Читать книгу Братья Карамазовы. Том II - Сергей Вербицкий - Страница 5

Дом Ивана Федоровича был угловым, и стоял он на пересечении Владимирского проспекта и Графского переулка. Путь был близкий, и потому извозчик довольно быстро довез его. Он вошел в подъезд и поднялся на третий этаж. Квартира располагалась справа. Открыв дверь своим ключом, Иван Федорович вошел. Раздевшись в передней и пройдя в комнаты, он увидел свою жену Екатерину Ивановну в спальне. Она сидела на кровати и читала, а в ее ногах играл их семилетний сын Родя. Иван Федорович тихо встал у порога.

– Иван… – встрепенулась Екатерина Ивановна. – А мы тебя ждем праздновать.

– Ложитесь спать, поздно уже. – Иван поцеловал в лоб жену и, наклонившись, обнял сына.

– Но мы тебя ждали! – расстроенно сказала Екатерина Ивановна.

– Папа, папа, мы тебя правда ждали! – оторвавшись от игрушек, вскричал Родя.

– Нет, у меня еще срочные дела, посижу у себя, думаю, задержусь до утра, – холодно сказал Иван Федорович и, не дожидаясь ответа, прошел в свой кабинет. В помещении было темно, но он сразу почему-то уловил, что здесь, кто-то есть. Иван Федорович не возмутился, пройдя в середину кабинета, подошел к письменному столу и зажег стоявшие на нем канделябры. Затем, усевшись на кожаный диван, он увидел человека в черной тройке, сидящего у плотно закрытого гардинами окна.

– А ты кто такой? – строго спросил Иван Федорович. – Впрочем, можешь не отвечать. Я тебя сейчас придумал. Это все моя болезнь, так что брысь, я смертельно устал и хочу отдохнуть.

– Важно, не кто я такой, важно, кто вы, Иван Федорович, – ответил человек в черной тройке.

– Я кто такой?! Ха, это прелюбопытно, но сначала я хотел бы узнать, кто вы такой. Уж сделайте одолжение, иначе разговора не получится. Хотя можете не отвечать, сделайте милость, уйдите туда, откуда пришли.

– Не прогоняйте меня, уважаемый Иван Федорович мне очень надо с вами побеседовать. Вот, я, черный ангел, если хотите знать, а вы, Иван Федорович, маленькая шестеренка, но очень необходимая шестеренка, приводящая в движение весь новый российский исторический процесс…

– Надо же, какой я, оказывается, важный. Это мне уже приятно, – усмехнувшись, перебил его, Иван Федорович.

– Да, да, и потому мне очень, очень важно с вами держать разговор.

– И именно в Рождественскую ночь? Да что вы здесь делаете, когда Он родился?

– А вы что, веруете?

– Ничуть.

– Тогда к чему такие вопросы? Но если хотите и настаиваете…

– Просто стражду! – сказал Иван Федорович и перекинул ногу на ногу.

– Позвольте. Вы не веруете, и это очень хорошо, но вместе с тем все же необходимо здесь некоторое объяснение. Видите ли, многоуважаемый Иван Федорович, несмотря на ваше неверие, я должен вам заметить, что мир изначально был во тьме и пороке, и вот явился Бог на землю, да, да, Бог в лице Иисуса Христа – простого плотника, и мир сразу изменился. Люди, отягощённые грехом и повсеместной несправедливостью жизни, получили надежду. Ну, хоть не в этом мире – так в другом наступит справедливость, уйдет постоянная, мучающая душу боль и наступит всеобщее благоденствие, где негодяев и обидчиков уже не будет. Тем более, что Он дал нам всем зарок: прийти, подтвердив Свое обещание воскресением, победив смерть, чего так боится каждый человек из ныне живущих, чувствуя по наитию величайшую тайну. И вот проходит уже почти две тысячи лет, а его все нет, и человечество устало ждать, тем более что добра в мире больше не стало, а люди церковные – такие же грешные, как и они сами, и тогда оно разуверилось, почувствовало себя одиноким и замкнулось на себе любимом. Да, тепла в этом мире не хватает. Поняло наконец, что вокруг, как и изначально, тьма, и больше ничего, а Христос – лишь маленькая звездочка, так далека и недостижима, что та надежда, которую он оставил, оказалась призрачной, и не стоит таким людям, как вы, уважаемый Иван Федорович, тратить душевные силы, вот потому я и дерзнул именно в эту чудесную, без преувеличения, ночь явиться перед вами, чтобы вы увидели, кто настоящий хозяин на земле, в чьей власти души человеческие.

– Вот только разговоры про душу я не приемлю, потому что в нее также не верую. Есть чувства, и более ничего, а так ты, конечно, все складно изложил, настаивая на своем взаправдашнем существовании, и если ты натурально есть, тогда все вопросы у меня отпадают, а если же ты плод моего больного ума, тогда…

– Ах, оставьте вы этот вопрос, можно подумать, что он прямо ключевой. Ни к чему в этом разбираться, всамделишный я или нет. В этом мире так хрупко, что порой не отличишь, где реальность, а где видение. Лучше перейдем прямо к делу, почему я, собственно, и образовался у вас.

– Ты упрям, как я посмотрю. Умеешь убеждать, да так, что от тебя никуда не деться. Ну, если ты не черт, а ангел, тогда валяй, – сказал Иван Федорович и, откинувшись на спинку дивана и достав из внутреннего кармана пиджака железную флягу, отхлебнул из нее и приготовился слушать.

– Извольте, я начинаю, и для этого я должен вернуться к тому, о чем говорил ранее. Так вот. Человечество в этом веке совсем утратило веру в Бога, и особенно на западе. Чего стоит появление труда Эрнеста Ренана, где он, заметьте себе, на основе документов исследует зарождение христианства и Самого Иисуса Христа и приходит к выводу, что Христос – обычный человек с удивительными способностями, и никакого воскресения Его не было. Ему вторит написанная картина «Мертвый Христос в гробу» Ганса… как его? Гольбейна. Смотря на нее, страх проходит по жилам, вера теряется. А Дарвин как все хорошо выстроил! Происхождение видов – Evolution, а Бога нет. Штраус же и вовсе был ярым противником христиан, когда это было, а вот нате, состоялось! Россия же плетется в конце этого пути, но все же и здесь начались перемены, и проявились они вначале с восстания декабристов, они первые открыто бросили вызов власти. Следующие – это петрашевцы и Белинский, Прудон, далее Герцен и Добролюбов, Нечаев – бес, ну и наконец политическая организация «Земля и воля» во главе с Плехановым, а из нее уже народилась революционно-террористическая организация «Народная воля», которая включает в себя около пятидесяти военных кружков, вовлечено более пятисот человек по всей России. Война с турками взяла много сил, освободили братьев-славян, а святыню всего православия Царьград оставили нетронутой, и, главное, у стен стояли, вот возьми и все. Испугались Англии, она пригрозила свой флот вывести. Александр слишком хорошо помнил, чем закончилась Крымская война во времена его отца – крушением Николаевской власти, так он стал опасаться за свой престол, тем более что флота на Черном море не было. И он избрал земное и предал Небесное, и повернули русские войска, хвост поджав! Все мне это кажется плачевным. Жизнь в России как-то стала после войны беднее, что ли, а прибавьте стачки рабочих и беспокойство крестьян, что землю заберут. Отсюда следует мысль собственного соображения. Дозвольте обнародовать?

– Валяй.

– Всякая война вредна русскому народу, равно как и его государю. Теперь простите меня за мое отступление, я немедленно перехожу к делу.

– Да уж, заждался я.

– После ареста этой осенью Дядюшки – Александра Дмитриевича Михайлова, казначея, руководителя и стукача Третьего отделения полиции, – организации «Народная воля» грозила медленная смерть. Вы же сегодня своим капиталом буквально спасли ее, подхватив революционно-террористическое знамя. Вы своими кровными наследственными средствами буквально вдохнули в нее новую жизнь и возродили надежду на то, что похотливый разбойник будет мертв. Я очень верю, что вы доведете дело до конца, также я верю, что за вами придут другие и не дадут маховику процесса обновления России остановиться.

– Вот мы и очистим Русь от него и построим другой мир, более справедливый, где будет хорошо и старику, и ребенку брошенному.

– Да, да, в нашем веке уже появились социалисты со своим учением, как обустроить государство без Христа – заметьте это себе. Вы, наверное, читали Фурье, Бакунина, того же Плеханова, Огарева, Чернышевского – горе-писатели. А в Америке пошли дальше социалистов и учредили демократию, и все как обустроить справедливо жизнь, вместо помазанника Божьего светский чиновник стал управлять… Кхе-кхе-кхе, люди на него смотрят как на Отца народа и не хотят поверить, увидеть, что он чужой им, но подождите, сильные мира с большим капиталом разочаруются в нем и начнут сами управлять, а народу оставят право выбора марионетки-чиновника. Что будет, если и у них ничего не получится? Ох, не знаю, не знаю.

– Но это их дела, нам нужно о себе думать. Потому я не жду манны небесной, а живу именно для того, чтобы очистить нашу Русь от всяких негодяев, например Александр II. Терпение лопнуло! Время пришло!!!

– Да вы идеалист, впрочем, как и весь народ русский. Это, правда, присуще молодым людям, а вам уже тридцать шесть, но вы исключение, и вы большой молодец, сохранили это в себе! Нам, признаюсь, такие и нужны, а то дело совсем не двигается, сколько покушений – и все без толку. Весь Петербург уже знает, что на него объявлена охота, и ждет исполнения! Так что время пришло, надо действовать, совершить последний прыжок!!! – вскрикнул черный ангел, и в кабинете стало холодно. Иван Фёдорович поежился и выпил из фляги.

– Ну и холода напустил, право, что с тобой сделалось? Да и хватит победных реляций, господин ангел, я этого не люблю. Дело еще не сделано, потому попридержите, я тебя попрошу, а то сглазишь. Я всего лишь просто верю в хорошее и думаю, что не зря живу, не зря пропадаю. Хочу сделать что-нибудь этакое, чтобы помнили меня. Вот и все, а ты идеалист, идеалист.

– Не буду больше, не буду, простите меня. А вы еще к тому же и суеверный. Я же придерживаюсь другого мнения: чему быть, того не миновать, главное, чтобы воля, так сказать, была.

– Хорошо излагаешь.

– Да я, собственно, о другом еще хочу у вас узнать.

– О чем?

– Кто вас рекомендовал в «Народную волю» и что вас подвигло пожертвовать своим капиталом на ее финансирование? Вы, Иван Федорович, который стал не согласен с планом Божьим, говоря о всеобщем счастье, отреклись от Него и готовы перейти на нелегальный образ жизни, это же от самой жизни отказаться.

– Так, все по порядку, придержи нетерпение свое, все узнаешь.

– Да, да, во всем нужен порядок.

– Вот именно. Ты очень непонятливый, я уже говорил, что хочу сделать что-нибудь этакое, чтоб запомнили на все времена. Я давно искал случая проявить себя и для этого готов пожертвовать не только своим капиталом, но и жизнью своей. Теперь о том, как я вошел в «Народную волю». Странно, что ты об этом не знаешь, ты же ангел.

– Всякое бывает, вы уж поверьте.

– Так вот, недели полторы назад я, как всегда, совершал свой утренний променад и вижу – стоит маленькое существо. Пригляделся – девица с лицом мальчишки, коротко подстриженная, потом уж я узнал, что ей уже двадцать восемь, но мне так не показалась. Так вот, стоит, вся замерзла, а я возьми к ней и подойди, и упади около ее ног, будто поскользнулся. Она давай меня поднимать, а я ей – спасибо и пятисотрублевую ассигнацию даю, и спрашиваю: «Как зовут тебя, детка?» Она оторопела сначала: «Да вы что, да не стоит это того», а я настоятельно говорю: «Бери!!» Тогда румянец выступил на ее щеках, и она дрожащими от холода и волнения руками взяла и сказала, что зовут ее Софья Перовская. Тогда я ей еще тысячу даю и приглашаю в ресторацию согреться и откушать, она, как кредитку увидела такую, совсем дар речи потеряла, потом, прокашлявшись, и говорит: «Да я таких и денег-то не стою». А я ее так грозно спрашиваю: «Так что, пойдёшь?» «А куда я денусь?» – отвечает мне тихо. Посидели мы в ресторации, она поела, оттаяла, собралась с мыслями и говорит мне: «Ну что, господин хороший, пойдем ко мне? Я благодарность помню». Собрались мы и пошли. Она квартировала у первой роты Измайловского полка. Пришли к ней, и тут вся моя дремавшая страсть разом выплеснулась, она даже и не сопротивлялась. Надо сказать, что до этих дел она оказалась большой мастерицей. Откуда у нее, не знаю, видимо, природный талант. Ее страсть отличается тем, что она как животное, не позволяя себя брать, а берет сама мужчину, да так, что у того сил потом больше не остается, а она, наоборот, еще более неуемной становится. Так что я был сражён ею наповал, никогда не мог подозревать, что в женщинах может быть такая неистовая силища. Потом она мне рассказала, что на Невском сторожила проезда кареты царя, что она из «Народной воли», и готовят на него покушение. Вот тогда я и загорелся этой идеей и сказал, что я хочу примкнуть к их организации. Она потребовала отречься от Бога, я тут же согласился и воскликнул как безумный: «Я отрекаюсь от Бога и более в Него не верую!!!» Вот так теперь хожу к ней, и вроде ничего на первый взгляд в ней нет, а разговоришься – и страсть просыпается во мне, и хочется немедленно ею овладеть. Да, забыл сказать: она тогда же и пожаловалась мне, что их организация нуждается в деньгах. Я и на это согласился, отказаться уже у меня не было возможности. С ней у меня началась новая жизнь, и я нисколько не сожалею, что мне придется еще и от этого гниющего мира отказаться. Ничего в нем хорошего нет.

– Мир погубят похоть и деньги.

– Может быть, а пока поживем еще.

– Конечно, поживем, ведь даже в аду, смею вас уверить, можно жить. Чем себя современный человек и тешит: сегодня-де, главное, поживу как хочу, а там если и есть ад, то приму мучения, но, верно, жизнь-то будет, а больше мне ничего и не надо. А помните ли вы, многоуважаемый Иван Фёдорович, дело Веры Ивановны Засулич, которая пятого февраля семьдесят восьмого года стреляла из револьвера в петербургского градоначальника, генерала от кавалерии Федора Федоровича Трепова, тяжело ранив того в живот?

– Да, я читал в газетах.

– Так суд присяжных помиловал ее. Оправдал, невиновна, мол! Каково, а! Следовательно, разрешили убийство по совести! И как ликовала вся Европа, а вместе с ней и вся наша интеллигенция.

– И что? Я тоже радовался.

– А вот что, Иван Федорович: если у вас есть страх, а при свершении крупного дела всегда присутствует подленькая боязнь чего-либо, так будьте покойны: публика петербургская на вашей стороне, быть может, не явно, но втихую, секретно, так сказать. Вы понимаете меня?

– Да. Но страха никакого нет во мне. Я глубоко убежден в правоте моего поступка.

– Вот и хорошо, уважаемый Иван Федорович, а я вас могу заверить, что если окончите дело положительно, то впишете себя не только в петербургскую летопись, но и в историю Российской империи.

– Хотелось бы верить. А знаешь, почему я с тобой так откровенен?

– Нет.

– Да потому что ты моя фантазия, мне же об этом, просто не с кем поговорить, а у меня все клокочет внутри. Смерть как хочется поделиться. Теперь же я высказался до конца, и в знак моей благодарности к тебе я позволю себе еще одно маленькое откровение. Я так легко и быстро принял эту идею об убийстве царя, потому что сам уже участвовал в убийстве и остался безнаказанным, переступил черту. Психологически, так сказать, только намекнул лакею Смердякову, моего незаконнорожденного брата, что было бы хорошо, если б отца не было, если Бога нет, то все позволено, а тот, неверующий, возьми и убей, а потом повесился, не смог выдержать. Понимаете?! Пострадал же за все мой старший брат Дмитрий, все страсть его неуемная, чересчур эмоциональный. Держать нужно себя, держать, но я его в беде не оставил, все-таки брат. Я ему побег устроил и теперь даже не знаю, жив ли он или нет. Вот так, – и тут Ивана Федоровича неведомая сила буквально повалила, и он тут же заснул.

ПОД УТРО

В смутных сомнениях блуждал разум, весь удрученный печальными мыслями, Алексей Федорович покинул собор Казанской Богоматери в четвертом часу утра. Извозчика он брать не стал, а пошел медленно по Невскому в сторону Знаменской площади. Квартировался он с Lise и Екатериной Андреевной в шести комнатах доходного дома купца Можаева у Николаевского вокзала. Когда к Lise подошло ее совершеннолетие, они с Алексеем Фёдоровичем решили венчаться, тогда он чуть ли не каждый день бывал у нее. Молодые с придыханием ждали этого дня. И когда время пришло, они предстали перед госпожой Хохлаковой, прося у нее благословления на брак. Что тут случилось с Екатериной Осиповной, это трудно передать. У нее тут же обнаружилась истерика, она была категорически против их свадьбы, крича во весь голос: «Я лучше уйду в монастырь или в сумасшедший дом, а своего благословения не дам ни за что, и делайте со мной что хотите!» И только недельное нервное состояние Lise и доводы Алексея Федоровича о том, что они все вместе будут жить и Lise будет, как и прежде, при ней, спасли все дело.

У Алексея Федоровича давно была мысль о переезде. Когда на него нежданно свалилось целое состояние в шестьдесят тысяч рублей, в связи со скоропостижной кончины его отца, тогда-то у него и возникла идея о переезде из Скотопригоньевска в Москву, но потом передумал, ведь столица огромной империи манила и звала. Петербург был третьим городом в мире по числу населявших его, а в нем проживало более миллиона человек. Алексей Федорович рассудил: здесь, как нигде более в Российском государстве, натуральность бытия человеческого было намного шире и глубже, а палитра человеческих характеров намного красочнее и богаче, чем в провинции. Хотелось ехать и окунуться в его бурную жизнь. Lise его в этом горячо поддерживала, убеждая maman согласиться на переезд. И вот, продав все свои дома в российской глубинке, госпожа Хохлакова, Lise и Алексей Фёдорович приехали в Петербург. Обустройство на новом месте и приготовления к свадьбе заняли полгода. Когда же все было готово, молодые венчались в Троице-Измайловском соборе. О, как была счастлива Lise! Алексей Федорович сам ее вез на кресле-каталке к алтарю. Она была наряжена в ослепительно белое платье с фатой, стелящейся по полу. Когда обряд венчания был закончен, Lise с восторгом произнесла: «Алеша, теперь я ваша жена навеки! Бойтесь меня, я нестерпимая… – и с глубоким вздохом добавила: – Не знаю, на мучения ли или, на счастье, вы стали моим мужем, но я, верно, в высшей степени удовлетворена вашим поступком!» И тогда Алексею Федоровичу казалось: то, что было раньше, до этого знаменательного момента, пролетело, словно мираж, и кануло куда-то в небытие, а теперь начинается время настоящих свершений. Недаром что праведная жизнь Христа началась со свершения им чуда на свадьбе, когда он превратил воду в вино.

Вера в Христа в Lise взрастала с каждым годом, из безразличного к Божьему учению ребенка она благодаря Алексею Фёдоровичу выросла в искушённую христианку. И все это произошло после одного случая. Когда ей было шестнадцать, она впала в глубокое нервное расстройство по поводу собственного бедственного положения. Все попытки избавиться от кресла-каталки заканчивались неудачно, ей удавалось лишь на несколько минут встать, а потом она снова и снова падала обратно. И вот тут Lise, доведенная до крайности, наконец поняла, что она к месту в инвалидной коляски приговорена на всегда. И тут явился Алексей Фёдорович, он где-то в этот раз задержался и нашел Lise плачущей на кровати. Она долго отказывалась говорить о причине своей печали, но все же сказала и, всхлипывая, спросила: «Мне что, всю жизнь теперь сидеть в этом кресле?» – «Ты же знаешь приговор врачей, дорогая Lise. Это твой крест. У всех разное несчастье, и все его смиренно несут в своем сердце. Твое – сидеть в этом кресле, но ты не волнуйся, я тебя такую, может быть, еще больше люблю и уважаю». – «Но я не хочу!!!» – ответила она. «Не ищи другой доли, нежели уготовил тебе Господь, неси свое бремя со смирением и умилением. Унять свою гордыню – и будет тебе награда в конце жизни. Не завидуй другим! Ты должна понять одну вещь, Lise: все возможно Богу, и Бог дает каждому крест по его силам. Бог вознаграждает страданиями людей, дабы очистить их души от греха плоти, и мы должны со смирением принимать все, что он нам посылает, и не ожесточаться сердцем. Нужно в любом случае жить любовью к людям и благодарить Бога за ниспосланные им испытания, стать смиренными агнцами, как Он стал однажды и не изменил Богу Отцу, не сошел со своего пути, зная, что в конце его ждет жестокое убийство. Вот так и нам надо брать с Него пример, иначе утратишь способность чувствовать Бога в своей душе и окажешься один, наедине со своей бедой, и, естественно, не обретешь вечную жизнь. Просто потеряешься в жизни, а Христос – твой вечный поводырь. Не теряй его в своей душе и сердце. Он победитель смерти, он наша надежда, другой просто нет. Можно, конечно, в чем-то забыться, порой слабый человек чаще всего это и делает, обижается на весь мир, ожесточается и погружается: кто в пьянство, кто в разврат, кто в празднество, кто в суету, кто в сребролюбие. Время от времени впадая в ипохондрию и скуку, на все смотрят с саркастической улыбкой. Они уже живут без какой-либо надежды, одна безысходность своего бытия, и это страшно! Так становятся циниками с каменным сердцем, и никакой слезой ребенка их не прошибешь, не вызовешь в них милосердия, только бесконечное самолюбование, и больше ничего!

Когда общество перестает жалеть слабых и угнетенных, тогда ему самому станет плохо: оно очерствеет и засохнет, станет развратно и бесплодно, а женщины наши от этого в поисках утешения в мужчинах. Становясь пленниками своих страстей, они все делают, только бы унять эту боль, но она только нарастает без веры, и нет от нее спасения, а слово Христово им режет сознание, и они сразу отворачиваются от Него, прячась в темных уголках своей души. Мне жаль таких людей, они же похожи на ночных животных, которые чураются белого света, не понимая одного – что только Бог может их спасти». – «Скажи, Алеша, а ты всегда будешь любить меня?» – тихо спросила Lise. «Конечно», – ответил Алексей Фёдорович. «И я тебя буду любить во Христе», – все так же тихо сказала Lise. После этого признания в Lise произошли коренные изменения, она стала молиться каждодневно, в ее комнате появился образ Пресвятой Богородицы, она много читала русских старцев и стала богобоязненной особой. Весь свой напористый характер, Lise направила на путь спасения души. Алексей Фёдорович смотрел на нее и радовался, как дают богатые всходы брошенные им семена веры.

Алексей Фёдорович, подойдя к дому, где он проживал, зашел в парадную, поднялся на третий этаж и вошел в квартиру. Прямо в передней его уже ждала Екатерина Осиповна.

– А я вас, Алексей Фёдорович, уже давно поджидаю и Юлю у дверей выставила. Вы как ключиком в двери зашевелили, мне она доложила, и я тотчас побежала вас встречать. Lise тоже вас ждала, да вот как две четверти часа назад заснула. А так она все перед образом молилась, как вы ушли.

– Очень хорошо! – сказал Алексей Фёдорович, снимая пальто.

– Есть ли новости для нас? Я сгораю от нетерпения.

– Новости?! Новость одна, Екатерина Осиповна: Христос родился, и я вас от всей души поздравляю с этим знаменательным событием, – сказал Алексей Фёдорович, и они вместе прошли в гостиную, где сели за накрытый стол.

– Угощайтесь, дорогой мой, и рассказывайте, ничего не утаив, потому что, судя по вашему печально-удрученному виду, что-то произошло, и, значит, вам есть что мне рассказать, – не унималась госпожа Хохлакова.

– Что тут рассказывать?! Мне тридцать два года, и я впервые в своей жизни не знаю, как поступить.

– Для этого вам и следует мне открыться, вот увидите – вам сразу станет легче, и, может, я как-то вам подскажу, что необходимо предпринять.

– Сегодня я виделся с братом, мы семь лет не встречались. Странно как-то: живем в одном городе и за это время не смогли встретиться. Наверное, тут что-то неправильно, и, конечно, я виноват в этом.

– Бросьте, не корите себя, Алексей Фёдорович, и что тут прямо такое, вы уж больно совестливый.

– Господь таким быть велит.

– И что же с братом, каким вы его нашли?

– Он… он в страшной беде, и, что хуже того, это то, что он этого не понимает. В церкви Божьей отрекся от Создателя трижды, от мира нашего отрекся, хочет на крови царя построить счастливую жизнь для людей. Он как заблудший сын из притчи Христовой, вот только не знаю, как он найдет дорогу домой. Его ждет бездна страданий и греха. Как он душу-то свою искупит?! Не знаю. Чем оправдается перед Господом Богом за содеянное?

– Что, он Александра II задумал убить?

– Да. И для этого он вступил в революционно-террористическую организацию «Народная воля».

– Горе-то какое, а как же его жена, ребенок?! Он что, об них не думает?

– Похоже, что нет, он так одержим этой идеей, что уже ни о чем не хочет думать. На все мои доводы и попытку разбудить в нем веру Христову он очень зло мне отвечал отказом.

– Так если все так безнадежно, может, в полицию заявить по всей форме?

– Нет, он мой брат, и кровных уз с ним я не разорву, к тому же я все же верю, что он только заблудшая овца, не все еще потеряно, а значит, его можно спасти. Господь дает всем надежду на возращение в лоно Христово. Нужно бороться за его душу, иначе катастрофа, не только его, но и моя.

– Дай-то Бог, Алексей Федорович, дай-то Бог! Вот только я не знаю, какие нужно средства употребить, чтобы его спасти, – тяжело вздохнув, сказала Екатерина Осиповна и тут же оживилась: – Хотя подождите. Поезжайте в Валаамский монастырь, возьмите двух монахов покрепче и вяжите вашего братка, а потом везите его в обитель, там в келью под замок, дать только Евангелие и посадить на хлеб и воду.

– Нет, так нельзя. Вера насилием не достигается, он проклянет меня, еще больше ожесточится, и тогда путь к Господу и спасению ему будет заказан. А средства найдутся, Бог подскажет. Я верю, что он меня-то не оставит наедине с такой бедой.

Дверь в гостиную скрипнула и отворилась, на ее пороге показалось кресло-каталка, в которой сидела Lise. Екатерина Осиповна и Алексей Фёдорович тут же обернулись и посмотрели растерянно на нее.

– Lise, ты же спала? – сказала удивленно госпожа Хохлакова.

– Я проснулась и все слышала. Я тебя, Алеша, давно поджидала, да вот сморило меня. Ну да слава Богу, ангелы меня разбудили.

– Доброй ночи, Lise, я рад, что ты пришла, – сказал Алексей Федорович.

– Maman, вы идите спать, а нам с Алёшей серьезно поговорить нужно. Только чур не подслушивать, я следить за вами буду, – сказала Lise, подъехав к столу, и взяла за руку Алексея Федоровича.

Госпожа Хохлакова не стала возражать, медленно встала со своего места и направилась в свою комнату. Только дверь за ней закрылась, Lise начала свой допрос.

– Скажи, Алеша, – начала вполголоса Lise, – ты сделал, что я просила тебя?

– Да, я молился целый час после литургии.

– Не просто молиться, а горячо взывать у чудотворной иконы Казанской Божьей матери.

– Я так и сделал.

– Стоп. Подожди… – сказала Lise и направила свое кресло-каталку к двери, ведущей в спальню госпожи Хохлаковой. Подъехав, она резко ее открыла. Екатерина Осиповна стояла на пороге. – Maman, я же, кажется, просила вас не подслушивать!

– Но мне интересно, Lise!

– Нет, все, уйдите, прошу вас!

– Я не уйду!

– Я все сказала! Идите спать. Спорить бесполезно, иначе мы с Алешей в ночь пойдем на улицу.

– Ты упрямая! – сказала госпожа Хохлакова и, повернувшись к ней спиной, пошла к себе.

– Вот так-то лучше будет! – довольная, сказала Lise и заперла дверь, потом возвратилась за стол.

– Ты жестока, Lise, – сказал Алексей Фёдорович.

– Вовсе нет. Просто это наша с тобой, Алеша, тайна, и maman до времени не должна знать о ней. Понимаешь?!

– Да.

– Хорошо. Итак, ты в молитве испросил дозволения у Богородицы, я тоже молилась и думаю…

– Я не только по твоей просьбе молился, я еще за брата Ивана молился.

– А что с ним? Заболел?!

– Можно сказать и так, Lise. Он впутался в страшную историю. Он задумал убить Александра II, и теперь я не знаю, что и делать.

– Это все пустое, у царя охрана, у него ничего не получится. Ты зря расстраиваешься. Бог не допустит.

– Все может быть, ты бы его видела, он так и горит этой идеей.

– Ну и что? Пусть горит. Он уже взрослый мужчина, женатый, слава Богу, он уже не маленький, хочет идти на виселицу – пусть идет.

– Он мой брат, что ты такое говоришь?

– А я твоя законная жена, и я главней, а значит, ты в первую очередь должен думать обо мне.

– Я думаю, но и о брате забывать не хочу. Я должен ему помочь, иначе все рухнет.

– Что рухнет?! Ты думай, как бы у нас с тобой не рухнуло. Алексей, мне уже двадцать восемь лет, мой возраст подошел, чтобы иметь ребенка.

– Но врачи же сказали, или ты сама не понимаешь… что при твоем положении… Lise, ты просто не родишь. Я не понимаю, зачем ты себя тешишь несбыточными надеждами.

– Что невозможно человеку, то возможно Богу. О Господи, Алеша, какой ты маловерный. Пойми: ребенок – это наш с тобой счастливый билет в будущее. С ребенка начинается Царство Небесное. Ты только подумай, что мы увидим его первую улыбку, а она символизирует улыбку Бога. Ребенок – это наше с тобой продолжение. Он наше сокровище, о котором мы будем с тобой с благоговением заботиться.

– Lise, я верю, но всегда есть такие ограничения, за которые лучше не заходить. Откуда ты знаешь, что угодно Богу?

– Ребенок точно угоден Богу! Он освятит наш брак, преобразив его, даст толчок в развитии наших с тобой отношений. Сегодня святая ночь, ночь, когда многие чаянья людей сбываются. И я очень надеюсь на это! В это должен поверить и ты! И помочь мне зачать нашего первенца. Бог сотворит для нас с тобой чудо, нужно только верить.

– Ты эгоистична, Lise.

– Как и все женщины, не более.

– Мне нужно подумать.

– О чем?

– О брате. Он не призрачная надежда, он натурально попал в большие злоключения. Он запутался, и без меня ему не найти выхода из этой сложной ситуации. Я ему больше нужен, чем тебе.

– Будь мужчиной, Алексей. Брату уже не поможешь, у него свой царь в голове, а мне, нам ты можешь помочь. Я тебя очень прошу: смилуйся передо мной и сделай то, что должен сделать. Или ты меня разлюбил?

– Не знаю, у меня от всего этого голова идет кругом. Одно могу тебе обещать: что я всегда буду любить тебя, что бы ни случилось.

– Так, я все поняла, не надо больше разговоров. Вот тебе моя рука, веди меня. Ты, кстати, поел?

– Да.

– Довольно, отправляемся к нам в спальню, – и Lise протянула руку Алексею Фёдоровичу, развернув свою коляску. Ему ничего не осталось делать, как подчиниться, и они вместе направилась на выход из гостиной.