Читать книгу ЛЮБОВЬ к быстрой езде. Ночное чтение - Сергей Магомет - Страница 28

Уже больше года душевная жизнь Алексея Орловa была подобна извилистой подземной реке—невидимке, бегущей где—то по пустотам геологической бездны, чтобы однажды обрушить где—нибудь целую гранитную гору и в тумане водяных брызг явиться на поверхность громадным водопадом.

Более пятисот женщин (и среди них действительно самые достойные) искренне старались хоть как—то запомниться и сделаться нужными ему. Он, со своей стороны, это понимал и также искренне старался привязаться к какой—нибудь. Однако после жены все казались ему до того чужими, до того далекими, словно были сотворены из какого—то инородного, иноземного элемента. Даже самые великолепные глаза, волосы, губы и тела вызывали что—то вроде реакции отторжения. С таким же успехом можно было попытаться заставить себя полюбить, например, плоть другого мужчины, зверя, насекомого. Полюбить какой—нибудь минерал—астероид… И боль его не утихала, и перед глазами у него мерцало, невидимое другими, что—то не то черное, не то белесое… И ледяным ветром обдувало сердце.

Теперь он очень много пил, но, кажется, никогда до бесчувствия, и службе это не наносило никакого ущерба. Особенно же предосудительным это дело никогда не считалось в его среде. Наоборот, почиталось за самый естественный, народный способ релаксации. Скорее, могло насторожить стремление к излишней трезвости, по причине злоупотребления которой вот уж действительно, случалось, происходили тяжелые психические срывы, – несмотря на все предшествующие ухищрения со спортивно—оздоровительной профилактикой, – при их—то физической и интеллектуальной служебной нагрузке.

Только дома, лежа с бутылкой на широчайшей немецкой постели с водяным матрасом (приобретенной женой как предмет последнего писка моды еще в счастливое старое время) и завороженно наблюдая за играми с переодеваниями, он как будто прозревал и ему открывалось четвертое измерение – Прошлое. Ему как бы открывалась какая—то щелка, сквозь которую он приникал туда, где было тепло, солнечно и прекрасно. А нежный хрупкий вьюночек любил, наигравшись, ласкаться, влезая к нему в объятия, и, конечно, был ласкаем сам, представляя собой как бы абсолютную копию утраченной женщины – и в смысле формы, и в смысле упоительного нежного телесного материала, ощущаемого бесконечно родным и желанным. Он обнимал этот осязаемый фантом и грел, грел им свое застывшее сердце.