Читать книгу Славендар - Сергей Николаевич Тихорадов - Страница 6

Я не стал кидаться на гнома, который способен подпрыгнуть на метр, как левитирующий на заднице йог. Наоборот, я демонстративно повернулся к нему спиной, и вошел внутрь остановки.

– Перекур, – решительно объявил я, и сел на скамейку.

Прошлая попытка покинуть это место стоила мне чемодана. И вообще, слишком большой напор эмоций за последние полчаса меня раскачал, как ваньку-встаньку. Только, в отличие от неваляшки, я не имею внутри себя балласта, способствующего возврату в нормальное положение. Я не неваляшка, я валяшка.

– Если это проверка, то я не прошел, – сказал я, потому что мне стало вдруг все равно. Не съедят же они меня, в самом деле, – Я устал. Я на полном психе со вчерашнего вечера. Я не робот.

– Кушать хочешь? – спросил гном.

– Спасибо, – вежливо отказался я, – Не лезет.

Условно-живой гном понимающе кивнул. Обратка в нем была налажена качественно, он реагировал на каждое мое слово. А кушать я действительно не хочу.

– Ну и я не буду, – шутливо сказал гном.

Это понятно, что не будешь, тебе и не надо. Мне вдруг захотелось спросить – каково оно жить, когда знаешь, что у тебя всего месяц? Я задумался… как спросить-то? Никогда раньше не задумывался, как с киберами вежливо общаться.

– Я перепрошитый, – сказал гном. Очевидно, незаданный вопрос легко читался на моем лице, – И я могу заряжаться.

Это было брехней, сказанной для моего успокоения. Все знают, что эмоционально-подкованные големы способны врать ради человеческого блага.

– Врешь, условный, – сказал я, – Цифротоксин пресек бы такую мощную переделку с заменой источника питания. Ты разве не знаешь, что следствием попытки переделать тебя была бы управляемая деградация? Посмотри на акваробов, гном.

Это был неудачный пример, потому что с акваробами не всё ясно. Они принадлежали к предыдущему поколению големов, которых еще как-то можно было модифицировать, но и возможности у них были изначально убогие. Новых големов не переделать даже луддитам.

– Простые объяснения закончились, – сказал гном, – Тебе предстоит забыть многое. Нам надо идти.

– Интригуешь? – спросил я, – Сначала жизнь поломали, потом завлекаете, негодяи.

– Э, вот только без пафоса, ладно? – попросил гном.

Я не удержался в грусти и засмеялся, потому что интонация у гнома была точь в точь моя.

– Молодец, болван! Хорошая прошивка! Или ты в онлайне?

– В офлайне, – сказал гном, – Я вообще беглый. Нам надо идти.

Такое бывало. Большие утверждали, конечно, что такое в принципе невозможно, но люди рассказывали всякое. В Переходной точно был случай, когда сбежали сразу два садовника. Конечно, их предварительно хакнули, внедрили вирус – и садовники смылись. Один попал под поезд, а второго обнаружили и повязали. Рассказывали даже, что первый специально под поезд бросился, но это уже полная чушь. Это было бы в духе романов про любовь дочери олигарха и андроида, которые предались бурной страсти, а потом сбежали из города и поселились в лесу, где жили долго и счастливо, пока вертолет подлого «большака» не обнаружил их скромный шалаш, в котором был с милым рай. Андроид отстреливался, нарушив Первый закон, но его спеленали и свезли на разборку в лабораторию, а барышня вся в слезах возвращена была папеньке с маменькой, где и раскаялась, но больше садовников в том доме не заводили.

– Ты и от бабушки ушел, и от дедушки ушел, да, колобок? – спросил я.

– Почти, – сказал гном, – Я от хозяина сбежал. Служил гномом у сытого дядьки. Его друзья напились после охоты и устроили стрельбы, так что я беглая мишень. Нам надо идти.

Я выдержал паузу, пошевелил ногой пробившиеся сквозь треснутый бетон пола зеленые травинки. Травинки качнулись, и приняли первоначальное положение, будто я их и не трогал.

– Похоже на исповедь проститутки, – сказал я, – Добавь еще, что тебя спасли славендарские луддиты, ты проникся революционными идеями, вступил в партизанский отряд, и теперь стоишь на довольствии в должности психолога по работе с новобранцами, читаешь курс молодого бойца. Только знаешь… я не новобранец. Я не выбирал, меня воткнули, гном.

– Меня тоже вспороли, и прошили заново, – сказал гном, – Нам надо…

– Прекрасная перспектива, – перебил я, – Спасибо, луддиты.

Солнце садилось за полем, затушевывая пейзаж красным. Какие-то птицы, не успевшие за день наловить мошек для семьи, пытались до наступления темноты наверстать упущенное, кружили над полем, время от времени кидаясь вниз с высоты. Я никогда не разбирался в птицах, разве что ворону от воробья могу отличить. А они, надо же, на таком расстоянии способны отличить съедобное от несъедобного, спикировать и поймать лапами пищу.

Впрочем нет, они клювом хватают, это как если бы я сразу ртом. Зря сказал гному, что есть не хочу, вдруг у него котлета за пазухой?

– Скажите, Киса, – позвал я гнома, – У вас нет, случайно, котлеты за пазухой?

Но гном не ответил, ему не дали на ответ времени. Стремительно подлетевший к остановке седан так резко затормозил, что даже голодный я встрепенулся. Успел заметить только, что машина черная, с дополнительной светооптикой… и непонятно откуда взялась. Будто она летела без фар, и только перед нами сверкнула огнями, перекричав заходящее солнце.

Из машины выскочил мужик, куда выше меня ростом, подлетел к стоявшему истуканом гному, и сбил его с ног мощным пинком. Гном упал.

– Надо же, гном, ты тоже валяшка, – равнодушно сказал я.

На пустой желудок я не удивляюсь, берегу силы для вестибулярного аппарата. Мужик наклонился к гному, щелкнул возле его лица каким-то прибором – кажется, классическим щелкунчиком кибершока, и с абсолютно бесцветным, словно увядшим еще вчера, равнодушием сказал:

– Попался, – будто вырубал киберов каждый день пачками.

Мое присутствие на остановке, похоже, его не заинтересовало. Понятное дело, я безвредный. Мужик выглядел мощно, но не зло. Я почему-то подумал, что он отставной моряк, походивший, повидавший, и под занавес океанской карьеры трудоустроившийся гномов пинать.

– Ваш беглый? – спросил я моряка, – Со щелкунчиком можно было и не пинать.

Он оторвал от гномьего туловища взгляд, сунул в карман щелкунчик, и усмехнулся:

– Ты наш беглый, – сказал он, – Ты зачем из поезда выпрыгнул раньше времени?

Усмешка у него была незлая, и сквозь нее ощущалась мощь двенадцатицилиндрового дизеля величиной с дом, которые некогда бороздили просторы мирового океана. Он стоял, по-моряцки широко расставив ноги, но не потому, что палуба под ним качается, а потому, что он знает, кто он, где он, и что он делает.

Всем этим он выгодно отличался от меня. Я сделал вдох, набрал полную грудь мужества, и попробовал нахамить.

– Нестыковочка вышла, – сказал я не без ехидцы, как мне показалось, – Объект проявил свободу воли.

Решительность окрыляет. Я даже заерзал на бетонной скамье, пытаясь вобрать задом силу матушки-земли русской.

– В машину, объект, – скомандовал моряк явно мне, подхватил гнома и понес, как плохую куклу на помойку. Веселить перестала, а в ремонт отдавать неохота.

Командовал он тоже с усмешкой, так что я не слишком перепугался, и встал. Скамья на бетонных ножках не способствовала тому, чтобы я от земли силы набрался. Наверное, бетон экранирует передачу. Я оглядел остановку в последний раз, и пошел к машине.

Моряк поднял багажник, зашвырнул в него гнома, и показал мне на переднюю дверь.

– Запрыгивай, Павел, – сказал моряк.

А вот гном не назвал меня ни разу по имени.

– У меня чемодан украли, – пожаловался я, – Отлучился в лес на минуту, и сразу украли. Красная машина какая-то.

– Не надо было дергаться, – сказал моряк, открывая водительскую дверь, – Получил вызов – садись и жди. Будто не знаешь, как себя вести? А ты задергался, вот тебя и перехватили… попытались перехватить. Мелюзга лесная… Давай, полезай внутрь, время теряем!

Машина внутри оказалась обыкновенной, ничего необычного. Синие огоньки на панели, экран, как у всех, и разве что рычаги и руль для ручного управления – редкость, но не такая, чтобы удивляться. Я сам пробовал тачкой рулить: вполне себе удовольствие, когда никто не видит.

Моторы завелись, и машина поехала. Моряк сам управлял, ловко шевеля рулевым колесом. Я засмотрелся, ибо не часто видишь человека с таким допуском. Конечно, есть вероятность, что он нелегал, но это вряд ли. Это совсем ненужный риск. Нелегальные тачки вычисляются с полпинка, а ответственность за антисоциальное поведение большая. Вряд ли луддиты столь антисоциальны, что гоняют на ручных нелегальных тачках. Я так думаю, что они поумнее некоторых будут.

Ехать было приятно. Несмотря на полное отсутствие интима, присущего таксоподам, в этом салоне ощущалось спокойствие. То ли настоящая водительская «баранка», то ли моряк со своей аурой, то ли мне стало решительно все равно, переживания закончились, оставив после себя тень ощущений.

– Назначили врагом народа, да? – спросил моряк, и продолжил, не дожидаясь моего ответа, – Смотрю, ты окольцованный?

Он показал на мое кольцо на пальце.

– Мода была такая, – сказал я, – Смартфоны отстой, браслет неудобен…

– А чего не чипанулся? – спросил моряк.

Так никто почти не чипанулся. То же кольцо, только под кожей, ничего интересного. Нейроинтерфейс провалился с треском, дальше примитивного управления движением курсора по экрану дело не пошло. Мозг, с его полями и зонами, оказался слишком гибкой штукой. Неконкретность отдельных нейронов сгубила миллиардные инвестиции.

Я пожал плечами, мол, вообще не вижу проблемы.

– Да и правильно, – согласился моряк, – У меня браслет, это самое удобное. Нажал кнопку, голограммка выскочила…

– Кольцо удобнее, – сказал я.

Моряк не стал спорить, потому что это и впрямь не предмет спора. Это кому что нравится.

Мы въехали в Сиреченск без остановки, только транспондер мигнул. Теперь Родина знает, что мы дома… я взглянул на свое кольцо, оно не работало. Ага… Значит, не факт, что Родина что-то знает. Как сказал гном, «тебе предстоит забыть многое».

Деревья за окном поотстали, кованые заборчики – украшение города, бережно хранимое с девятнадцатого века – тянулись ровной струёй, нечастые пешеходы равнодушно топтали тротуарную плитку, возвращаясь в родные дома. Сейчас бы перекусить все-таки…

– Домой тебя везу, – сообщил моряк, – Нервишки успокоишь, с мамкой побудешь. Решили, что так для тебя будет лучше, уж больно ты… прыткий. С виду тюфяк тюфяком, а внутри…

– Я безвредный, – сообщил я.

Моряк помолчал, обдумывая полученную информацию, потом покачал головой, не согласившись. Я был удивлен, что он еще что-то обдумывает, со мной все и так ясно.

– Нет, – сказал он, – Ты не безвредный. И дело даже не в том, что с остановки сбежал, а перед этим из поезда выскочил, а еще раньше корпоратив людям испортил. Забавляет, что ты гному поверил. Чего он тебе наговорил хоть?

Не знаю, что там забавляет его, а меня забавляет, что гном мне ничего не наговорил. То есть, я поверил в несказанное? Я не просто безвредный, я безмозглый.

– Когда со спутника свалился метеодрон с манипуляторами цеплять вывеску, лесные заметили и выслали того мальца на перехват. Ишь, быстро как сообразили, шустрилы!

Он оторвал от руля правую руку и через плечо показал большим пальцем назад, где в багажнике парился один такой шустрила, мой перехватчик.

– Дрон вывесил слово, надо же было как-то тебя сцапать, верно? Ушел бы в леса, как партизан. Были случаи…

Он сделал паузу, вспоминая.

– Были случаи, когда гномы ловили людей? – спросил я.

– Их там целое сообщество, – сказал моряк, – Охотятся на акваробов, изымают батарейки. Тебя бы не съели, конечно, ты безвкусный. В смысле, невкусный, я хотел сказать.

Я еще и безвкусный, какая прелесть. И зачем я такой вам нужен, вот вопрос.

– Ты сейчас зайдешь в дом, – сказал моряк, – Родителям ничего не говори, но и не ври. Тебе важно их спокойствие. Скажи, что приехал в отпуск, это правда. Будешь в Сиреченске две недели, потом вернем тебя в Переходную. Но две недели – это максимум, понял?

Это хорошо, что он скармливает мне информацию небольшими кусками, чтобы легче глоталось. Я сидел и переваривал эти, вполне съедобные, порции. Идея побыть немного с родителями мне нравилась. Возможность вернуться в новую Москву тоже нравилась. Может, все не так плохо?

– Да, еще одна вещь важная, очень важная, – прервал он мои размышления, – Принцип стабильности на тебя больше не распространяется, Павел.

Но мы уже стояли возле моего дома, и я последнюю порцию проглотил, не жуя. Старая четырехэтажка была сейчас больше, чем все слова на свете. Непривычные в наше время бельевые веревки протянуты между железными воротцами из труб, а от них справа все еще растут колючие кусты неизвестной породы – я до сих пор не знаю, как называется это растение, то ли роза, то ли не роза. Машины припаркованы у подъездов, это наши старики еще держатся за никому не нужную собственность. И на первом этаже окно кухни, в которое все еще любит смотреть мама, хотя могла бы смотреть в экран с жирафами, водопадами и пологими марсианскими кратерами. Мама у меня несовременная, и это хорошо.

Моряк нажал кнопку и окна машины затемнились, теперь мы видели мир – а он нас нет. Я думал, только гражданской контрразведке разрешено затемнение. Моряк словно почувствовал мои сомнения.

– На стекло что-то проецируется, – постучал он костяшками пальцев по стеклу дверцы, – Народ видит кино про то, что в салоне. Так что можем общаться на любые темы. Вопросы есть, Паша?

Он располагал меня к себе почему-то. И я не чувствовал в нем ни начальника, ни товарища, ни, тем более, вербовщика. Он был, скорее, старшиной, встретившим новобранца. Его поведение говорило: тебя забрили, парень, не обессудь. Смирись, ибо все смирились. И еще одно прозвучало, несказанное: больно не будет.

– Вопрос есть, – сказал я, – Как вас зовут?

Он убрал руки с руля, вздохнул и повернулся ко мне.

– Стерх, – сказал он, – Меня зовут Стерх. А как тебя зовут, ты еще придумаешь. Советую опереться на какие-нибудь свои особенности. Можешь вспомнить, например, что умеешь делать, или чем обычно полезен.

– У меня море особенностей, – сказал я, – Я безвредный, безмозглый и безвкусный. И абсолютно бесполезный, с меня можно икону бесполезности писать.

– Без, без, без… – улыбнулся моряк Стерх, – Хочешь быть назван Бесом? Что ж, можешь попробовать на комиссии. А я Стерх, потому что раньше летал. Птица такая была – стерх. Вот и я был…

Давненько я так не ошибался в людях. Он не просто не моряк, он вообще летчик. А я, стало быть, еще и бес. Неужели меня таким люди видят? Я буду Бес Полезный тогда.

– А что, – спросил я, – обязательно надо быть полезным? Я-то думал, что луддиты громилы… а оказывается, они тимуровцы. Была такая секта в СССР, переводили старушек через дорогу, снимали котят с деревьев, алкоголиков клеймили… это вроде как чиповали, кажется. Я в интернете читал, да и батя рассказывал. Вот тимуровцы были полезными, а я так себе.

Но Стерх ничего не сказал про тимуровцев, ему после слова «стерх» стало печально. Он забарабанил пальцами по рулю, вздохнул пару раз, и потом долго смотрел в свое затуманенное окно.

– Личина безволия, которую ты на себя натянул, подобна пружине, – сказал Стерх, – Рано или поздно отпустит. Так что, я тебе не верю.

Я молчал, потому что хоть и безвредный, зато тактичный. Бес полезен своим чувством такта, когда больше нечем.