Читать книгу Мрак тени смертной - Сергей Синякин - Страница 16

Человек, который хочет работать, ищет способ, как эту работу выполнить. Бездельник всегда ищет причину, по которой работу выполнить невозможно.

Адольф Эйхман относился к первой категории работников и удивлял своей работоспособностью весь аппарат СД. Действительно, порой было трудно поверить, что объем работ, выполнявшийся оберштурмбаннфюрером, можно выполнить в течение одного дня. Начать день в Дахау, а закончить его в Швейцарии, решая противоположные по значимости для рейха задачи.

Эйхман не зря имел превосходные характеристики от руководства.

Он умел, а главное – любил работать.

– Прекрасно, – сказал оберштурмбаннфюрер, закрывая округлую дверцу муфельной печи. – И какова производительность этого чуда?

– Мы увеличили производительность каждой, – сказал доктор Прюфер.

Он был представителем администрации Машиностроительного завода по строительству отопительных сооружений «И. А. Топф и сыновья», где работал старшим инженером.

– Наша фирма всегда охотно выполняет ваши заказы и идет навстречу пожеланиям своих основных клиентов. Эти новые печи предназначены для кремации, и их производительность в комплексе составляет 1440 трупов в сутки. Неплохо, господин Эйхман, не правда ли? Мы обсуждали возникающие проблемы с генерал-майором Каммлером. Он был удовлетворен качеством нашей работы.

Эйхман еще оглядел печь.

– Что ж, – рассудительно сказал он. – Доктор Каммлер в высшей степени знающий специалист. Вы предусмотрели автоматическую подачу сырья в печи?

Прюфер снял шляпу и вытер высокий лоб цветным носовым платком.

– У этой модели – нет, – признался он. – Но все последующие крематории будут оснащены транспортерными лентами. Физический труд будет сведен к минимуму – погрузка трупов на линии и чистка печей. Пепел, господин оберштурмбаннфюрер, от него никуда не денешься.

Эйхман кивнул.

– Пожалуй, я тоже удовлетворен, – объявил он.

– Вы не хотите увидеть работу печи в действии? – робко поинтересовался Прюфер.

– Увольте, – засмеялся Эйхман. – Терпеть не могу этого запаха. И потом – сажа… После посещения Треблинки мне пришлось выбросить мундир и фуражку. Знаете, доктор, в нашем деле самое главное – это подобрать исполнителей, лишенных обоняния. Воспитать все остальные необходимые качества значительно легче.

Они вышли из крематория.

По безлюдному плацу гулял ветер, завивая маленькими смерчиками пыль. У белого домика коменданта лагеря занимались строевой подготовкой провинившиеся охранники. День был достаточно теплым, и синева неба едва нарушалась проседью облаков. Чистота царила в лагере. Такой чистоты Эйхман не видел даже в Бухенвальде, где жители были буквально помешаны на регулярной тотальной уборке города и даже выходили на улицы, чтобы обеспечить своему уютному городу необходимый порядок.

– По поручению руководства завода разрешите пригласить вас на скромный обед, – с легкой улыбкой сказал Прюфер.

– Надеюсь, это не будет рассматриваться как взятка? – пошутил Эйхман. – Благодаря нам у фирмы «Топф и сыновья» довольно много заказов.

– Да, – сказал Прюфер. – Большая часть Германии, значительная часть Европы. Даже итальянцы заинтересовались нашими изделиями. И все благодаря СС, господин оберштурмбаннфюрер!

Эйхман покровительственно похлопал инженера по плечу.

– Держитесь за СС, Карл, – сказал он. – В наше время это беспроигрышный вариант. Все иные приводят лишь к убыткам.

Держитесь СС! В этом была истина тех лет.

Самая могущественная организация Европы, загадочный орден, строящий никому еще непонятное общество, в котором порядок был движущей силой, тем рычагом, которым СС переворачивал мир, имея опорой расовое учение.

Все заключалось в крови. Кровь была носителем духа.

Это поняли даже добивающиеся собственной независимости представители богоизбранного народа, добивающиеся выезда евреев в Палестину. С самого начала века они пытались строить свой рейх на каменистых землях Малой Азии. Неудивительно, что германская национальная политика пришлась им по душе. Знаменитый еврейский лидер Бен-Гурион восторженно отметил: «То, чего не могла достичь за многие годы наша пропаганда, совершил за одну ночь несчастный случай».

Держитесь СС!

Печатный орган СС «Das schwarze cor» в середине тридцатых годов с умилением писал: «Недалеко то время, когда Палестина сможет принять назад своих сыновей, потерянных более тысячи лет назад… Пусть их сопровождают наши пожелания плюс благосклонность государства».

Немцам было от чего ликовать. Каждый эмигрант мог взять в Палестину лишь десять процентов своего имущества, остальное оставалось в рейхе. Предприниматели, выезжавшие в Палестину, способствовали притоку туда капитала. Сотрудничество двух мировых сил было выгодно обеим сторонам, поэтому и не был принят план американского президента Д. Рузвельта, которым предусматривалось создание всемирного убежища для преследуемых нацизмом лиц.

С представителем «Хаганы» Фейфелем Полкесом Адольф Эйхман познакомился еще в бытность сотрудником отдела «11-112». Было это, кажется, в тридцать пятом. Тогда они оба были моложе, фюрер еще не объявил евреев существами, стоящими в иерархии мира вне людей и животных, поэтому Фейфель и Адольф быстро нашли общий язык. Они импонировали друг другу. Кажется, в те годы они даже называли друг друга по именам и даже бегали в один публичный дом из числа тех, которые организовывал в целях обеспечения государственной безопасности Гейдрих.

В тридцать седьмом Полкес обеспечивал визит Хагена и Эйхмана на Ближний Восток. Обершарфюрер СС Герберт Хаген был тогда начальником отдела «11-112» и отправился на Ближний Восток под видом студента. Эйхман ехал в командировку как редактор газеты «Berliner tageblatt». Командировка пришлась на время арабского восстания, и в Хайфе эсэсовцы не смогли сойти на берег. Поэтому встреча с Полкесом состоялась в Каире. Командировка оказалась удачной. Полкес согласился сотрудничать с СД и передал ценную информацию о передвижном передатчике коммунистов, курсировавшем вдоль границы рейха с Люксембургом, и сообщил о просоветски настроенных арабских эмирах. Спустя некоторое время Полкес стал шефом резидентуры разведывательных служб рейха в Сирии и Палестине. Одновременно в ведении Полкеса находилась вся служба безопасности евреев в Палестине. Что и говорить, это был крайне выгодный союз!

Теперь они встретились с некоторой настороженностью.

Время изменило обоих.

У Полкеса четко обозначились залысины. Во рту у него появились золотые зубы, и Эйхман невольно обратил на них внимание. Глупо, но директивные документы не забывались. В начале их знакомства Эйхман был гауптшарфюрером и скромным сотрудником отдела «11-112». Фон Мильденштейн вложил в него много, он мог гордиться своим учеником, поднявшимся до возможных вершин германской иерархической лестницы. Совсем не даром Эйхман считался сейчас специалистом по еврейскому вопросу и сионизму. Он настолько изучил свой предмет, что в Главном управлении СД ходили слухи, что он родился в семье палестинского немца и лишь недавно переселился в Германию. На самом деле Адольф знал Палестину лишь по книгам и рассказам агентуры, он родился в Золингене и долгое время жил в Верхней Австрии, откуда и прибыл в Берлин с одобрения другого австрийца – Эрнста Кальтенбруннера.

Полкес с интересом рассматривал старого знакомого. В черных глазах еврея не было страха, в них жило нетерпеливое любопытство и желание понять, как сильно изменился Эйхман.

Они встретились в небольшом и уютном швейцарском ресторанчике на берегу Женевского озера. Полкес представил Эйхману человека, из-за которого он приехал в небезопасную Европу из Иерусалима.

Эйхман в свою очередь с интересом разглядывал сидящего напротив человека.

– Доктор Рудольф Кастнер, – представил его Полкес.

Даже на первый взгляд этот человек произвел на Эйхмана впечатление. Высокий, поджарый, с внимательным ледяным взглядом, доктор Кастнер кивнул.

– Рад познакомиться, – сказал он. – Надеюсь, вам нравится этот ресторанчик? Самое спокойное и уютное место в этом сонном царстве.

Пока официант сервировал стол, беседа велась на нейтральные темы – о правительстве Виши и поведении Де Голля, этого французского верзилы, возглавившего бежавшую из Франции армию «лягушатников». Поговорили о снабжении Берлина и урожае года. Доктор Кастнер курил ароматные сигареты, доставая их из серебряного портсигара и прикуривая от серебряной зажигалки. Вел он себя непринужденно и хладнокровно, словно беседовал с коллегой, а не эсэсовским чиновником, от которого зависела судьба евреев, оставшихся на оккупированных территориях.

Его лоск и выдержка изумляли Эйхмана.

– У вас изумительная выдержка, – заметил он. – Вы могли бы стать идеальным гестаповским офицером, доктор.

Кастнер еле заметно усмехнулся и, прежде чем ответить, сделал ленивую затяжку.

– Я уполномочен руководством сионистского движения вести эти переговоры, – сказал он. – Полкнес посвятил вас в детали?

– В общих чертах, – сказал он, умышленно оставляя инициативу собеседнику.

– Нас беспокоит судьба многих евреев, которые пока еще находятся в Венгрии, – сказал Кастнер. – Не скрою, там находится много лиц, которых мы хотели бы видеть в Палестине.

Эйхман покачал головой.

– Наши руководители смотрят на эти вещи иначе, – сказал он.

– Фюрер дал указание решить еврейский вопрос до конца сорок третьего года. Вы сами знаете, что это значит.

Кастнер внимательно посмотрел ему в глаза и спокойно стряхнул пепел в пепельницу.

– Разумеется, – сказал он. – Но хорошо известно, что из любого правила бывают свои исключения. Мы с вами могли бы поискать компромисс…

– Например? – спросил Эйхман, глядя, как Полкнес разливает вино, жестом отпустив официанта.

– Мы могли бы выплатить за каждого из тех, в ком заинтересованы, определенную сумму.

– Я не думаю, чтобы это могло заинтересовать руководство рейха, – честно ответил Эйхман. – Как я понял, вас интересует не один и даже не десять человек. Вы рассчитываете на большее.

Кастнер едва заметно кивнул.

– Возможно, речь пойдет о сотнях или даже тысячах человек, – сказал он. – Это был бы хороший гешефт, господин Эйхман. Часть денег мы могли бы перечислить на отдельный счет в ту страну, где его владельцу было бы удобно открыть его…

Эйхман засмеялся.

– Все-таки не зря говорят, что в каждом еврее живет торгаш, – сказал он. – Мы еще не договорились в деталях, а вы уже пытаетесь купить меня, доктор Кастнер. Но ведь вам прекрасно известно, что я из СС, а СС денег не берет, эсэсовцу легче потерять жизнь, чем свою честь!

Доктор Кастнер нетерпеливо взмахнул сигаретой.

– Оставим это для агитационных брошюр, – сказал он. – Я понимаю, что за вашей спиной тоже не пусто и вам трудно принять решение сразу, не обсудив его со своим руководством.

Будем говорить откровенно, мы могли бы обеспечить порядок среди тех, кто останется в ваших лагерях. Они не будут бунтовать, они не возьмут в руки оружие, они будут терпеливо дожидаться своей участи. Взамен вы закроете глаза на то, что несколько тысяч отобранных нами людей эмигрируют в Палестину. Разумеется, вопрос о денежных компенсациях остается прежним и будет определен соглашением сторон. Вы считаете это справедливым?

– Я думаю, это будет правильным, – согласился Эйхман. – Что касается отобранных вами людей… Не будет ли справедливым, если мы их немного разбавим теми, кого отберем мы?

– Согласен, – сказал доктор Кастнер. – Но вопросы компенсационных выплат на этих лиц распространяться не будут. Я полагаю, что эти люди будут противостоять английскому влиянию в арабском мире? В этом будем заинтересованы и мы. Вы создаете в Европе свой тысячелетний рейх для немцев. Мы будем делать то же самое, но в Палестине. Вы изгоняете нас из Европы, мы с этим готовы смириться. В обмен на историческую родину, с которой нас так несправедливо изгнали.

– Вы меня удивляете, – сказал Эйхман. – Я не думаю, что вы так наивны, как пытаетесь показаться. Тысячелетняя империя не ограничится Европой. Это организм, которому будет нужен весь мир. Знаете, во времена кайзера была такая песенка, – он прикрыл глаза и пропел:

Боюсь, что ее поют и сейчас. Даже более усердно, чем раньше!

– Пусть в этом разбираются вожди, – хладнокровно сказал Кастнер. – По моему мнению, все не так страшно. Вы – молодая нация, в вас играет сила. Придет время, и она уступит место мудрости. Фюрер не вечен, вечен народ, а народу однажды надоест убивать и захочется созидать. Мы подождем.

– Ожидание может затянуться, – сказал Эйхман. – В один прекрасный день вы можете обнаружить и себя, и свой народ возле возлюбившего вас Господа. Лично мне кажется, именно в этом спасение для евреев. Вы – нация-вирус, во все времена и во всем мире вы были изгоями. Евреи оказались слишком умны для всего остального мира. Тем они и опасны. Вы достаточно умны и образованы, доктор, чтобы я опирался сейчас на исторические примеры.

Кастнер широко улыбнулся.

– Не старайтесь уязвить меня, – сказал он. – Во времена Чингисхана монголы вторглись в Персию и вырезали там всех до кого смогли дотянуться. И что же? Империя не ушла в ничто, хотя от населения ее осталось чуть более десяти процентов. Вы забываете, мы были в египетском рабстве до Моисея, тем не менее мы выжили. Нас резали римляне, но мы снова выжили. Выживем и теперь, надо только запастись терпением, а нашему народу терпения не занимать.

– Я доложу ваши соображения рейхсфюреру, – сказал Эйхман, тайно восхищаясь способностью доктора вести разговор в нужном ему направлении. – Думаю, что мы можем найти определенные точки для взаимопонимания.

Он поднял свой бокал, в котором нежно переливалось «кьянти», и доктор Кастнер чокнулся с ним, уважительно опустив край своего бокала чуть ниже бокала Эйхмана, словно признавая, что окончательное решение принадлежит собеседнику и его окружению в Германии.

– Послушайте, доктор Кастнер, – сказал Эйхман, делая маленький глоток восхитительного вина. – Но ведь тем, кто останется у нас, им ведь будет обидно, что вы спасаете избранных?

Кастнер качнул головой, неторопливо достал свой серебряный портсигар, так же неторопливо достал из него новую сигарету и прикурил от своей замечательной зажигалки. Над столом поплыл голубоватый дымок. Пожалуй, уже этот сигаретный дым был ответом Эйхману, но его собеседник все-таки сказал, твердо глядя в глаза Адольфа:

– Мы не будем их считать погибшими. Просто это будут те среднестатистические единицы, которые эмигрировали не в Палестину.

Простота, с которой этот рафинированный иудей предал своих собратьев во славу идеи еврейского государства в Малой Азии, удивила Эйхмана. Более того, она его поразила. Работая в СД, Эйхман часто встречался с предательством. Иногда предавали из-за неудовлетворенного самолюбия, чаще предавали из-за денег или иной не менее гложущей душу корысти, были и такие, что предавали из-за идеи, в большей степени это относилось к коммунистам, работающим на Советы. Но масштабы задуманного предательства, высказанного в качестве идеи в ресторанчике нейтральной страны, не могли не поразить воображения Эйхмана. В конце концов, редкие вожди могут послать на смерть целый народ лишь только для того, чтобы этот народ имел возможность вернуться на обетованную родину и посадить этих вождей на свою шею в качестве правителей.

Иуда был мелок.

Эйхман досадливо поморщился. Его идея казалась ему сейчас тривиальной и лишенной блеска.

– Хорошо, – сказал он. – Если главное уже сказано, от нас ничего не зависит. Я доложу рейхсфюреру. А пока… Пока давайте отдыхать. Немцу во время войны так редко удается почувствовать себя нормальным человеком… Как вы думаете, Фейфель, здесь есть приличные бабы? Или вы, как патриот и истинный сионист, думаете только о еврейках?

Кастнер неторопливо потушил сигарету.

– Кстати, – сказал он. – В вашем ведении находится некий Ицхак Назри. Скажу откровенно, меня очень интересует этот человек.

Эйхман торжествующе улыбнулся.

– Вы что-то говорили о среднестатистических единицах? – спросил он. – Так вот, эта самая среднестатистическая единица, которую именовали когда-то Ицхак Назри, является моей исключительной собственностью. Вы можете купить у рейхсфюрера всех евреев Европы, но не сможете купить у меня Ицхака Назри. Он мой и останется таковым до самого последнего дня!

– Пусть так, – терпеливо сказал Кастнер, закуривая новую сигарету. – Скажите, вы не заметили в нем что-то удивительное?

– У него удивительная судьба, – мечтательно и почти счастливо сказал Эйхман.

АДОЛЬФ ЭЙХМАН, оберштурмбаннфюрер СС, родился в Золингене в 1907 году. В НДСАП с 1935 года. Прирожденный организатор. Весьма одаренный, скрупулезный и трудолюбивый специалист. В СД с 1934 года, прошел путь от рядового картотетчика отдела «11—112» до компетентного эксперта по вопросам сионизма и еврейства и позже начальника отдела 1Y-В гестапо. Награжден орденами и медалями рейха. Женат. Прекрасный семьянин. По отношению к подчиненным справедливо требователен и заботлив.

Неоднократно выезжал за границу рейха для выполнения специальных заданий правительства. При выполнении заданий рейха за границей проявил себя с исключительной стороны. Пользуется уважением рейхсфюрера СС. Выполнял специальные задания руководства на восточных территориях рейха, где проявил себя как жесткий и требовательный, но справедливый руководитель.

Из служебной характеристики