Читать книгу Туда, где ты - Слава Соло - Страница 8

Мои лучшие надежды оправдались. Нет, не так. Худшие опасения моей матери сбылись.

За две недели, во время которых я жила от встречи к встрече с Джозефом, я поняла, что окончательно и бесповоротно в него влюбилась. Он оказался лучше самых смелых моих надежд, лучше чем все герои из запрещенных приличным девушкам книг о любви.

Джозеф Вьен помогал малоимущим семьям, отдавал бесплатно оставшуюся выпечку бездомным, которые по вечерам собирались возле «Дюсер», благодаря его и произнося молитвы. Он точно знал, чего хочет от жизни и наслаждался каждым прожитым днём, не оглядываясь в прошлое и не заглядывая в будущее.

Я помогала ему, чувствуя себя рядом с ним на своём месте.

Когда девушка смотрит на мужчину, она неосознанно представляет себя частью его жизни. Если картинка ей нравится, то мужчина становится интересен, если же нет, то, сколь бы хорош он не был, попадает в немилость и забывается.

Мне совсем не нравилась наша история с Астором в моей голове, и я отчаянно хотела стать частью жизни Джозефа.

Я понимала всё то, от чего мне предстояло отказаться рядом с ним, но это меркло в сравнении с тем, что я могла обрести.

Мы были очень осторожны, встречаясь только на заднем дворе его кондитерской, где были надёжно укрыты каменными стенами с горшками цветов от посторонних взглядов.

Здесь, в нашем маленьком мирке, Джозеф брал мою руку в свою, и я таяла от этих прикосновений, слушая истории из его детства и юности, часто роняя слёзы над тем, как обходилась с ним судьба. Там были и голод и грань нищеты, но он проводил рукой по моей щеке, стирая солёную воду, говоря, что ни о чем не жалеет. Всё это привело его туда, где он находится сейчас. А именно – сюда, в Париж, ко мне.

Сначала я выбиралась к нему лишь на пару часов, чтобы не вызывать подозрений слуг и сестры.

Моник как могла прикрывала мои отсутствия. Вначале она надеялась, что это просто блажь, иллюзия в которую я попала, но с течением времени начала понимать, что это серьёзно, слушая мои восхищенные речи шёпотом в спальне перед сном.

Мне так хотелось поделиться своим счастьем со всеми вокруг, что, наверное, мой вид выдавал меня сильнее всего. Глаза, светящиеся любовью и тайной, которую знали только мы втроем.

Потеряв бдительность, я задерживалась с Джозефом чаще, и Моник встречала меня дома с бледным лицом и бескровными губами. Её заботило, что всё это могло раскрыться даже сильнее чем меня.

Наверное мы совсем потеряли голову, потому что в канун бала в Версале я попросила Джозефа прогуляться с мной в парке.

– Прогулка? – хмурится он. – Но, Клеменс, Вы же понимаете..

Да, я знаю, что он хочет сказать. Таким, как я, запрещено общаться с подобными Вьену.

– Меня не волнует это, Джозеф, я хочу пройтись с Вами по улицам города, улыбаться прохожим и наплевать, кто что подумает.

Он ненадолго задумывается, прежде чем произнести:

– Нет, Клеменс, я не могу. Дело не в Вас, дело во мне. Подумайте сами, что подумают Ваши знакомые, если увидят нас вместе. – добавляет он, видя моё расстроенное лицо.

– Меня не волнует их мнение, – горячо возражаю я, – Вы самый замечательный человек из всех, кого я знаю и самый достойный. Я не хочу больше прятаться!

Моя речь вызывает у него грустную улыбку, впрочем, он тут же начинает хмуриться, что-то обдумывая, а я с замиранием сердца жду его вердикта.

– Хорошо. – вдруг произносит он.

– Хорошо?

– Леди де Леви-Винтадур, не согласитесь ли Вы оказать мне честь сопровождать Вас на прогулке в городской парк?

Я взвизгиваю и бросаюсь ему на шею, от чего он ошарашенно смотрит на меня, но затем я чувствую его неуверенные руки на своей спине, перерастающие в нежное объятие.

**

– Расслабьтесь, умоляю Вас!

Я что-то рассказываю, но Джозеф витает мыслями далеко отсюда.

– Простите меня, Клеменс.

Обреченно выдыхаю, понимая, что мне не удастся просто идти рядом с ним, чувствуя, как соприкасаются наши руки и плечи. Просто наслаждаться пением птиц и весной, потихоньку превращающейся в солнечное лето.

– Что происходит?

– Завтрашний бал, о котором Вы говорили. Что именно Ваша мать попросила Вас сделать?

Я рассказала ему. Рассказала обо всём, не желая, чтобы между нами были какие-то секреты. Об Асторе и том, что произошло в ту ночь. Джозеф крепко сжимал челюсти и несколько раз вскакивал со своего места, бормоча проклятия, а я пыталась заверить его, что подобного больше никогда не повторится. Нам не нужны были проблемы сейчас, каким бы праведным гневом не пылал Вьен, на мне тоже висела часть ответственности за ту ситуацию.

– Не беспокойтесь об этом, я всё улажу. Завтра ничего не произойдёт, я откажу Астору и он продолжить слать мне подарки, но вот ещё через две недели..

Я замолкаю, понимая, что спустя ещё две недели мне придётся дать ему согласие по договору с матерью. А делать я этого не хочу и не могу. Мы с Джозефом никогда не говорили о том, что будет «потом». Услышав про мою сделку он лишь угрюмо молчал и легко кивал головой, но никак не прокомментировал сказанное.

– Я не могу не беспокоиться, Клеменс. Потому что Вы мне дороги, и я не могу Вас потерять.

Я впервые вижу как его непроницаемая жизнерадостность даёт трещину, обнажая боль и смятение. Только сейчас я понимаю, что не одна каждую ночь прокручиваю любые возможности и исходы в своей голове, пытаясь найти хоть одну лазейку, чтобы быть рядом с ним, не предав все устои общества.

А Джозеф продолжает, разворачивая меня к себе и выворачивая мою душу наизнанку своими словами:

– Вы божество для меня, святыня, которой я не смею даже коснуться, но в то же время не могу представить и дня, в котором не будет Вас. Лучше умереть сейчас, чем не иметь возможности лицезреть Ваши черты, смотреть как Вы улыбаетесь, озаряя всё вокруг, наблюдать, как переливаются на солнце Ваши волосы и глаза, играющие красками от зеленого до светло-голубого. Один Ваш взгляд, и я уже счастлив, знать что Вы просто есть, что Вы рядом, и я узнал Вас. Но всё это омрачает мысль о том, что Ваша мать собирается выдать Вас замуж за другого. А мне нечем крыть эту карту. Я не смогу обзавестись родословной за две недели и решительно не понимаю, что нам делать в этой ситуации. Мне нечего предложить Вам кроме себя и своего чувства к Вам.

– Мне больше ничего и не нужно. – тихо отвечаю я, не в силах поверить тому, что только что услышала. – Я люблю Вас, Джозеф.

Больше ничего не нужно. Он вздрагивает от моих слов, но я продолжаю уверенно смотреть в его золотистые глаза, превращающихся для меня сейчас в два солнца. Они становятся важнее звёзд и всего остального в этом мире.

Я так хочу, чтобы он поцеловал меня, прямо сейчас, на глазах у всех. Кажется, я и правда сошла с ума. Мир не простит нам нашего безумия.

– Вы знаете эту девушку? – напряженно спрашивает Джозеф, глядя куда-то за мою спину.

Оборачиваюсь и липкая рука страха хватает меня за горло. Анна. Моя сестра, которая практически никогда не выходит из дома, стоит в нескольких метрах и презрительно разглядывает простую одежду Джозефа.

Прежде чем я успеваю прийти в себя, она резко разворачивается на каблуках и почти бегом удаляется от нас.

Я не верю в такие совпадения. Сестрёнка, похоже, решила шпионить за мной. Вопрос лишь в том, как долго это продолжается.

– Всё в порядке? – озабоченно спрашивает Вьен.

– Да. – отвечаю я и на какой-то момент действительно в это верю.

Я смогу убедить Анну не вмешиваться в это дело. Так или иначе, она моя родная сестра, она должна понять.

**

– Немыслимо! Ты решила смешать с грязью имя наших предков! – вопит сестра, когда я захожу к ней в комнату, чтобы объясниться.

Мы уже час пытаемся поговорить, точнее это я пытаюсь, а она орёт так, что стены нашего особняка сотрясаются, заставляя портреты предков в позолоченным рамах нервно вздрагивать.

– И о чём ты только думала! – кричит она. – Связаться с булочником, Клеменс! Скажи мне, что у него хотя бы обедневший дворянский род, опустившийся на самое дно!

Я вспыхиваю от её слов, мне жутко обидно слушать такие вещи о Джозефе, но нужно держать себя в руках, иначе письмо Шарлотте будет отправлено прямо сейчас и ознаменует крах всех моих надежд.

– Анна, прошу тебя, давай поговорим спокойно. Присядь, – я похлопываю на место рядом с собой на софе, но она только брезгливо скривляется.

– Ты всегда была своевольной и делала всё, что хотела! Вот к чему это привело! – такое ощущение, что сестра наслаждается происходящим, потому что фразы из её уст звучат уже по нескольку раз, при чём одни и те же. – Мать обо всём узнает завтра же, будь уверена. Надеюсь, он хотя бы не успел обесчестить тебя?

– Да как ты можешь! – взвиваюсь я.

– От такого отребья можно ожидать чего угодно!

Мне первый раз в жизни хочется её как следует встряхнуть. Когда Анна оскорбляет меня, это задевает не так сильно, как её слова о Джозефе.

– Он прекрасный человек, он бы никогда не посмел..

– Господи, ты только себя послушай! Сидишь тут и восхваляешь голодранца, который запудрил тебе мозги!

– Анна, замолчи сейчас же! – вскакиваю на ноги прежде чем могу совладать с собой.

Но у неё на лице появляется выражение змеиной радости. Она ждала именной этой вспышки гнева.

– Давай, Клеменс, покажи наконец своё истинное лицо распутной избалованной девицы без мозгов в голове!

– Мы воспитывались в одинаковых условиях, не забывай. – холодно отрезаю я.

– Нет, мы никогда не воспитывались одинаково, Клеменс, – ядовито вворачивает она, а на щеках выступают багровые пятна, – тебя всегда любили за твоё милое личико и подхалимское поведение! Это подойдёт к твоим газам, Клеменс! Это будет прекрасно смотреться на твоих золотистых волосах, Клеменс! В этом ты прекрасно будешь смотреться на балах, Клеменс! – она пародирует непонятно кого, я никогда не была окружена восхищением и получала подарков от родителей ровно столько же, сколько и она.

Об этом я и напоминаю ей.

– Ты лжешь! – взвизгивает Анна. – Ты всегда переписывалась с матерью и была её любимицей! Она посылала именно тебе свои украшения!

Я хмурюсь, пытаясь вспомнить что-то подобное, и действительно в памяти всплывают подарки от мамы. Но они были столь редки и приходились на праздники, что я была в полной уверенности, что Анна тоже получает нечто подобное.

– Ничего похожего со мной не происходило. – ледяным тоном сообщает сестра.

– Наверное она просто думала, что у тебя нет интереса к подобным безделушкам! Анна, ведь ты всегда порицала дворцовый образ жизни! -заламываю руки в бессилии, я и подумать не могла, что она столько живёт с этой болью. – Анна, дорогая, давай начнём всё сначала! Мне очень жаль, что ты так всё чувствуешь, но я всегда любила тебя. Хочешь, забирай все мои украшения, только прошу, не держи зла за то, о чём я даже не догадывалась!

– Мне не нужны твои подачки и твоя жалость! – она отпрыгивает, словно кошка, когда я пытаюсь приблизиться, чтобы обнять её. – Я знаю, знаю, – она заливается безумным смехом, – ты всё это делаешь, чтобы я ничего не сказала о твоей интрижке с этим отребьем!

– Дело совсем не в этом. – устало говорю я. – Анна, ты важна для меня, ты моя родная сестра. Только послушай, как мы разговариваем друг с другом! Я не хочу такой судьбы для нас!

Но её не вразумляет ни один из моих аргументов. Разговор ходит по кругу и у меня начинает раскалываться голова.

Я искренне хочу быть к ней ближе, но не могу пробиться сквозь эту слепую глухую ярость. В конце концов, я поднимаюсь с места, но в мою спину продолжают лететь проклятия. Анна шипит и брызжет слюной, обвиняя меня то в своей неудавшейся жизни, то в интимной связи с Джозефом, которого она поливает ругательствами.

Не могу больше этого слушать. Притворяю дверь, слыша последнюю угрозу о том, что завтра об этом будет известно всей Франции.

Если Анна желает таким образом поквитаться со мной за те грехи, о которых я даже не догадывалась, что ж, да будет так. Никаких сил унижаться у меня уже не осталось.