Читать книгу Погружение в Театр-музей Дали. Книга-экскурсия, или Практическое пособие по выживанию - Сергей Захаров - Страница 6

Дали-Гала: 1929 – 1982

Этот вопрос туристы неизменно задают мне на каждой экскурсии, что вполне ожидаемо: представить себе «Дали по отдельности», без накрепко спаянной с ним в сиамского близнеца Гала – так же сложно, как вообразить страну, где политики не воруют и заботятся о благосостоянии граждан.

То есть, это невозможно в принципе. Что до «той самой встречи», которая, так или иначе, изменила мир искусства 20-го столетия – она случилась всего в 35 км от Фигераса, куда мы едем – в Кадакесе, где родился дед Дали и где у семейства был загородный дом.

То есть, встреча эта произошла в живописной, но отъявленной глуши, куда и сегодня не так просто попасть по причине крутого горного серпантина, не преодолев который, до Кадакеса не доберешься – разве что только вплавь.

– Но как ее, как ее-то туда занесло? – справедливо вопрошают туристы, зная о русском происхождении жены Сальвадора. Как уроженка города Казань оказалась на самой восточной оконечности Пиренейского полуострова?

– Да очень просто! – отвечаю я. Как всегда – исключительно дело случая! Но в двух словах очертим траекторию жизненного пути Гала, чтобы привести ее в ту самую точку, где, предначертанную небом, ее уже ожидал Дали.

Итак, 26 августа 1894-го, в далекой Казани, в семье средней руки чиновника Ивана Дьяконова на свет появилась девочка, нареченная, прошу заметить, Еленой. Папа девочки, отличавшийся слабым здоровьем, не задержался на этом свете, а мать Антонина, будучи женщиной неунывающей и хваткой, вскоре каким-то образом смогла окрутить столичного адвоката Дмитрия Ильича Гомберга, «золотого еврея», который на ней женился и забрал всю семью к себе в Москву, где зарабатывал отличные деньги адвокатской прктикой.

Кроме Леночки, в семье было еще трое детей – так что прошу оценить предприимчивость Антонины (так звали мать нашей будущей Гала) с одной стороны, и высокую порядочность, пожалуй, даже самоотверженность московского юриста – с другой. Вероятно, и скорее всего, причиной всех этих довольно безрассудных поступков была любовь.

В Москве Леночка быстро сделалась любимицей Дмитрия Ильича – да и сама полюбила «нового папу» настолько, что даже взяла себе его отчество: в документах в дальнейшем она всюду фигурирует именно, как «Дмитриевна».

Так или иначе, она училась в хорошей частной гимназии Брюхоненко – там же, к слову, грызли маленькими белыми зубами гранит науки сестры Цветаевы, а папа их трудился в той же гимназии преподавателем. Как говорят сегодня – уровень! Марину мы все знаем, но в одном классе с нашей Леной училась сестра Марины – Анастасия.

После гимназии Леночка окончила курсы гувернанток, и, когда в 1913 году врачи заподозрили у ней туберкулез, отчим настоял, чтобы она прошла курс лечения на швейцарском горном курорте Клавадель.

В Клаваделе Лена познакомилась с носатым, как все французы, и утонченным, как лишь немногие представители этой нации, парижанином Эженом Гренделем – начинающим поэтом и будущей звездой сюрреализма.

Кстати, именно Елена придумала ему более благозвучный и уж точно куда более подходящий для публикаций псевдоним – Поль Элюар, под которым тот и обрел, в конце концов, известность, как поэт и видный участник сюрреалистического движения, возглавляемого Андре Бретоном.

В свою очередь, Поль придумал для Елены имя-прозвище «Гала» (торжество, праздник – фр.), и опять же – именно под этим вымышленным именем она обрела мировую известность.

Пройдя курс лечения, молодые люди разъехались, но искра была заронена – и из искры этой суждено было возгореться пламени любви, для которой расстояния – не преграда. После длительной переписки, в самы разгар Мировой войны и грядущей в Росси смуты, Гала (отныне мы будем звать ее так) приезжает в Париж, чтобы стать Элюару законной женой.

Вот так – старался как можно короче. Гала, благодаря моим стараниям, оказалась в Париже максимально быстро. И, если вы обратили внимание, в космической скороговорке выше уже прозвучало ключевое слово: сюрреализм.

В сюрреалистический кружок входил и молодой Сальвадор Дали, введенный туда Жоаном Миро – еще одной всемирно известной звездой живописного искусства.

В августе 29-го молодой Дали, бывавший в Париже редкими и краткими наездами (иначе и не могло быть пр его статуче недоучившего студента и пока еще не продающегося художника) пригласил в каталонский Кадакес погостить Рене Магритта с женой, Камиля Гоэманса (с женой), а также Поль Элюара (с женой и дочерью Сесиль).

Элюар с семьей прибыл позже. Все устали после длительной дороги на авто, и потому знакомство Дали с Гала (разумеется, он был наслышан о ней, но не знаком лично) вышло несколько скомканным. Она показалсь ему интеллигентной, но утомленной и явно скучающей от того, что муж затащил ее «в такую дыру».

Дали показался ей «невыносимым типом» – возможно из-за черных лакированных волос, которые, как она чуть позже призналась, придавали молодому Дали вид «профессионального танцора аргентинского танго». Вечером того же дня они все же разговорились и нашли друг в друге больше положительных качеств, но…

Но настоящая «химия» – та самая магия Гала, о которой упоминали многие и которая действовала неотразимо – эта колдовская «химия», эти чары ведьмы по-настоящему завладели Сальвадором Дали только ночью.

На следующий день было договорено об общей встрече на пляже, и Дали проснулся еще затемно с четким пониманием того, что вчера случилось событие неизъяснимой важности: он познакомился с удивительной женщиной, о которой мечтал еще ребенком, женщиной, которую писал на своих полотнах, не зная, существует ли она на самом деле, или явялется лишь плодом его воображения – и вот, не далее, как вчера, он уведел её, вымечтанную» и возлюбленную заранее, во плоти и крови.

Сложно представить себе более не подходящую друг другу пару!

25-летний художник-провинциал, почти не выезжавший за пределы Испании – и 35-летняя парижанка, объехавшая половину мира и привыкшая вращаться в кругах выдающихся интеллектуалов и набитых деньгами меценатов, неоходимых искусству, как воздух…

Девственник, испытывавший необоримые проблемы в отношениях с женщинами, нехватку которых он компенсировал исступленной мастурбацией – и развратная, ненасытная до любовных удовольствий не менее, чем Полина Боргезе, познавшая все виды физической близости нимфоманка…

Нищий, живущиий на средства отца художник, вынужденный довольствоваться малым – и привыкшая к роскоши женщина в свободном полете, не привыкшая слышать слово «нет».

Всё, решительно всё было против этого союза. Всё, если что-то и могло случиться, должно было закончиться краткой интрижкой, легким любовным приключением, еще одним скальпом на поясе вечной охотницы Гала – и все, в конце концов, вышло иначе.

Почему? Да потому что есть на свете чувство, которое одни проклинают, другие обожествляют – но и первые и вторые сходятся в том, что, сила, которой это чувство обладает, исключительна и не знает преград. Да – я о любви.

В том, что Дали был охвачен именно любовью, свидетельствует его собственное описание этой судьбоносной встречи. В отличие от большинства страниц «Тайной жизни», намеренно искажающей действительность, в правдивости именно этого эпизода не возникает ни малейших сомнений, да и свидетельства находившихся в то время рядом с ними людей однозначно подтверждают – да, все было именно так!

Вот что пишет Дали в «Тайной жизни» о своих приготовлениях перед встречей с Гала на пляже утром следующего дня:

«Я не мог оставаться перед своим мольбертом. Я примерил серьги сестры – ну уж нет, это украшение мало подходит для купания. И все же мне хотелось пококетничать с Элюаром. Почему бы не появиться голым и растрепанным? Ведь накануне они видели меня со слипшейся прической и таким же увидят вечером. Когда они придут, думал я, спущусь с палитрой в руке, с колье на шее и растрепанным. В сочетании с моей загорелой, как у араба, кожей, это произведет интересный эффект. Оставив наконец мольберт, я стал криво обрезать свою самую красивую рубашку, чтобы она была не ниже пупа. Надев ее, я рванул ткань и проделал большую дыру на плече, другую на груди посредине, обнажив черные волосы, третью сбоку, над коричневым соском. А ворот? Оставить его открытым или застегнуть? Ни то, ни другое. Вооружившись ножницами, я отрезал его совсем.

Оставалось решить последнюю задачу: плавки. Они казались мне слишком спортивными и не соответствовали наряду светского экзотического художника, который я смастерил. Я вывернул их на левую сторону, выставив на всеобщее обозрение грязную хлопковую изнанку в ржавых пятнах от окислившегося пояса. Чем еще развить тему сильно ограниченного купального костюма?

Это было только начало: я выбрил подмышки, но, поскольку не добился идеального голубого цвета, который видел у элегантных мадридских дам, взял немного бельевой синьки, смешал ее с пудрой и покрасил подмышки. Получилось очень красиво, но лишь до тех пор, пока от пота мой макияж не потек голубыми ручьями. Протерев подмышки, чтобы смыть подтеки, я увидел, что кожа покраснела. Это было не хуже голубизны, и я понял, что мне нужен красный цвет.

Бреясь минуту назад, я слегка порезался и справа появилось пятнышко засохшей крови. Я еще раз выбрился «Жиллетом» и вскоре мои подмышки были в крови, которую я не без кокетства размазал по телу. Теперь надо подождать, чтобы кровь подсохла. На коленях получилось так красиво, что я не удержался и еще немного изрезал там кожу. Какая работа! Но и это еще не все: за ухо я сунул цветок герани. Теперь нужны духи. Одеколон неприятен. Что же? Сидя на табуретке, Сальвадор Дали глубоко задумался. Ах! Если бы он смог надушиться запахом козла, который каждое утро проходит под его окнами! Внимание: Дали внезапно вскочил, осененный гениальной идеей…

Я нашел духи! Я включил паяльник, которым пользовался для гравюр, и сварил в воде рыбий клей. Сбегал на зады дома, где, я знал, стоят мешки козлиного помета, аромат которого до сих пор нравился мне лишь наполовину, взял горсть помета и бросил в кипящую воду. Потом размешал пинцетом.

Теперь сперва шибануло рыбой, затем козой. Но немного терпения – микстура достигнет совершенства, когда я добавлю несколько капель лавандового масла. О чудо! Вот это точь-в-точь запах козла. Охладив его, я получил массу, которой намазал тело. Теперь я готов»

Из этого описания замечательно видно, что Дали пропал, обезумел и готов на все, чтобы добиться расположения этой женщины из совершенно высших миров.

И ведь добился! Обаял, очаровал, сбил с ног – он, «деревенщина» и неотесанный провинциал-самородок! Абсолютно уверен: именно чистота и искреннность чувства молодого Сальвадора пробудили и в изрядно окостеневшем сердце Гала ответную реакцию – ставшую откровенной неожиданностью для нее самой.

А дальше – мы знаем, как бывает с этой любовью. Она напоминает горную реку, которая за полчаса из еле заметного ручейка превращается в ревущий поток, убийственно опасный для всякого, кто окажется на его пути.

Дальше – сбило с ног, похватило и понесло. Понесло так, что уже к вечеру, наблюдая спятившего от нахлынувшего чувства Сальвадора у своих ног, она, по словам самого Дали, сказала ему:

– Мальчик мой – мы с вами никогда больше не расстанемся.

Этот момент, от которого за версту несет театральщиной – пожалуй единственный, где можно усомниться в правдивости слов Дали. Впрочем, так ведь и вышло! Совладать с собою Гала уже не могла и совершила один из самых безрассудных и бескорыстных поступков в своей жизни: променяла обеспеченный парижский быт на полную неизвестность и ожидаемую нищету.

Тем летом Гала и Элюар приехали в Кадакес вместе, а вот уехал Элюар один – ждали срочные дела в Париже. Гала задержалась в Кадакесе еще на 6 недель, за время которых чувства между ней и Дали определились окончательно – и Поль Элюар получил отставку.

В своей «Тайной жизни» Дали проникновенно описывает их прогулки с Гала посреди живописных скал мыса Креус и рассказывает об одном забавном эпизоде, приключившемся между ними однажды. «Забавном», поскольку он ясно дает понять, насколько все-таки Дали был неопытен, наивен и чист в вопросах межполовых отношений.

Однажды, когда недосказанность и неопредленность, буквально витавшие в воздухе, достигли наивысшей точки, Дали судорожно схватив Гала, принялся настойчиво вопрошать: «Что, скажи, что мне сделать с тобой?» На это парижанка ответила: «Убей меня!»

Дали, воспринявший эти слова буквально, был озадачен, но убивать ее все же не стал. Будь он поопытней, он сразу понял бы, что она хотела сказать: на жаргоне «убей меня» во французском точно так же означало «затрахай меня до смерти». Впрочем, возможно Дали подвело слабое знание французского разговорного. Так или иначе, секса межу ними тоже тогда не случилось.

И все-таки: для меня никаких сомнений нет в том, что уход Гала от Элюара – внезапное движение подавшейся навстречу чистой любви души. Не корыстной материи, не тела, привыкшего к роскоши, но нежной и тонкой духовной субстанции, которая в Гала, конечно же, была.

Это один из немногих подобного рода поступков холодной, корыстолюбивой, расчетливой, а впоследствии и откровенно жадной женщины – и тем он особенно ценен. Как будто под мертвым мрамором проступило вдруг живое лицо – чтобы вскоре скрыться обратно.

На восьмом десятке лет Гала была очень зависима от азартных игр. Но самую отчаянную и решительную ставку в своей жизни она сделала почти полвека назад: поставив все на паренька с лакированными волосами, напоминавшим ей танцора аргентинского танго.