Читать книгу Хроники Януса - Сергей Сиверс - Страница 18
III
Образ аллегории прошлого
ОглавлениеКогда я думаю об аллегории прошлого, мне на ум приходит история с кошкой, которую подобрала с улицы моя бабка. Кошка эта оказалась своенравным и избалованным существом; постоянно пакостила и была неласкова со мной, а в ответ на мои попытки завязать с ней дружбу – лишь шипела как змея и топорщила шерсть. Дед ругался и клялся натравить на неё пса, когда однажды увидел как она, воспользовавшись его рассеянностью, забралась на стол и искромсала когтями навощённую доску, на которой он по старинке вместо папируса писал воспоминания о путешествиях – так ему было легче исправлять. Завидев деда, кошка пыталась удрать, но высвобождая одни лапы из воска, опиралась на другие, которые вязли. Со стороны это было похоже на кошачий танец. Быстро переминаясь с лапы на лапу, она, наконец, освободила себя, этим окончательно искромсав когтями воск вплоть до дерева – а потом выпрыгнула в окно, вовремя избежав дедовской затрещины. Это было бы забавно, если бы не так печально, ибо благодаря кошке за несколько секунд исчез плод его многодневного творчества. Тем не менее дедушка Сикст, отойдя от негодования на зловредное создание, написал другую историю. Два дня спустя он торжественно зачитал её перед публикой в доме Гая Флакка, где собирались престарелые патриции, пробующие себя в литературе. Эта была история о кошке, которая уничтожила его мемуары, описанная им с необыкновенным юмором. Его рассказ вызвал восторг, и мой дед был удостоен оваций, и сам Анний Калликрат торжественно возложил ему на голову венок.
Припомнив этот случай, я подумал: это весьма символично, что кошка стёрла одни воспоминания и этим породила другие. Так, многое из нашего прошлого подобно воску для её лап – не отпускает и напоминает о себе в тот самый момент, когда мы хотим отвязаться от него…
Теперь из прошлого, так же как кошка из воска – в окно, я прыгну в недавние события. Ибо эта аллегория вот к чему.
Со времени визита сенатора Папирия с семьей в мой дом прошло два дня. Настали нундины, дни покупок и отдыха. Я с утра ушёл на важную встречу, а ближе к полудню Плиния в сопровождении Дебы, Клеона (повара) и другого раба, вышли из дома и отправились в центр. Там их пути разошлись: Клеону и его помощнику надлежало пойти на рынок недалеко от святилища Лар, чтобы набрать корзину устриц. Устрицы эти, выловленные в Ионийском море, продавались нечасто и были необыкновенно вкусны, поэтому я не скупился. Торговец знал Клеона, а я всегда расплачивался с ним вперёд – в то время как Плиния и Деба, разойдясь с Клеоном и побродив по торговым рядам, продолжили путь в сторону Эскулетовых Дубов, где у святилища Дианы мы и условились встретиться.
… Встретившись там, мы двинулись назад. И вот, пройдя шагов двести и свернув на Викус Аренула мы, к нашему удивлению, увидели перед собой тех, пройти мимо которых было бы невозможно для людей нашего круга – это опять были сенатор Папирий и Фабия в сопровождении трёх рабов. Плиния при виде их вздохнула и изменила лицо на вынужденно-приветливое. А я краем глаза заметил, что нубийка как и во время их визита в наш дом когда она увидела Фабию – как-то странно заволновалась.
После приветствий и пары формальных фраз, мы с сенатором отошли сторону и обменялись мнениями о последних событиях в Риме. Я ожидал, что он спросит о моём решении – и он в самом деле спросил меня. Я сказал, что всё ещё думаю, и если он соблаговолит подождать, я извещу его через четыре дня, при этом опять не забыв поблагодарить за столь высокое доверие. На это ноте мы вернулись к женщинам.
Когда я приблизился, я услышал как Фабия что-то говорила жене. Я не знал о чём речь, но догадался, что это нечто из предметов женского обихода…
– Ну-ка подойди и передай это, – вдруг переведя взгляд на Дебу, приказала она.
Странно почему Фабия сама не передала это Плинии.
Деба, взглянув на Плинию и получив от неё утвердительный кивок, подошла к Фабии. Фабия кивнула рабу-носильщику – и тот раскрыл короб. Она вынула из него какой-то флакон, судя по всему, с маслом или душистой эссенцией – и протянула нубийке. Но тут случилась непредвиденность. Фабия то ли не дотянула к ней руку, то ли слишком быстро разжала пальцы. Склянка упала на мостовую и разбилась вдребезги. Мне же, наблюдавшему это (и, думаю, Плинии тоже) показалось, что Фабия нарочно быстро разжала пальцы чтобы Деба не успела перехватить флакон из её рук.
– Неуклюжая дрянь, – выпалила Фабия… и вдруг, размахнувшись, наотмашь хлестнула ладонью по щеке нашу рабыню.
Я нахмурился. Или так, через много лет, это было ответом мне за ту пощёчину?
– Госпожа простить меня, – пробормотала Деба, своим ответом приняв на себя вину.
– «Госпожа простить меня», – передразнила Фабия, – почему за столько лет в Риме ты не можешь выучить наш язык, тупица?
Деба молчала.
– Я скажу. Вот почему. Потому, что боги ограничили ваш разум. Вы созданы, чтобы быть в услужении тем у кого он есть, подобно скоту в услужении людей. Умная человеческая речь вам не под силу, и вы ничего не понимаете кроме языка плети. Тебе нечего сказать мне, безмозглая дура?
У Плинии всё было написано на лице. Но она тут же взяла себя в руки, стараясь не выказывать своих чувств. Я молчал. Я не сомневался, что Фабия нарочно вела себя так, дабы узнать выкажу ли я сочувствие рабыне перед сенатором, слывшего суровым господином – в то время как он, прищурив левый глаз, изучал меня. Без сомнения, она мне мстила за прошлое.
– Твой муж слишком мягок к этому отродью, а зря, – всё более распаляясь, повернулась она к Плинии, – Без наказания они не способны хорошо работать, но всякий раз норовят украсть и обмануть своих хозяев. Если идут с рынка с продуктами, обязательно тайком что-то запихнут в свой грязный рот, а если работают, то постоянно ломают инструменты. Мягкость их портит и делает ротозеями, впрочем… – она осмотрела нубийку, – эта недурна… ты, наверно, была шлюхой прежде чем попасть к своим хозяевам, не так ли? – Фабия скривила губы в едкую улыбку.
Деба молчала и не поднимала головы.
– Ну что за тупая курица, – усмехнулась Фабия. И затем повернулась к моей жене: – Если бы это произошло в моём доме, я бы немедленно приказала высечь её, чтобы впредь была расторопней. – Фабия снова бросила презрительный взгляд на Дебу.
Сенатор саркастически улыбнулся.
– Семья советника пожинает свои плоды, – изрёк он медленно и подчёркнуто назидательно, глядя на неё, но на самом деле адресуя это мне. – Я согласен с тобой. Из-за мягкого обращения раб теряет внимательность и становится ленив. Однако, нам пора.
И они двинулись прочь.