Читать книгу Казахская драма. На сцене и за кулисами - Сейдахмет Куттыкадам - Страница 12

[8]

Похоже казацкая тема прочно поселилась на страницах московской прессы: одни – испуганно ойкают, другие – восторженно ахают, третьи – озабоченно предостерегают, а четвертые – призывают казачков седлать коней. К числу последних относится статья некоего В. Медведева, появившаяся на свет 2 апреля с. г. на страницах «Комсомолки».

«В Уральске ото всюду прет душок, – прет наш автор, – национального противостояния. И, кажется, делается все, чтобы полетели искры». Что же искры уже летят, и большей частью из уст заезжих подстрекающих «доброхотов» и неразборчивых репортеров, но пока – не возгораются в пламя. Это-то и бесит гастролирующих пожарников а-ля-Брэдбери, старающихся «невыеденное яйцо» превратить в «стакан клубники», оный в свою очередь – в канистру с бензином, чтобы плеснуть его в «тихий» провинциальный «эгоистический» Казахстан, желающий отсидеться в сторонке от всеобщего пожара на просторах почившего Союза.

Наиболее серьезная попытка разжигания костра была предпринята в сентябре прошлого года, когда отовсюду в Уральск слетелись казаки, чтобы отметить, именно здесь, 400 (вернее 400-74) летие верного служения царю-батюшке, зная при этом о негативном отношении к этому замыслу коренного населения.

Шуму тогда было много. До этого президенты Ельцин и Назарбаев весьма противоречиво высказывались о предполагаемом сборе и лишь в самый канун пришли к мнению, что сия памятная дата должна отмечаться в одном из городов России.

Казаки все же слетелись. Однако ни праздника, ни «костра» не получилось, и не потому что его сорвала «жалкая кучка» азатовцев, а потому что лишь «жалкая кучка» местных казаков приняла участие в нем.

Ловко отделавшись от объяснений «пиком сумасшествия» наш борзописец строчит в подзаголовке-имитации послания казаков казахскому Султану: «Характерны оценки, которые в разное время давал этому конфликту Н. Назарбаев. В июне (так и написано – С. К.) он сравнил 400-летие служения отечеству с 600-летием сожжения Москвы Тохтамышем».

Упоминание июня ковыляющего года, которому еще только предстоит придти, невольно наводит на мысли: либо нашего братца капитально сотрясло во время челночных перелетов между пятью городами, либо он где-то умудрился добыть машину времени. Во втором случае почему бы ему не пролететь во времени чуть дальше и не поведать нам по чьим же спинам там прохаживаются казацкие нагайки: «косоглазых», «жидов» или «русских, да не тех», чьи штаны они спускают на площадях – коммунистов или «демократов».

Будь данный ляпсус в единственном числе было бы несерьезно упоминать его: с кем не бывает, подумаешь вместо прошедшей зимы помянул предстоящее лето (жар которого уже опаляет), но ведь нелады не только с хронологией, с географией – тоже. Почему «поселок Мокрый вдруг стал Атырау», сокрушается он, и как ему вразумить, что Атырау – бывший Гурьев – вовсе не поселок, а солидный центр соседней области и с Уральском его объединяет лишь река Урал, на берегу которой они оба расположены.

А какие образцы «тончайшей» иронии предлагаются нам, мол, можно ли вообще давать городу наименование «Козел»? (Вероятно, ему не приходилось слышать, что символом респектабельнейшей партии США является…Осел!). Ну да, Козлово, Козельск, Барановичи, Грязи… звучат намного благозвучнее!

Уральск, конечно, город с душком, но как город, где поднял восстание Пугачев, оказался за границей России – вопрошается патетически.

Вообще-то не совсем ясно, почему это вдруг обиды за державу взваливаются на мятежные плечи Пугачева, ведь империю символизировала Екатерина II, а Екатеринбург, слава Богу, в пределах России? Ах, да, ведь наш хорунжий еще и «император», Петр III; в таком случае территориальные претензии должны предъявляться не тем на чьей земле он восстал, а тем с кем он лихо воевал – Пруссии (Кенигсберга маловато), Великобритании, Португалии и Турции.

Как можно притязать на город, который одним своим именем деликатно, по-казахски, советует возвращаться назад.

И это прекрасно понимал председатель Оренбургской пограничной комиссии Г. Генс, писавший 25 декабря 1829 года Оренбургскому военному губернатору П. Эссену: «Уральский атаман отправился в С-Петербург, как говорят, с тем намерением, чтоб выпросить себе и казакам левый берег Урала, с речками Узенями u пр…

Сожалею, что письмо сие не застанет Вас в С-Петербурге, иначе бы я умолял Вас вступиться за киргиз (казахов). Я могу на основании законов доказать, что казаки не имеют ни малейшего права на требуемые ими земли…»

Такой была русская интеллигенция XIX века, какой же она стала в конце ХХ века, мы видим воочию.

Между тем, территориальные притязания не ограничиваются одним Казахстаном, они простираются и на Украину: «В Москве прошел путч, и Донецкая область стала заграницей. А – это составная часть Донской республики с атаманом Калединым во главе. Поди докажи Кравчуку, что ее надо вернуть! И все-таки спор о Донской республике, каким бы странным он ни был, рано или поздно потребует своего разрешения». О том, что этот довод уже в ходу, свидетельствует скандал в Краснодоне, связанный с принятием присяги России донскими казаками Украины, описываемый в заметке в том же номере «Комсомолки».

Вот так-то, досточтимый атаман, Алексей Максимыч, и в гробу мы Вам не дадим покою.

Относительно вопроса: дошел ли один весьма важный документ до Бориса Николаевича? Смеем надеяться дошел. Казацкое лобби, в лице высших должностных лиц России, об этом уж позаботится.

Однако что-то не везет почетным казакам: Геннадий Янаев, калиф на час, коротает дни в «Матросской тишине», Николай Рыжков, сентиментальный экс-премьер, скучает без государственных забот, что теперь ожидает нового державного казака № 313?

Впрочем, не будем отвлекаться и продолжим чтение: «Что же такого плохого они сумели за два-три года натворить, если мы задаемся вопросом: Какого цвета казачья сотня? (Кстати, не только мы, но и ЦРУ пытается определить, какой же цвет превалирует у наших казаков – белый или красный, черный или коричневый?). Поговаривают о том, что они запасаются оружием, но видел ли кто хоть один акт об изъятии АКМ…» Тут уже пора усомниться не только в логике, но и в зрении и слухе уважаемого оппонента.

Неужто между истязаниями пером (или компьютером) невинной бумаги он не бросает хотя бы изредка взгляд на телевизор? Неужто он не видел, что держат в руках казаки, десантировавшиеся в Приднестровье, прибывшие, вероятно, для «приглашения дам на вальсы и танго».

Мы все подпорчены примитивным большевистским максимализмом, любой разумный компромисс представляется нам оскорбительным и унизительным, в своем непримиримо – ограниченном противостоянии мы вздыбаем волну всеобщего озлобления, захлестывающую последние крупицы разума и в итоге все теряем на порядок больше того, на что рассчитывали.

У казаков, с их нелегкой судьбой, есть вполне законные исторические, этнические, религиозные и культурные интересы на территории Казахстана, так же как и у казахов, проживающих в России.

Поэтому Казахстану и России, совместно с представителями заинтересованных сторон, надо бы основательно изучить эти проблемы и принять меры по их разумному разрешению.

Вместе с тем, и самим казакам нужно понять, нельзя махать рукой на реалии сегодняшнего дня, мол, нам нет дела до ваших независимых государств, мы были, есть и будем российскими. Нельзя уподобляться французским бурбонам, все пережившим и ничего не понявшим. За три четверти века, жесточайшего века, все вокруг стало совершенно другим – мир, держава – распавшаяся на самостоятельные государства, край, где они живут, окружающие их люди и сами казаки. И пытаться, на основе ностальгического образа предков реконструировать их образ жизни – это своеобразная посткоммунистическая иллюзия. Права была «Советская Россия», когда говорила: «Жизнь ушла вперед, и прошлого не вернуть, казачество может и должно возродиться, лишь вписавшись в современную жизнь, так чтобы ее реалии естественным образом, а не принудительно переплелись с лучшими (ибо были ведь и худшие) его традициями».

Волею судьбы представители многих этносов оказались на нашей земле, пусть же каждая община, положа руку на сердце, скажет: живется ли кому-либо из них хуже, чем казахам?

Мы никого не гоним, но и не потерпим чьи-либо притязания на наши исконные земли; мы хотим, чтобы все живущие у нас пустили не только потребительские, но и духовные корни и стали сотворцами общей синтетической культуры на благо всех и каждого в отдельности. На том и стоим.

В заключение, автор советует нам не напоминать, что на календаре 1992 год, а не 1913? Хорошо. А что же было после 1913? Это, наверное можно?

Были же: 1914 – в коем Николай II бросил весь народ (и казаков) в мясорубку I мировой войны; 1917 – Ленин стравил всех людей (и казаков) в ужаснейшую междоусобицу; 1919 – Свердлов вынес смертельный приговор всем «мятежным» крестьянам (и казакам); 1937 – Сталин превратил всю страну в государство-концлагерь (в котором стало исчезать казачество).

А ведь тогда, на начальном этапе I катастрофы была ловко разыграна казацкая карта, похоже и сейчас, когда мы все входим во II катастрофу вновь чьи-то ловкие руки хотят пустить казаков по ложному следу и если это им удастся, то наши лихие казаки могут утянуть всех нас в вечное небытие. Упаси нас, Аллах, от этого!

Примерно 10 июня 1992 года по ходатайству Султанова меня утвердили в должности заместителя министра, и к моему прямому руководству своим управлением добавилось еще кураторство над несколькими другими направлениями, в частности СМИ. Министр мне дал право самому подписывать лицензии на издание газет и журналов, на теле– и радиовещание. Министерство имеет право с месяц подержать заявку, но я старался незамедлительно выдавать лицензии. Это способствовало расширению медийного поля.

В конце декабря 1992 года Куаныш Султанов получил повышение и стал заместителем премьер-министра. Я был рад за него, он был достоин большего. Но что теперь будет с нашим аналитическим управлением? Как известно «новая метла всегда метет по-новому», к тому же я привык к самостоятельности в работе, как к этому отнесется новый министр?

К тому времени стали постепенно вырисовываться контуры политики власть имущих, кое-какие тенденции настораживали.