий контроль над производством.

5. Допущение государственного и иностранного капитала для восстановления хозяйственной и экономической жизни страны.

6. Открытие широкого кредита для восстановления конного, крупнорогатого и мелкорогатого сельского хозяйства. А также курей и прочей птицы.

7. Свободное производство кустарной и деревянной промышленности.

8. Свободное преподавание в школе и всеобщее обучение грамоте.

9. Создать в Глупове государственный завод по изготовлению и продаже водки.

10. Замена продразвёрстки продналогом, вместо полного изъятия “излишков” сельхозпродукции у крестьянина забирать часть в виде налога. Остальная часть произведённой продукции остаётся в полном распоряжении крестьянина».

Прочитав написанное, Зойка Три Стакана просияла:

– Вот так будет хорошо! Вот за это мы и боролись с врагами, не щадя ничьей крови… И спасибо тебе, покойный Александров, за хорошую программу!

Бодрым шагом с программой в руке она отправилась в зал заседаний, где слышался голос уставшего Рябинина:

– … за советскую власть. Много лишений пришлось перенести в эти годы простому трудовому глуповскому народу. Попы, помещики и фабриканты делали всё от них зависящее для того, чтобы задушить глуповскую революцию, вернуть нас в ярмо царской власти…