Читать книгу Фантастическая проза. Том 1. Монах на краю Земли - Сергей Синякин - Страница 22

«Жить стало лучше, жить стало веселей», – сказал князь Землемил.

Может, оно и так, скоморохи с детинцев не уходили, ложкари рассыпчатые мотивы выстукивали, плясуны да плясуньи хороводы водили, крутились с отчаянными визгами и притоптываниями, иной раз из далеких земель кудесники да алыры приезжали, бесконечные ленты из черных шляп вынимали, пламенем плевались, метровые сабли заглатывали с аппетитом невероятным, гусляры с концертами то и дело выступали – князь на зрелища денег не жалел. Успех любому правителю обеспечен, аще дал он подданным своим хлеба и зрелищ. Если же не хватает хлеба – дай водки. Тогда и на зрелища тратиться не придется, пьющий человек представления разные сам создает и скандалов хватает. Немедленно по Энску-граду расползлись тайные и явные блудилища, где народ предавался порокам. Каждый мог найти занятие себе по душе. И б…ди с рогожками стояли на улицах с бирюсовыми колечками во рту. Знамо дело, в праздничные дни горизонталкам самые доходы! А по городам и весям толкались борцы, черную дань собирая для князя. Известное дело – без денег любое начинание кажется бесплодным.

Князь к празднику готовился по всем направлениям. И бочки выкатывать на площадь его челядь готовилась, и отборные скоморохи ждали своего часа, и гусляры струны свои настраивали, чтобы в унисон грянуть: «Небо, Князя нашего храни». И готовились чудесные и невероятные шутихи в небе ночном. Для этих целей специально был выписан из далекого города Шанхая толстый и вечно сонный китаец, который и в таком своем состоянии ежедневно привезенные припасы, отмеченные китайскими ванзами, перебирал, прикидывал, что и за чем в небо пускать, чтобы лепота и полное благолепие вышло.

Довелось и розмыслу с этим китайцем поручкаться.

Китаец был смышленым, по-русски неплохо говорил, только постоянно в слова ни к селу ни к городу мягкие знаки вставлял и обожал уменьшительные суффиксы, отчего всегда казалось, что говорит он не со взрослыми людьми, а с малолетними несмышленышами.

Звали китайца Жо Бень, так что и сомневаться не стоило, как его в народе прозвали. Да и то сказать – в наличии имелось, впечатляло и соответствовало!

– А что, Жо, – ровно бы шутя, сказал как-то Серьга. – Если все твои шутихи собрать да одновременно под троном специальным запалить, то и человека в небо поднять можно?

Китаец прищурился, хоть и казалось, что невозможно это для чурки узкоглазой. Носик у него был маленький, глазок совсем не стало, отчего напоминало лицо китайца желтый блин, испеченный на масленицу. Да и сам китаец был дебелый, вальяжный, как вареник, выкупанный в сметане.

– Тысячи лет назад, – наставительно сказал китаец, – в эпоху Мин во времена под девизом «Беспокойное сердце нуждается в крыльях» в провинции Хун жил мудрый человек, звали которого Дай Нам Лун. И вот однажды, имя ль тому было виной или другие причины, которых мы по своему невежеству понять не можем, решил он, что Луна не так уж и далеко, и решил он применить свою мудрость и оседлать Медный серп, став, таким образом, выше всех иных мудрецов и правителей земных. Изготовил он специальный трон, под которым в специальном порядке были привязаны ракеты для праздничного украшения Неба. И в назначенное время, а мудрец на него потратил не один день своих вычислений, сел он на трон и специальным факелом, укрепленным на тонком стержне из нефрита, принялся поджигать ракеты. И действительно, благословили его Небеса, дали ему мощь и невидимые крылья, благодаря которым Дай Нам Лун поднялся в небо и скоро исчез в сверкающей высоте. Завистливые чиновники объявили его мужественный поступок преступлением против управления государством и ждали возвращения мудреца, чтобы совершить над ним несправедливую казнь. Но напрасно они ждали… – китаец устало прикрыл ладонью узкие щелочки черных глаз.

– Так он что, инно с Луны не вернулся? – нетерпеливо прервал молчание розмысл.

– Нет, – сказал китаец. – Он вернулся. Дай Нам Луна нашли в соседней провинции, тело его было страшно разбито, голова имела повреждения темени, и это заставляло предположить, что он долетел до Медного серпа, но по неосторожности ударился об него головой, потерял сознание, а с ним и способность к дальнейшим рассудительным действиям. С тех пор никто и никогда не повторял этот безумный поступок, быть может, еще и потому, что чиновники объявили такие полеты преступлением, заслуживающим смерти.

Потом он угощал розмысла рисовым напитком маотай, а розмысл в свою очередь угостил желтолицего китайца хлебным вином, глаза у Жо Беня стали совсем уже узкими, стал он уговаривать нового русского друга даже не пытаться пойти по гибельному пути Дай Нам Луна, а потом они вышли из терема, в котором проживал Жо Бень, смотрели в небеса, усеянные звездами, разглядывали полную смешливую Луну, которая, по мнению китайца, была похожа на русскую женщину, в то время как розмысл полагал, что она вылитая китаянка, потом попытались спеть на китайском языке народную песню Чайной страны «Алеет восток», но через некоторое время набежали ночные стражники, которым показалось, что у терема грабят и режут кого-то.

Искали татя, а нашли двух буслаев, смешавших хлебное вино с рисовым маотаем, а оттого не вязавших лыка. Во-первых, лыка не было, а во-вторых, кто же посреди гулянки и блажничанья станет лыко вязать?

Что и говорить, вечер удался. Так, по крайней мере, считали русский розмысл и китайский мудрец.

Между тем огненный змей обретал форму.

Грозно смотрелся огненный змей – шесть раструбов, уже готовых изрыгнуть пламя, полированным зерцалом внутренней поверхности отражали, искажая, лица розмысла и его верного помощника Янгеля. В верхней части змея был устроен алембик, который прикрывал медный шар размером с горшок для хранения зерна, припасенного на зиму. Медные пластины, из которых состоял шар, были так искусно подогнаны друг к другу, что даже самый взыскательный и наблюдательный взгляд не смог бы заметить швов. Внутри находилось хитроумное устройство, состоящее из десятка хрустально и чисто звонящих колокольчиков. По замыслу создателей хитроумная раскручивающаяся пружина должна была заставить колокольчики через некоторые промежутки времени оживать и вызванивать мелодию «Могучею Русью я в Небо запущен».

– Лепота! – восторгался Янгель. – Грозен, велик, красив!

– Отстань, бубнилка, – отбивался розмысл. – Дай в тишине посидеть, подумать немного. Представить боязно, что оплошаем.

– Полетит, – кричал Янгель. – Не может не полететь! – и вворачивал в разговор уже полузабытые им самим немецкие ругательства. – Не вздыхай, майн Готт, змей себя проявит в нужный час.

Иногда как допущенный к государевым тайнам в амбаре появлялся бранник Добрыня, задумчиво ковырял нос змея, окрашенный кармином, ковырял желтым ногтем краску, и доброе толстогубое лицо его становилось строгим и мечтательным.

– Так, говоришь, пробовали китайцы? Дунь в Лун, говоришь? – спрашивал он, перевирая безбожно имя летавшего в небе мудреца. – Умные люди китайцы, а мне нянька ихние сказки рассказывала. Как сейчас помню, у них тоже огнедышащие змеи были, только их в Китае драконами называли. Я еще подумал тогда – откуда?

Жидовин закончил свои вычисления.

– Хрустальный купол не повредим? – озабоченно поинтересовался розмысл.

– Нет там никакого хрустального купола, – неохотно сказал жидовин. – Ты на горизонт смотрел?

– И не раз, – признался розмысл. – Особенно на закате.

– Это без разницы, – поморщился жидовин. – На каком расстоянии от тебя горизонт?

– Верст шесть-семь, – прикинул розмысл.

– Ну, пройдешь ты эти семь верст, – терпеливо продолжал жидовин. – А горизонт на каком от тебя расстоянии?

– На те же семь верст.

– И так всегда, – сказал жидовин. – Сколько бы ты ни шел, горизонт к тебе не приближается. А что из этого следует?

– Изгиб! – догадался Серьга.

– Правильно, – удивился жидовин и особо уважительным глазом глянул на собеседника. – Означает это, что Земля наша круглая, и свод небес тоже круглый, и находится он в двуустах верстах от землицы. А потому и луну нашу рукотворную мы запустим, и будет она крутиться между хрустальным сводом и землей, до тех пор пока сам силу полета не потеряет.

– А что тогда?

– Тогда он просто упадет на Землю. Может, пришибет кого-нито при падении. Другого греха не вижу!

– Скажешь тоже, – недоверчиво промолвил розмысл. – Сказал бы, мол, квадратная, изначальная, я бы поверил. Но круглая!

Он попытался себе представить круглую Землю и не смог. С детства учили – плоская она, как поднос, лежит на трех китах, а сверху хрустальным куполом накрыта. А киты в Первичном океане плещутся. Хотя, если вдуматься, океан тоже на чем-то плескаться должен.

– Слушай, – попытался он найти трещинку в сказанном жидовином. – А как же люди?

– Какие?

– Те, которые внизу на шаре стоят. Они же падать должны или на головах ходить.

– Глупости, – сказал жидовин и брыли свои недовольно развесил. – В центре Земли есть шар железный, все к себе притягивает, оттого повсюду все нормально ходят, свой постоянный вес имеют.

Умно он говорил, хоть в варгу ему искательно заглядывай! Вот таких в иноземных землях на кострах и жгут за дерзостные и богопротивные речи! Некоторым для таких речей обязательно надо болотные поганки жрать, чтобы разум помутился и невозможное видел, а жидовину и грибков не требовалось – с рождения безумным, наверное, был.

– Значит, можно пускать медную луну в небеса? – переспросил розмысл.

– Не можно, а нужно, – сказал жидовин. – Наука от сего запуска много новых знаний поимеет.