Читать книгу Иерархия Щедрости в обществе и в природе - Сергей Пациашвили - Страница 9

Ритуалы дарообмена между различными примитивными племенами являются хорошей иллюстрацией того, как происходит торговля без принципа обязательной взаимности. Ведь обмен подарками по определению исключает обязательную взаимность, такую как при купле-продаже. Бартер тоже базируется на обязательной взаимности. Но обмен подарками – это взаимность от раза к разу, допускается, что её может и не быть. Единственное требование, чтобы подарок был принят и был использован. Ответный дар позволяет сформировать некоторые социальные отношения, если этого дара не будет, отношения просто не сформируются. То есть, цель такого обмена – социальная, а не экономическая. На это обращали внимание такие исследователи дарообмена, как М. Мосс и Бронислав Малиновский. Оба они исследовали эмпирические факты дарообмена у разных народов и пытались как-то их обобщить. С одной стороны, для исследователей было очевидно, что те сложные ритуалы, которые они наблюдают – это не бартер и не купля-продажа, а именно обмен подарками. С другой стороны, у них не было ещё единой теоретический базы для объяснения дарообмена, как явления. Дарообмен объяснялся как феномен этический или эстетический, биолог А. Захави попытался даже объяснить его как феномен биологический, сравнивая с «редкими» видами мутаций гандикапа. Мы же попробуем объяснить дарообмен, как феномен, напрямую вытекающий из древних, как мир, ритуалов гаданий и жеребьёвок. Вообще, сложно представить жизнь древнего человека без таких явлений, как гадания, судя по всему, люди совершали гадания задолго до того, как стали верить в богов, здесь мы видим следы куда более древних и примитивных культов, чем любая из мировых религий. И именно жребий обеспечивает необязательный характер взаимности. Например, получив какой-то подарок, актор совершает гадания с целью выяснить, стоит ли ему что-то подарить в ответ или нет? Если жребий велит ему дарить в ответ – он дарит больше, чем получил, если велит не дарить – что ж, так повелела Судьба. Жребий, безусловно, должен считаться легитимным обеими сторонами, лучше, чтобы его осуществляла вообще третья сторона, и древние служители культов вполне могли быть такой третьей стороной. Если все стороны принимают условия жеребьёвки, то они примут и её итоги, вне зависимости от того, потеряют они что-то от гадания или, наоборот, приобретут.

Точно можно сказать, что жеребьёвки применялись на охоте и во время раздела военной добычи. Ещё в «Одиссее» описывается, что герои троянской войны делили между собой добычу именно по жребию. Несложно представить себе, как это происходило. Видимо, выбирался самый ценный трофей, затем происходили гадания, кому из героев он достанется. Получив свой трофей, герой выбывал из дальнейших гаданий, на которых разыгрывались менее ценные трофеи, и так по убывающей. Нередко путём гаданий выбирались вожди племени, которые затем могли распределять продукт между остальным членами племени. Роль религии в избрании вождя и распределения продукта нельзя исключать, только нужно понимать, что в этой религии нет ни грана проповеди аскетизма или какого-то альтруизма, эти религии представляли собой лишь веру в Судьбу и веру в то, что некоторые жрецы, вдохновлённые духами судьбы, способны угадать тот жребий, который достался от рождения тому или иному индивиду. Христианство – это, по сути, первая и, возможно, единственная мировая религия, в которой были запрещены гадания. И вот здесь как раз появилась проповедь аскетизма и альтруизма. Христианский жрец за счёт того, что вёл аскетичный образ жизни и регулярно отказывал себе в самом необходимом, заслуживал себе репутацию человека бескорыстного и получал право быть нейтральным арбитром. Бескорыстный аскет стал полагаться образцовым кандидатом для разбора имущественных споров граждан и для распределения между ними продукта. Но ведь если разобраться, аскетизм – это болезненный симптом, он достигается через мучительную дрессировку, через притупление инстинктов и увядание физиологии. Никому не придёт в голову называть дрессированное животное с притупленными инстинктами здоровыми. Аскет – это больной, которому именно в силу его болезненности дано право судить здоровых или более здоровых, чем он. В этой системе заложен уже какой-то глубокий физиологический дефект, которого совершенно нет в более древних, чем христианство, религиях, и точно не могло быть в примитивных ритуалах гадания.

Да и вообще, нужно сказать, что мораль – это довольно поздний способ регуляции общественных отношений, долгие тысячелетия вместо морали для такой регуляции использовались именно жеребьёвки. Стоит вспомнить хотя бы такое явление, как суды по жребию, самый поздний и несовершенный отголосок которых – это дуэли. Когда двоя шли в суд, и судьи не могли разобраться, кто же из двух акторов прав, то в конечном итоге им предлагалось передать вопрос в руки высшего судьи – то есть в руки Судьбы. На деле это означало, что двоя должны были принять участие в жеребьёвке, по итогам которой один из них погибал, или его умертвляли. По сути, это была лишь случайная селекция, вероятность погибнуть у каждого актора была 50:50, сам ритуал был обставлен с наивысшей, с какой только можно пышностью, чтобы сделать уход из жизни максимально радостным и легким. Вопросом справедливости здесь никто себя не занимал, главная задача была: примирить стороны и сохранить социум. В конце концов, каждый понимал, что с точки зрения справедливости каждого человека можно в чём-то уличить, не бывает людей совершенно безгрешных. Поэтому, если суд оказался в тупике, то считалось наиболее полезным для общества умертвить одну из сторон по жребию, или по жребию присудить одной стороне победу. Во-первых, это совершенно беспристрастно, поскольку никто здесь не может быть заподозрен в коррупции, во-вторых, это ещё и способствует сохранению социума. Дуэли, конечно, не были обставлены с такой пышностью, в этом был их огромный недостаток. В конце концов, несовершенство дуэлей вскрылось, когда наметилась тенденция, по которой оба противника погибали. Например, один погибал сразу, а другой чуть позже – от ран или от заражения крови. Это совершенно лишало смысла подобное действо, ведь оно должно было быть аналогом судебного поединка. Но в христианских странах дуэлянты вынуждены были скрываться и не могли действовать публично. Затем дуэли стали запрещать короли, вовсе не из соображений веры, а лишь потому, что такие поединки, где погибали оба противника, стали превращаться в бессмысленные бойни, которые уничтожали лучших сынов отечества. Возможно, если бы в те времена была развита медицина, например, использовали бы антибиотики, то запрета дуэлей вовсе не возникло бы.

Различные народные приметы и прочие суеверия, которые были всегда как бы второй религией, существующей неофициально рядом с основной религией, представляют собой элементы как раз этого древнего, можно сказать, первобытного верования в Судьбу с бесчисленными ритуалами жеребьёвки. В вере в Судьбу всегда есть некоторый элемент мистического. Ведь никто точно не знает, что с ним случится, если он откажется следовать предписаниям жребия и поступать по-своему. Первобытного человека в этом отношении можно назвать агностиком. Он не знает, какие силы стоят за этим материальным миром, но допускает, что есть нечто, невидимое глазу, что может навредить ему, если он откажется следовать предписаниям прорицателей. Во всяком случае, тот, кто откажется следовать жребию, навлечёт на себя зависть. Например, если ему было предсказано быть бедняком, а он вопреки этому станет богатым, то вполне возможно, что бедный сосед будет завидовать ему и чинить всякие козни. Но если ему было предсказано стать богатым, он может сказать, что лишь следовал повелениям Судьбы, ему повезло, даже если это и не так. Точно также тот, кому предсказана была бедность, уже не будет считать, что он плохо работал, был неудачником и слаб умом, поскольку может также сказать, что такова Судьба, и ему просо не повезло. Таким образом снимается огромное напряжение, которое возникает в обществе от зависти, которое неизбежно появляется при товарно-денежных отношениях. Рыночная экономика, захватившая все сферы общества, в конце концов становится генератором нескончаемой зависти, которая неизбежно приводит ко всяким социальным взрывам. Но гадания и жеребьёвки с лёгкостью могут снимать это напряжение и не давать ему обостриться до предела. Собственно, в этом и заключается крайне важная функция дарообмена: упразднение напряжения, которое возникает в обществе от зависти.

В этом заключается великая мудрость всех древних верований и суеверий. Храмы-предсказатели, подобные Дельфийскому храму в Греции, играли в древних обществах колоссальную роль. Известно, что Дельфы были неофициальной столицей древней Греции, её сакральным центром. Когда греческий мир раскололся на два лагеря, ведущих между собой ожесточённую войну, каждое перемирие между сторонами включало в себя пункт: каждый грек, вне зависимости от той стороны, какую он занимал в конфликте, имел равный доступ к Дельфийскому храму и на территории Дельф находился в безопасности. С полной уверенностью можно сказать, что катастрофа Античности и всего человечества началась в тот день, когда по приказу византийского императора-христианина был закрыт Дельфийский храм. Но к этому мы ещё вернёмся. Храм в Дельфах формально был посвящён богу Аполлону. Связь этого бога с щедростью очевидна, солнце всегда было символом и воплощением мировой, космической щедрости. Совершенно задаром оно наделяет живых организмов таким необходимым для существования светом, свет – это ресурс, которого всегда в изобилии. И именно Аполлон, как солнечное божество, был покровителем храма-предсказателя в Дельфах. Это ещё одно подтверждение того, что щедрость всегда была тесно связана со жребием. Сам Аполлон носил ещё титул бога-мойрагета, то есть, дословно – вождя судеб. Такой же титул в греческом пантеоне носили бог Зевс и Дионис. Отсюда можно предположить, что изначально для древних бог – это не более чем персонификация Судьбы, такая же, как и мойры, но с более типическими человеческими чертами. Человек издревле так или иначе персонифицировал Судьбу, представляя её в виде разнообразных духов, указанные выше греческие мойры – тому подтверждение, но бог – это уже иная стадия персонификации, это ещё и существо со своей драматургией, он управляет судьбами, но не властен над своей судьбой. Какую бы мифологию мы не взяли, бог в ней – это существо со своей судьбой, над которой оно не властно. То есть, это элемент уже более сложного общества, организованного в города и государства, объединяющего множество племён и имеющего законы. При этом законы эти могут также быть продиктованы служителем культа Судьбы, как, например, была полностью составлена «Конституция» древней Спарты: царь задавал дельфийскому жрецу вопросы, типа «как нужно организовать собрание граждан?» или «как организовать суд?», и получал на них последовательные ответы, которые и обретали силу закона.

Поклонение богам несколько осложняло отношения человека с Судьбой. Боги сами могли принимать облик человека, например, какого-нибудь бродяги, который становился вестником судьбы, и обидеть которого означало тоже самое, что навлечь на себя гнев богов. Духи Судьбы не могли ещё воплощаться в человеке, они могли его только вдохновлять. Так, первые прорицатели считались именно вдохновлёнными мойрами, само слово «вдохновение» изначально как раз означало этот пророческий дар, данный какому-то живому существу. Нередко такую вдохновлённость можно было спутать с одержимостью. Лишь значительно позже термин «вдохновение» начинает использоваться по отношению к поэтам и прочим деятелям искусства. При этом изначальный смысл слова «вдохновение» частично утрачивается, считается, что поэтов вдохновляют именно боги, поэтому поэты нередко похожи на одержимых, и если их спросить, как спрашивал философ Сократ, о смысле их творений, то они сами зачастую не смогут ответить на этот вопрос. Но бог может уже не только вдохновлять человека, но и вселяться в него и принимать его облик. И, кстати, не только человеческий. Издревле считалось, что бог также может принять облик какого-нибудь животного, от крокодила и быка до какой-нибудь птицы. Поэтому к животным также нужно было относиться трепетно, как и к одиноким бродягам и также не наносить им вреда без нужды, дабы не навлечь на себя гнев божий. Охваченные богом люди и животные использовались для наиболее сложных ритуалов жеребьёвки, которые нередко были связаны с жертвоприношениями, поначалу даже с человеческими жертвоприношениями. Например, конфликт двух родов запросто мог привести к кровной мести, которая в конечном итоге могла обернуться гибелью обоих родов. Чтобы избежать такой родовой вражды или минимизировать её эффект, общество прибегало к третейскому суду охваченного богом человека или животного, чтобы тот сделал выбор, какой из двух конфликтующих сторон в конечном итоге присудить победу и при необходимости: представителя какой из сторон принести в жертву? Ритуал обставлялся максимально пышно и торжественно, с боем барабанов, с хоровыми песнопениями и горящими кострами, вся эта эстетика одновременно и легитимировала ритуал и усыпляла тревогу того, кто будет принесён в жертву ради сохранения общества. Под сохранением общества здесь следует понимать вовсе не сохранение какого-то коллектива и стада, а сохранение наиболее ценного, благородного типа, который и служил той опорой, на котором держалось всё иерархичное общество древности. Все понимали, что взаимное истребление благородных акторов приведёт к гибели благородства и наиболее ценного типа, потому, ради сохранения благородства нужно было умертвить одного актора, сохраняя жизнь второму. А поскольку оба они были равны по ценности, то выбор в пользу одного или второго совершался случайным образом, по жребию. При этом нужно понимать, что инициаторами этой практики были как раз эти самые ценные, то есть, самые эксплозивные представители стаи, которые в силу своей природной щедрости готовы были предоставить свою жизнь во власть слепого случая.

Обмен товарами на экспорт и импорт в древности всегда сопровождался подобными ритуалами жеребьёвки. И именно гадания определяли ту долю товара, которая отдавалась племени в качестве подарка, то есть, без обязательной взаимности. Этот подарок можно назвать прототипом пошлины, известным ещё в те времена, когда даже не были изобретены деньги. Эта пошлина существовала задолго до появления государств и таможенных пошлин, которые уже были связаны с обязательной взаимностью. Таможенная пошлина – это плата за услугу, в первую очередь за безопасность своего товара и торговли на территории чужого государства, в определённо смысле даже ошибочно называть её пошлиной, и вернее назвать её налогом. Торговая пошлина – это именно подарок, который вовсе не подразумевает обязательной взаимности. С изобретением денег изменилось только то, что пошлину стали платить не натуральным продуктом, а валютой. Более того, можно сказать, что деньги изначально как раз и были изобретены для выплаты торговых пошлин, в то время как остальная торговля ещё происходила по бартеру. Прототип денег мы встречаем на тробрианских островах, где племена обмениваются между собой символическими предметами, как бусы и ожерелья. Эти предметы ещё не являются деньгами, на них ничего нельзя купить, но обмен бус на ожерелья занимает несравненно большую часть того времени, что тратится на торговлю. Сама торговля в силу этого по большей части напоминает игру и сложнейший ритуал, в котором купля-продажа товара – это самая последняя, короткая и маловажная стадия. Стоит вспомнить хотя бы, что русское слово «торговля» является однокоренным со словом «торжество», что подчёркивает именно игровой, праздный характер товарообмена. В какой-то момент, видимо, роль бус и ожерелий начинают играть монеты из драгоценных металлов, ценность которых подтверждается освящением в каком-нибудь значимом святилище. Храмы в древности зачастую представляли собой ещё и хранилища для денег и монетные дворы, и особенную роль среди них играли именно храмы-прорицатели, задача которых заключалась в том, чтобы бросать жребий. Именно они нотариально заверяли самый главный элемент любой экономики: стоимость самих денег. Делалось это через покупку за деньги некоторых товаров, необходимых святилищу, включая живой товар, то есть невольников, которые таким образом превращались в служителей храма. Невольники – это те, кому храм оказывал покровительство, их покупка за деньги вовсе не унижала их до состояния вещей, а, наоборот, возвышала сами деньги и легитимировала их использование для покупки других товаров. Приобретение невольников Дельфийским храмом представляло собой не сделку купли-продажи, а символический ритуал, когда военнопленные, которых могли просто умертвить или отпустить на руины, переходили на службу в святилище, которое платило за них деньги их победителям. При этом платил храм столько, сколько считал нужным, а продавцы радовались, что таким образом избавились от необходимости расправляться с безоружными или как-то иначе решать их судьбу. И всё же, та цена, которая платилась за живой товар, превращалась в текущий курс валюты, который и определял её стоимость при операциях купли-продажи. Иными словами, можно сказать, что деньги, как и частная собственность, произошли из торговых пошлин, и долгое время их стоимость, как и ценность частной собственности, определялись именно размером этих пошлин. И лишь когда торговые пошлины были отменены, их заменило золото, от количества которого в стране и зависел курс той или иной валюты. Когда же золотой стандарт был отменён, и доллар – последняя привязанная к этому стандарту валюта была отвязана от золота и отправлена в «свободное плавание», курсы валют стали представлять собой форму договора между группами сверхбогатых в разных странах и международной технократией.