Читать книгу Славендар - Сергей Николаевич Тихорадов - Страница 2

Грабли у судьбы явно закончились, наступать было не на что. Я даже под ноги глянул – нет ничего, кроме травы. А вокруг был в меру ухоженный лес, и мне было в нем уютно, и щебетали какие-то мирные птицы, и легонько шелестела листва. Набирая громкость, над головой загудели высоковольтные провода: это я проходил под линией электропередач, врезанной в широкую просеку. Провода висели между гигантскими, похожими на Эйфелеву башню, мачтами. Дед Вадим однажды рассказал страшным голосом, что в его время такие мачты делали зэки на зонах. Но в данном случае и это не представлялось опасным. Даже электромагнитное излучение, которым стращают народ, лично меня не пугало.

Я шел через лесополосу на звук федеральной трассы Москва Переходная – Сиреченск. Лес в этих местах крепкий, стоит уверенно в любое время года. А сейчас, ранней осенью, он прекрасен. Воистину прекрасная пора, очей очарованье…

Вскоре за деревьями загудело шоссе. Это была вполне приличная трасса, которую недавно подлатали и наставили светящихся столбиков вдоль обочин. В темноте будет красиво, не сомневаюсь. Люблю радоваться таким вещам, потому что вообще люблю нашу человеческую цивилизацию. Мне нравятся огни городов, дымы кочегарок, гудки заводов… шелест листьев на кладбищах, помойки, скотобойни, пожары.

Болота еще люблю, глубокие лужи, канализацию и вчерашнюю пиццу.

Я шёл, убеждая себя, что мне хорошо, что у меня всё в порядке. Из жизненных тягот у меня только чемодан, неуместный в лесу. Но лес-то рано или поздно закончится. А врать себе я толком не научился.

План какой набросать, что ли…

Когда я наконец вышел из леса на обочину шоссе, никакого плана у меня не было, были только разбросанные по разным местам ощущения. В ногах усталость, в голове шум и в ушах звон. Это непременные, на мой взгляд, атрибуты изгнанника, отщепенца. Вышвырнув из Переходной, мне явно указали на место. Дали понять, что я для них безобиден – с меня нечего взять, мне не нужно ничего давать, и я никого не способен расстроить. Усталость от долгой лесной прогулки оправдывала возникшие во мне чувства: я даже где-то рад, что от меня отстали, и обвинения в безобидности слабо задевают моё мужское начало.

Я нажал на кольцо, повесил над запястьем федеральный канал, набрал пассивный вызов такси, и пошёл по обочине. Первая же свободная машина теперь должна была меня взять. Трафик здесь был не то, чтобы очень солидный, но вряд ли мне придётся долго идти.

И впрямь, вскоре мимо прошелестел таксопод-автомат, сверкая узнаваемым зеленым плафоном. Прокатился немного вперёд, и послушно остановился. Отвёз, видать, какую-то дружную пару сеньоров на дачу, и теперь возвращается на базу пустой, без вызова. Сейчас многие сеньоры пасутся на даче, пенсии-то отменили. Если честно, новая система мне больше нравится: базовый доход плюс доплата за обязательное воспитание внуков, у кого есть.

Что-то неприятное я сейчас подумал… Ах да, «на базу». «База», какое неприятное слово, от него отдает и «бабой», и «хазой». И то, и другое есть грубоговорение, негожее для почти состоявшегося москвича. Все-таки полгода в Переходной!

Таксопод был почти новенький, не прокуренный. У нас полулегально продавалась глушилка, которую народные хакеры брали с собой в таксопод: кнопку нажал, и курение не фиксируется, хоть обкурись. Это были нелепый шик, в духе луддитов, но куда же без этого? Без этого многие в таксопод и не сядут, пойдут скорее пешком.

Я забрался внутрь, на заднее сиденье, поставив чемодан перед собой.

– Извозчик, в Сиреченск гони, Покровский проезд, четыре, – велел я, помахав кольцом над щелью.

В кольце-коммуникаторе много всего хорошего, не только деньги. Например, медицинская помощь тоже в кольце. Поскольку коммуникаторы всех граждан, оказавшихся на какое-то время в шаговой доступности, связываются между собой и друг друга «мониторят», то они даже могут сами вызвать врача, если он рядом.

Но мне сейчас никто рядом не нужен.

Денежная щель приветливо мигнула синим – деньги у вас есть, так что милости просим. Таксопод закрыл двери, и покатил в город. Странно, что он молчит, даже не поздоровался. Наверное, его кто-то реально глушанул до меня, всю речь вынесло в форточку. Теперь он едет, думает про пассажира всякое, но молчит, как старый евнух, подвозящий молодоженов. Старый, немой и глухой.

Чего только с этими таксоподами не проделывали! Можно сказать, по сравнению с нашим народом я и впрямь безобидный.

– Эй, кучер, – позвал я, – Никого не подсаживать! И не торопись, поезжай спокойно. Будешь дёргать, или музыку включишь нечаянно – кину в отзыв «банан». Осознал, радиолярия?

– Принято «никого не подсаживать» и «не торопиться», – не смог удержаться от реакции на угрозу таксопод.

Автономный блок страха – это хорошо. И голос у такси приятный.

Голоса им настроили качественно. Мой вещал молодым Беспановым, так что казалось, будто звезда кино едет с тобою в одной машине. Иногда у нас так и делали, когда была нелепая нужда кого-то слегка развести: беседовали с искусственным интеллектом таксопода, а запись потом в сеть, мол, с таким человеком вчера бухали на трассе! В принципе, разговор можно было так составить, что ответы таксопода не касались конкретно поездки. Можно и впрямь было подумать, что люди просто общаются. Это тоже был шик, на котором делали деньги – обучали людей на курсах искусству говорения с таксоподом. Что ж, лучше пусть так, чем никак, а то народ совсем русского языка позабыл.

Ещё было у молодых парочек обыкновение заняться в таксоподе чем-нибудь особо приятным. Разумеется, когда обычай распространился совсем широко, мозг машины научили этому препятствовать. Для молодёжи это был классный вызов! Ведь у таксопода одно оружие – встать на обочине, и не ехать. Но парочкам, в принципе, того и надо. Тогда принявшие вызов разрабы из «большака» Рысаков придумали не просто останавливаться, но и раскрывать двери настежь – а за эксгибиционизм пока что статья. Рысаковские было возрадовались, но увы, тогда как раз начиналась война разных больших, федеральных габаритов, производителей: «большаков», или просто Больших. Яндекс против Контакта, Сбер против Рысакова, СеверХод против НашГаза, бывшего Газпрома… Все против всех, как положено. Рысаковские могли бы и победить, не подключись другие могучие Большие Рысакова завалили исками: такой дверной манёвр мог быть – а в юридических исках и оказался – крайне вреден для здоровья и безопасности пассажиров. Мол, диапазон возможных неприятностей слишком широк, от простуды до гопников. Сюда же впихнули нарушение права пассажиров на личную жизнь.

Личная жизнь самого таксопода никого не интересовала, пока чья-то умная голова, проклинаемая теперь каждым обывателем, не додумалась придумать таксоподу «личность, достаточную для распознания нарушения своих прав». Такси без водителя объявили именно такой личностью. Иными словами, теперь искусственный интеллект такси задевало, когда на заднем сиденье трахались. Ревновал, видать, или завидовал. Это была полная чушь, но закон протащили и назначили штраф. Сумма штрафа примерно равнялась цене дешёвой гостиницы на часок, а на большее время и самые задорные не покушались.

Тогда в благородную борьбу с Большими включились хакеры, Робин Гуды цифрового века. Поначалу глушилка «антисекс» стоила гораздо больше «антиникотина», и оказалась молодняку недоступна. Но «Движение за открытый код», или ДОК, опубликовало в даркнете крякнутый софт глушилки, и подпольщики быстро наладили производство дешевых приборчиков. Забрался в таксопод, нажал в кармане на кнопку, девайс законнектился – и вперёд, хоть трава не расти.

Короче говоря, теперь можно было нарваться и на прокуренный, и на протраханный таксопод. Но мой оказался свеженьким, я это сразу определил. У таких то ли аура другая, то ли салон ещё не слишком отдаёт человечиной.

Мой таксопод скоростного режима не нарушал, от подсадки всякого голосующего на обочине я отказался, а команду «спокойно» таксопод понял правильно – катил где-то под семьдесят, не больше. Пассажиру иногда нужно просто отдохнуть от буйного мира, понимание этого тоже было в программе такси.

Движущийся в окне пейзаж дал понять, что приближается город: лес поредел, пошли пригородные поля, показались первые домики. Еще немного, и начнётся Сиреченск.

А зачем он мне нужен, этот Сиреченск? Разве что, как ещё одно признание моей «безобидности». У меня даже ключей нет от родительского жилья, а сейчас день, родители работают, молодые ещё они у меня. Болтаться по городу, рискуя нарваться на знакомых, у меня желания не было.

– Пашка, ты? А мы думали, ты в Москве! Даже гадали, в какой: в Переходной, или в самой Старопрестольной. Чё, вылетел? Да ладно! Прямо с одним чемоданом… бедолага.

Вот такого я и не хотел. Скажем так: я ещё сам не понял, чего хочу, то точно не этого. И вечерних разговоров с отцом и матерью тоже не хочу – что я им скажу?

– Пап, слышь, я сейчас такое тебе расскажу. Ты знаешь, что до нас тут была ещё одна русская цивилизация? Почти русская, конечно, язык-то мутирует. Четыреста лет назад была.

Батя проигнорирует мой вопрос, потому что мама его уже настропалила, он уже готов переживать за своего мальчика. Мама посмотрит в мои глаза, и слишком сочувственным голосом задаст тот самый вопрос:

– И куда ты теперь, Паша?

Ты же такой безобидный, Паша, потому и в Москве не сумел удержаться. Ну да ничего, у папы новый знакомый, Игорь Игоревич, он поможет устроиться. Игорь Игоревич сказал на прошлой неделе, что они новые точки открывают, им люди нужны. У тебя же не просрочена санитарная книжка, да, сын?

Неохота мне домой, честное слово.

Таксоподы уже мысли читают, однако. Иначе почему машина сбавила ход, прижалась к обочине, и покатила солидно, как профессор пешком по променаду.

– Слышь, каторжанин, и чего это мы тормозим? – поинтересовался я.

С искусственным интеллектом я бываю груб. Даже с обычными людьми я маску ношу, как все, а с железными вовсе не церемонюсь. Надеваю личину луддита и мщу за разорительных «одноруких бандитов» прошлого. Если таксопод отправляет в свой «большак» наши диалоги «для анализа и усовершенствования программы искусственного интеллекта в целях повышения качества предоставляемых вам услуг», то после анализа моих диалогов в программу наверняка вставляют окопно-лагерный слэнг. Вдруг я ещё когда-нибудь поеду, ведь на мне чёрной метки не имеется.

Обзор из кабины шикарный, даже крыша прозрачная. Впереди не было никакой пробки или аварии, индикаторы на приборной панели также не сообщали о разряде батарей или технической неисправности. Я внимательнее вгляделся в пространство впереди: будка автобусной остановки была в полусотне метров, и было похоже, что мой таксопод решил возле неё остановиться.

– Алё, гараж, мы так не договаривались. Мы договаривались, что никого не подвозим! – возмутился я, и повторил то же самое другими словами, если таксопод вдруг не понял, что «гараж» это тоже он, – Дружище таксопод, я просил не подвозить никого, мне нужно уединение. Или там женщина на сносях?

Даже если там больной или ребенок, то и тогда таксопод обязан был поддерживать диалог со мной. Но он мною манкировал, потому что я безвредный… блин. Была бы в кармане глушилка, а лучше рекодер, мы бы пообщались насильно. Ты бы мне сейчас Пушкина цитировал, и прощения просил ни за что.

Таксопод самоуправно остановился возле маленького строения на остановке областного автобусного сообщения. Типичная бетонная будка, открытая со стороны, смотрящей на трассу. С десяток человек могут спрятаться от легкого дождя или солнца внутри этого простейшего укрытия. Подзарядить свою технику, обсосать с другими ожидающими текущих политиков, то да сё…

Остановка была пуста, никого внутри не было. Такспод подал сигнал открытия дверей, и те начали разъезжаться. Передняя вперёд, задняя назад. Вертикальной стойки между дверями не было, и я предстал миру в открытом проеме, как в рамке.

– Та-ак, – сказал я, – Я обязательно сообщу директору школы о твоём поведении. Вылетишь из такси, отправишься в колхоз возить навоз. Оно тебе надо?

– Время ожидания три минуты, – любезно сообщило такси, и оставило двери открытыми.

Это означало, что потом мы всё же поедем. Я выглянул из машины и огляделся: ни справа, ни слева никого не было. Тогда я посмотрел на указатель с названием остановки. Он выглядел обшарпанно, словно ему много лет. Облезшая синяя краска, покосившийся малость столб, легонько трясущийся на ветру с крохотной амплитудой – пару сантимов туда, пару сюда, скрип-скрип. Буквы местами проржавели, но их нынче и не обновляют. Такая вывеска служит своё, а потом её меняют на новую. Потому что или дизайн изменился, или неожиданно, а как же ещё, нагрянул ребрендинг – «большаки» слились, например.

На вывеске не было номеров автобусов, зато было название станции. Черные буквы внутри белого прямоугольника, и одно слово – «Славендар».

В ногах правды нет, это точно. Ногами работаешь, когда идёшь. А в таксоподе не идёшь, а сидишь, и жить сразу легче становится. Отсюда и вывод – правда в том, на чём жить легче. Правда в заднице. Прокатился на машине, отдохнул – и оборзел. Стало быть, всё продолжается.

Забавно, что сообщение пришло…

– Оставшееся время стоянки две минуты, – перебил меня таксопод.

… таким способом. Надпись могли сделать роботы ночью, и со спутника она не видна. Наивно я так рассуждаю, конечно, но ведь как-то же надо рассуждать.

Могли бы на меня и гуманнее выйти, без перехвата управления таксоподом. Слишком артистично получается… хоть на них и похоже.

Ничего не понимаю.

– Осталась одна минута до продолжения поездки, – сказал таксопод известным голосом, и я удивился, что он не добавил «братан».

Теперь у меня всего одна минута для принятия решения… которое приняли за меня. И никому не нужно моё удивление, даже мне. Я могу тут хоть до утра удивляться, и выдвигать различные предположения. Но и первое моё предположение, и второе, будут решительно неверны. Если я придумаю третье, и даже четвёртое, они тоже будут заранее неверны. Мало фактов, чтобы хоть что-то предположить. Но, как говаривал дед Вадим: «факты для нас не важны, важны переживания».

Последней надеждой, чтобы оставить всё, как есть, была попытка обратиться к собственной памяти. Не было в этом месте никогда никакого Славендара, я помнил бы с детства. Ни пригорода, ни дачного посёлка, ни просто остановки – никакого Славендара не было. Я закрыл глаза, как маленький. А когда открыл, вывеска была на месте.

Есть одна важная штука, не обозначенная в календарях – боязнь усталости. Я вдруг почувствовал, что новые приключения мне не очень нужны. Меня истрепали, я устал, и мне почти страшно. Вдруг я больше не выдержу никаких приключений? Приключения – это всегда что-то новое. А из-за усталости я не верил в свою способность принять новое. Это у меня ещё одна форма проявления боязни усталости, только не физической, а умственной. Помню, мы с дедом Вадимом однажды…

– Двери закрываются, – сказал таксопод, включая электромоторы.

Я подхватил чемодан, и выскочил из машины.