Читать книгу Рюммери - Сергей Игоревич Пахомов - Страница 5

– Ух ты! Это же настоящая книга, – восхищенно воскликнула Рюмси.

– Некий человек, по имени Гаразд, рассказал мне много полезного, ничего не потребовав взамен. – Староста рассматривал рукопись, будто тоже увидел ее впервые. – Именно он подарил мне сию чудесную книгу. Это истинное счастье – встретить кого-то, столь умного.

– Уверена, что он не умнее великого старосты нашей деревни, – Рюмси скорчила рожу.

Только она позволяла себе так разговаривать со старостой деревни, которого за глаза называли Свинопасом.

Сколько Рюмси себя помнила, староста почти каждый день навещал их семью. Она замечала, что он почти не общался с родителями и не интересовался братьями – только ею одной. Вначале они просто виделись. Потом начали перекидываться парой фраз.

Рюмси быстро привыкла к Свинопасу, но не испытывала к нему особой любви, хотя всегда признавала в нем человека, заслуживающего уважения. Да и староста из-за своего характера оказался не из тех, чьего общества ищут. Было видно, что он и сам не ожидал от нее дружеских чувств. Но по известной одному лишь ему причине регулярно проведывал.

Свинопас был очень умным человеком, и Рюмси, немного повзрослев, искренне наслаждалась его россказнями о богах, дальних странах и загадках деревни Счастливчики. В компании старосты оказалось невероятно интересно. Он тоже не скрывал, что радовался возможности с кем-то поговорить.

Свинопас жил один. Будучи старостой огромной и богатой деревни, сравнимой по размеру с небольшим городом, он почти все время сидел в своем доме, вечно что-то изучая. Подобно медведю, живущему в зимних сновидениях несмотря на то, что в распоряжении косолапого целый лес. Лишь иногда, морщась от такой необходимости, староста неохотно покидал свою берлогу. Староста был очень худым “медведем”, как после спячки. Рюмси всегда считала, что такой огромный дом слишком велик для одного человека. Но, увидев, сколько у старосты шкафов со всевозможным барахлом, пришла к выводу, что дом для него слишком мал. Наверное, потому он и начал рыть подвал.

– Ого! Там рисунки даже есть, – Рюмси с интересом перевернула следующую страницу. – Странные какие-то. Это?..

– Внутренности и части человеческого тела. Пойдем, покажу тебе подвал, Рюммери, – сказал староста, нетерпеливо махнув рукой.

Только он называл ее настоящим именем. «Рюмси» – придумали братья: из-за ее родимых пятен, похожих на слезы. «Рюмси» прижилось, и все стали ее так называть, даже родители. Зачем же тогда придумывали имя Рюммери?

А вот староста не любил клички. И Рюмси догадывалась, почему. Если бы ее называли Свинопасша, она бы тоже не любила.

А еще Рюмси хотела узнать, откуда у него такое прозвище, но сам староста помалкивал, а деревенские пожимали плечами, что, впрочем, не мешало им так его звать.

– Не знала, что ты уже закончил с подвалом, – удивилась Рюмси.

– Никто не знает, и хотелось бы, чтобы так и оставалось, – Свинопас многозначительно посмотрел на девочку и добавил: – Сейчас поймешь, почему.

Рюмси скользнула взглядом по рисункам в книге:

– Надеюсь, у тебя там нет коллекции трупов.

– Нет, разумеется, – усмехнулся староста. У него были глубокие серые глаза, которые словно пронизывали насквозь своим взглядом. Наверное, поэтому, даже когда староста улыбался, лицо его выглядело печальным.

Староста первым стал спускаться по ступенькам, Рюмси двинулась следом, и их подошвы зашаркали по камню. Свет факела омывал темное стекло бутылок, поблескивающих по сторонам. Стеклянные изделия сами по себе стоили недешево, но с солью внутри становились невероятно ценными.

Староста как-то рассказывал, как раздобыл столько. Он потратил все свои доходы на дегейское вино: напиток, который, говорят, ценят сами боги. Но, даже не доехав до деревни, все распродал, оставив бутылки себе. Благодаря этому староста не только не обеднел, а наоборот, приумножил свое богатство.

Неровный свет факелов плясал по бледным стенам и ступеням из гладкого камня. Рюмси не сразу догадалась, что жуткие кривые тени, бегущие рядом, принадлежат ей и старосте. Шаги гулким эхом отдавались от стен. Этот звук заставлял Рюмси ежиться. Она осторожно ступала, с удивлением считая каждый шаг. Рюмси, из-за своего маленького роста, пару раз споткнувшись, чуть не упала. Благо, староста поддерживал. Насколько же глубок подвал? А когда, наконец спустившись, она подняла взгляд, то сильно удивилась – потолок оказался раза в два выше старосты. Даже если бы Свинопас подпрыгнул, то не смог бы коснуться его. А он был довольно высок, выше любого из деревенских.

Староста присел на последнюю ступеньку и принялся массировать больную ступню. Нога тревожила его с тех самых пор, как умерла мама Рюмси.

В подвале царил сильный холод. Еще мгновенье назад Рюмси бы радовалась, убежав от жуткой жары в прохладу, но тут стало уж очень холодно, и пахнуло сыростью.

– Он же огромный! – звук ее удивленного голоса отразился от стен. – Как ты смог его выкопать?

– Немного, разумеется, пришлось потрудиться, но я убрал только верхний слой. Точнее, пол. – Он кивнул на вход. – Остальное уже было, это подземная пещера. Мне кажется, вся деревня пронизана ими.

– Странно, что нет паутины.

– Я ведь тут хожу все время – вот и нет.

Какой бы жуткой ни была игра света и тени, лицо старосты по-прежнему оставалось приятным и добродушным.

Сверху свисали острые брылы, от чего Рюмси чувствовала себя в открытой пасти огромного зверя со множеством острых зубов. В потолок упирались массивные прокопченные балки, словно староста и сам верил, что пасть может захлопнуться, и пытался помешать этому.

Дальние же углы пещеры утопали в темноте, свет факелов там пропадал, и оставалось лишь гадать, что скрывает тьма.

Немного впереди, на столе, горела толстая свеча. Рюмси присмотрелась и, невольно вскрикнув, отшатнулась. Там лежало человеческое тело: живот разрезан, виднелись внутренности.

– Не бойся, он давно мертв, – попытался пошутить староста.

– Чтоб я в Лес попала, да там и пропала! Ты же сказал, что трупов нет! Сейчас день…Птица! Ты можешь врать?! – она раскрыла рот, мгновенно забыв о мертвом теле.

– Я не лгал, сказав, что у меня нет коллекции трупов, – староста усмехнулся краем рта, – для которой мне, как минимум, не хватает маленькой девочки с длинным языком. – Он стал серьезнее, ухмылка исчезла. – Не обязательно врать, чтоб выкрутиться. Понимаешь? Но не стоит кому-либо рассказывать, что так можно, ибо…

Рюмси нехотя последовала за старостой к мертвецу и сразу очутилась во власти мрачных теней, обитающих в подземелье.

– Да помню я. Не забыла, – Рюмси скроила гримасу, подражая голосу старосты. – Ибо людям нельзя доверять.

Почесав кончик носа, староста загадочно произнес:

– Так и есть. Ты ведь не знаешь, как появилась Птица? – он воткнул факел в специальное отверстие, а затем зажег на столе еще несколько свечей, озарив подземелье мягким оранжевым светом. – Да и откуда тебе знать? Простые люди мало интересуются чем-то, кроме насущных потребностей.

Теперь стало намного светлее. На некоторых стенах получилось разглядеть полки с орудиями и предметами, о предназначении которых Рюмси могла лишь гадать. Еще стояло несколько стеллажей, заполненных в основном банками и бутылками.

– Я не такая, – протянула Рюмси с укоризной в голосе.

– Ты нет, но твои… родные такие. Кстати, кроме них и меня ты с кем-нибудь еще общаешься?

– Тетя из-за чего-то поссорилась с отцом и больше к нам не приходит. Уверена, она и Брэкки запретила со мной общаться.

– Вот как? – староста нахмурил брови, скривив маленький рот, будто знал что-то об ее семье, чего не знала она сама. – Слушай, если кто-то уходит из твоей жизни…

– Слу-ушай, – она быстро перевела разговор в другое русло. – Так зачем все-таки тебе труп в доме? Это же неприятно и мерзко.

– С этим трудно не согласиться. Но, знаешь, боль ведь тоже неприятная, но она бывает двух видов: та, что убивает, и та, которая лечит. С трупами тоже не все так однозначно. Бывают и полезные трупы. Чтоб на их… опыте у живых не появилось боли, которая убивает. Живот, если тебе интересно, я ему разрезал уже мертвому. Но до этого на его теле не было ран. Он не стар, посему меня заинтересовала причина смерти.

– Если деревенские узнают про мертвяка в твоем доме, то ой как не обрадуются, – проговорила Рюмси, с опаской наблюдая, как на стенах медленно покачиваются тени от свечей.

– А если, скажем, у матери будет умирать ребенок, она тоже не обрадуется, когда я спасу ему жизнь?

– Я просто переживаю за тебя. В деревне тебя не сильно жалуют.

– Людям всегда необходим тот, на кого они могут злиться. Но в Счастливчиках все отлично, а значит, я хорошо справляюсь с обязанностями старосты. И, заметь, – он приподнял указательный палец, – они ведь всегда ко мне идут со своими проблемами. Даже не к лекарю или той старой женщине… запамятовал ее имя…

– Ягориадной она назвалась, когда приходила в последний раз, – Рюмси радовалась, что наконец представился случай поумничать самой. – А не помнишь ты потому, что до этого она назвалась Ягишей, а еще раньше Ведьмерой.

Свинопас сделал вид, что не придал этому значения. Но Рюмси знала его слишком долго, чтоб это у него получилось.

– Так почему они не идут к Ягориадне? – продолжил староста. – Потому что они признают мою помощь. А пока я могу помочь, я нужен.

– Не думаю, что ему ты поможешь, – съязвила Рюмси, кивнув на мертвеца. Ее всегда раздражала привычка Свинопаса мудрствовать с поднятым пальцем.

Староста был главным в деревне и, несмотря ни на что, его уважали, а некоторые даже побаивались. Не любили Свинопаса, правда, почти все. Но лишь с ним Рюмси вела себя естественно, не прикидываясь.

– Ему нет. Но, узнав причину, я смогу помочь другим. Это могла быть и болезнь.

– Твоя жена… ее болезнь забрала?

Свинопас слегка нахмурился:

– Я очень любил свою жену, она меня – нет. Мое сердце разбилось. А она… Она тоже не вынесла ран… сердечных. – Во взоре серых глаз старосты ни на мгновение ничто не дрогнуло. – Тебе тогда и года не было.

Рюмси опешила, не в силах понять, что же скрывают его слова. Иногда разница между шутками и серьезностью старосты оказывалась настолько тонка, что можно было легко и порезаться. Но он, похоже, не лгал. Не мог. Днем Правда достанет даже в темноте подвала.

Рюмси молчала, не зная, что ответить, но не жалела о своем вопросе. Староста доверял ей больше всех, но имел кучу тайн. И Рюмси при случае собирала крохи сведений о нем.

– Он тоже не от болезни умер, – теперь тему сменил староста. – Его погубил хлеб.

Свинопас многозначительно помолчал.

– Хлеб, к слову, свежайший и не отравленный. Глупейшая история, но в той же мере и поучительная. Хотя тебе это, скорее всего, не интересно.

Он лукаво покосился на Рюмси. Огни-хитринки блестели в его глазах. Девочка нахмурилась.

– Ладно, так и быть, расскажу. Он, – кивок на мертвеца, – крутился поблизости от Вечного Леса, пока оттуда не выбежала какая-то тварь…

– Покинула Лес?!

– Порой чудовища покидают Лес. Но наш приятель вовремя заметил и успел вскарабкаться на дерево. И, как позже поведал своей жене, сидел там два дня, пока тварь не ушла. Потом еще и ночь, аж до рассвета, чтоб удостовериться, что чудовище точно не вернется. И лишь затем слез и побежал домой. Вернее, побрел: думается мне, конечности у него затекли порядочно.

– Я бы тоже не сразу слезла, особенно ночью. Но это ведь не конец…

– Нет, дорогая, меня просто перебили ценным замечанием.

– Прости.

– Ну так вот. Добрался он, наконец, домой. А там хлеб как раз испекся, он его прямо из печи схватил и съел. Хлеб, как я потом выяснил, застрял в животе, а точнее, в кишках. Это и стало причиной смерти.

– Глупая какая-то смерть.

– Люди вообще делают много глупостей, в особенности когда голодны. Я видел голод и очень рад, что в Счастливчиках его нет. Надеюсь, никогда и не будет.

Староста умолк, о чем-то задумавшись.

– История поучительная, но не обязательно было мне его показывать. Иногда рассказа достаточно, – процитировала она его же давние слова. Рюмси нравилось повторять за старостой, и она почти всегда понимала значение сказанного.

– Мог бы. Но жизнь не всегда приятная. Спрятав от ее реалий, я не помогу тебе избегнуть всех опасностей. К тому же мне казалось, ты захочешь помогать, как в случае с картой. Или не ты говорила, что со мной намного интересней, чем на огороде?

– Уж лучше на огороде спину гнуть, чем с мертвецами возиться. Не этого я хотела.

– А что тебе мешает заниматься тем, чем хотела?

– Когда я повзрослею, меня ждет судьба всех девочек. Выйду замуж, нарожаю деток. Хлев, огород, дом… Если, конечно, кто-то позарится на такое лицо, – ее голос задрожал. – А так хочется любви. Настоящей. Которая без огня согревает.

– Где ты услышала эти слова?

– Н-не знаю, – в глазах уже забили роднички. – Сама придумала от безиходости.

– Правильно – безысходности.

– Б-благодарю, – родники превратились в реки. – М-мне в жизни еще пригодится это слово.

– Рюммери, у тебя красивое лицо.

– П-почему тогда другие дети дразнятся? Даже взрослые кривятся, глядя на меня.

Староста вздохнул.

– Рюммери, уж кому и стоило бы горевать, так это мне. Я многое сделал для деревни, где меня на дух не переносят. А мой единственный друг – девятилетняя девочка, ноющая о своем уродстве.

Он положил руку на плечо Рюмси.

– Но девочка эта – самое удивительное создание, что я встречал – а повидал я многое, – и ее переживания смехотворны, подобно тому, как лиса, выросшая среди крыс, беспокоится о том, что ее огненно-рыжий хвост не такой облезлый, как у остальных. – Он убрал руку с плеча, и „умный” палец снова поднялся. – Будешь переживать о том, что думают другие – проживешь чужую жизнь.

Его приятное лицо, прищур глубоких серых глаз и тонкие, вечно ухмыляющиеся губы как будто специально были созданы для того, чтобы учить жизни. Когда староста состарится и отпустит бороду, из него выйдет идеальный мудрый старец.

Рюмси не смогла удержать улыбку при этой мысли. Реки иссохли. Порой и так бывает.

Тем временем староста подошел к промежутку между стеллажами и стянул покрывало. Рюмси увидела человеческий скелет. Его вычищенные добела кости совсем не походили на грязные стручки, которые находят собаки. Скелет не выглядел жутко, Рюмси нашла его даже забавным.

– По нему я изучал строение костей, – объяснил староста. – Что ты видишь?

– Кости и вижу. Человеческие. Наверное.

– А подробнее можешь рассказать о человеке, которому он принадлежал?

– Надеюсь, это не девочка, которая спустилась не в тот подвал? Прости, – извинилась она, когда староста нахмурился. – Он мог принадлежать кому угодно.

– Но человек был богат?

– Не знаю, у богачей разве кости другие?

– А много у него было друзей?

Рюмси снова пожала плечами.

– Принес ли он какую-нибудь пользу деревне?

– Без понятия. Обычный скелет, хоть и первый, что я увидела.

– Обычный скелет, который не говорит нам ничего. Хороший или плохой, богатый или бедный… Все мы умрем, превратившись в кости. Так не лучше ли заниматься тем, о чем мечтаешь? Ведь жизнь одна.

– А кормить меня тоже мечта будет?

– А чем бы ты хотела заниматься, если бы не нужно было переживать о том, на что жить?

Девочка немного покраснела:

– Я бы хотела рисовать карты. Как ту, что мы рисовали.

– Карты местности, – он улыбнулся. – Если ты что-то действительно любишь, то обязательно достигнешь успеха в любимом деле. И о том, что поесть, точно не будешь переживать.

– Правда? – Рюмси радостно улыбнулась. В конце концов, как любит повторять Брэкки: жить становится гораздо проще, если хоть немного верить в чудеса.

– За хорошую карту купцы и богатые путешественники заплатят тебе столько, что некоторые в Счастливчиках за всю жизнь не заработают. Открою тайну: я всегда мечтал исследовать все подряд. Страны, города, разных животных… людей.

– Так и знала, что ты не ради лечения исследуешь труп.

– Нет. Но это не отменяет того факта, что я смогу приносить пользу людям. Кошка тоже не очень-то заботится о сохранности зерна и ловит мышей исключительно для своей выгоды, но, поймав мышь, она помогает и людям.

Он почесал подбородок и помрачнел.

– Этого не следует говорить ребенку, но ты умна… чересчур для своих лет. Я не говорю тебе делать что вздумается, но считаю, что черти правы со своим взглядом на жизненные ценности. Нужно делать то, к чему лежит душа, ибо мы не знаем, куда приведут наши дела. К примеру, твои карты помогут путникам, но они могут попасть и к плохим людям, которые пройдут туда, куда без карты не добрались бы. Спасая утопающего ребенка, мы не знаем, кем он вырастет.

Рюмси удивилась, уже в который раз. Отец иногда говорил, что мужик скорее поверит своей бабе, у которой дети на соседа похожи, чем черту. Она не совсем понимала эту поговорку, но суть уловила и поразилась тому, что староста ценил мудрость чертей.

– Что ты хочешь сказать?

– Хочу сказать, что если мы не знаем, к чему приведут наши поступки, то не лучше ли наслаждаться жизнью, не думая о последствиях? Понимаешь меня?

– Понимаю.

Он кивнул:

– Пошли уже наверх, а то еще простудишься.

Но Рюмси уставилась на одну из стен, рассматривая ее странную поверхность. Присмотревшись внимательнее, она сообразила, что на стене что-то нарисовано. Внезапно рядом раздался какой-то звук.

– А там у тебя что? – заинтересовалась девочка, когда одна из посудин на стеллаже снова дрогнула. Там в мутной стеклянной банке находилось какое-то существо.

– Взгляни, если хочешь.

Староста поднес факел к стеллажу и осторожно отодвинул крышку. Оранжевый свет залил мебель целиком, изгнав тени даже из дальних углов. Рюмси, осмелев, подошла поближе. Существо внутри, сильно напоминавшее крысу, подняло рыльце и принюхалось. У него совсем не было туловища, вместо этого из головы росло несколько отростков, походивших на облезлые хвосты.

– Зачем оно тебе? И что это вообще такое?

– Я бы и сам хотел знать. Оно похоже на песчаного марионеточника, хоть они и водятся только в гробницах Аакона.

– А где ты его нашел?

– Нашел не я, а Недовольный Дарелл. Знаешь его?

Недовольного Дарелла знали все. Рюмси кивнула. Староста продолжил:

– Он уверял, что нашел это возле Вечного Леса. И меня терзают смутные сомнения, прав ли я.

– Насчет чего?

– В Лесу обитает множество разных тварей, которые по какой-то причине не покидают его, за редкими исключениями, – староста кивнул на посудину с тварью. – Я склонен думать, что кто-то намеренно населил Вечный Лес всевозможными монстрами из разных стран только для того, чтоб никто не смог туда проникнуть. И окутал Лес какой-то магией, чтоб твари обитали лишь внутри и не покидали его.

– Разве Лес не появился… ну… сам по себе?

– Случайно вырос лес с деревьями, которые нигде больше не растут, и населенный смертоносными тварями, не способными его покинуть? Рюммери, да над ним даже птицы не летают. Лес явно создан, чтоб туда никто не вошел, словно внутри него тайны, знать которые запрещено. Вырос сам по себе? С таким же успехом можно наткнуться на деревянный забор и утверждать, будто деревья сами попадали друг на друга, а гвозди принес и вонзил ветер.

– Но этот твой… марионеточник как-то выбрался. Как и монстр, что того бедолагу на дерево загнал.

– Верно. Но это детеныш. Возможно, сила, которая сдерживает тварей внутри, меньше влияет на их отпрысков, – староста закрыл крышку и задвинул посудину обратно. – Пойдем.

Они вышли из подвала, за что Рюмси была благодарна.

– А ты встречал чертей? – спросила она.

– Несколько раз.

– Ух ты, расскажи о них!

Свинопас посмотрел на Рюмси. Как всегда, доброжелательно, но с хитрецой в глазах.

– В другой раз, – ответил он и с особой осторожностью достал с полки шкафа свиток пергамента. Неспешно развернув его, староста повернул лист лицевой стороной к Рюмси. На пергаменте красовалось изображение деревни Счастливчики. Рисунки выглядели намного лучше, чем в последний раз, староста детальнее все разрисовал и украсил.

– Какая же она красивая! – проговорила Рюмси.

Староста, опустив взгляд, едва заметно улыбнулся – несомненно, радуясь ее восхищению.

– Первая моя карта, но она и твоя тоже, Рюммери. Ты и вправду мне очень помогла, – он протянул ей перо все с той же усмешкой на лице. – Видишь мое имя? Впиши рядом свое. Ведь это – наша карта.

Рюмси дрожащими руками приняла перо. Под его легкий скрип на пергаменте появилось и ее имя.

Это был лучший день в жизни Рюмси.