Читать книгу Туда, где ты - Слава Соло - Страница 9

Часть первая. Франция, 1673 год
Глава 7. Версаль

Оглавление

Моник хмуро наблюдает за тем, как девушка горничная в последний раз расправляет мои юбки.

Платье, пошитое из изумрудной ткани, присланной Астором, подходит идеально к моим глазам и золотистым локонам, убранным в высокую причёску. Вырез, на мой взгляд, слишком глубок, но распоряжения по пошиву отдавала маменька. Ни для кого не секрет, кого именно она хочет поймать на эту приманку. Всё в рамках приличия, но я чувствую себя дискомфортно. Корсет, затянутый туже чем обычно, душит меня, напрочь лишая воздуха, а ткань кажется мне болотной тиной, затягивающей в трясину.

– Ты выглядишь чудесно, – резюмирует Моник и добавляет, когда горничная оставляет нас наедине, – Клеменс, прошу тебя, одумайся! Знаю, я клялась не понимать снова эту тему, но Астор может подарить тебе так много!

– Но ничего из того, что мне нужно. – улыбаюсь я. – Моник, я ценю твою дружбу и заботу, но это моя жизнь. Это не блажь и не помешательство, поверь мне. Я просто знаю, что мы с ним – одно целое. Если бы я никогда его не узнала, то всё могло бы пойти совершенно иначе.

– Я проклинаю себя за то, что нашла эту пекарню «Дюсер». – бормочет де Жарр, вызывая у меня смех.

– А я признательна тебе за это! Моник, это судьба. Мы с ним обречены были встретиться, понимаешь?

Нет, она не понимает. Я и сама не верила ни во что подобное до встречи с Джозефом.

От одной мысли о нём, тепло разливается по моему телу. Я просто знаю, что не одна больше. Он незримо рядом, даже когда мы не видим друг друга. Стоит представить его перед глазами и весь мир кажется мне по колено. Если не это та любовь, ради которой стоит бороться, то я не знаю, зачем вообще людям стоит жить.

Я спускаюсь по мраморным ступеням особняка, наступая на испещрённые узорами камни и думаю о том, что поднималась и спускалась по ним бесчисленное количество раз, даже не замечая их цвета. Сейчас белый мрамор с серыми прожилками кажется мне мертвым и безжизненным, как и каждый предмет в гостиной, как и шершавые деревянные перила, обнимающие лестницу с обеих сторон.

Вдыхаю воздух в этом особняке, где я провела долгие годы, но он так не стал для меня родным. Дом там, где Он.

Я написала ему письмо обо всём произошедшем и попросила Моник передать его. Остаётся уповать на то, что у Джозефа есть план на экстренный случай. Если он скажет бежать, то я сбегу.

Ловлю себя на этой мысли и без сожаления оглядываю безликие предметы роскоши, собранные в нашем доме из тщеславия.

Плевать. Буду ходить ногами по голой земле, если придётся. Вот только я уверена, что Джозеф не даст нам пропасть. В нём есть и предпринимательская жилка и силы преодолеть любое препятствие. А я буду с ним и во всём поддержу, даже если нам придётся начать всё сначала.

С лёгким сердцем я грациозно сажусь в чёрный экипаж. Почему у меня такое ощущение, что я в последний раз еду по маршруту до Версаля и в последний раз осознаю себя, как Клеменс де Леви-Винтадур? Может у меня просто разыгралось воображение?

Клеменс Вьен. В голове проносятся ассоциации с цветами, лёгким ветром и лесными эльфами, которых я так мечтала повстречать в детстве. Да будет так, если суждено.

Люди на улицах восторженно разглядывают меня, указывая пальцем в мою сторону. Я дружелюбно улыбаюсь им в ответ. Как просто жить, когда в душе поселилась любовь.

Версаль горит тысячей огней, заставляя восхищенно приклонять головы перед этим великолепием. Поговаривают, что этот дворец – памятник любви в камне короля к Луизе де Лавальер. По мне так слишком грандиозный и кричащий, чтобы стать монументом истинного чувства.

Кони несут вдоль живой изгороди и сада, над которыми ежедневно трудятся десятки садовников. Красота, которой окружил себя Людовик четырнадцатый, на столько поработила его, что он практически не покидает это место. Все подданные находятся подле него, сопровождая свитой, если он куда-нибудь выезжает.

Но я никогда не наблюдала пустующий Версаль. Даже не могу себе представить каково это. Энергетику дома создаёт его владелец, поэтому дворец так прекрасен – король-солнце вселяет в него тот самый свет и желание восхищаться. Без него Версаль станет просто серой грудой камней в окружении садов и фонтанов, – поблекнет и опустеет.

Меня с поклоном встречают слуги и улыбаясь проводят в бальный зал, где уже выставляют себя напоказ все сливки общества. Напудренные парики, резкие парфюмы и фальшивые улыбки – вот главные атрибуты этого мира.

– О, маркиза де Леви-Винтадур! Как я рада Вас видеть, милая!

А я вот совсем не рада. Разумеется, озвучить этого я не могу, и сразу же беру себя в руки, надеясь, что пудра и румяна на моём лице достаточно плотно скрываю бледность, спровоцированную этой встречей.

Франсуаза де Монтеспан, предпочитающая имя «Атенаис», заимствованное ей из какого-то романа, уже несколько лет является официальной фавориткой Людовика, не желающей уступать своё место кому-то другому. Ей принадлежит северное крыло дворца, спроектированное специально для неё. Казалось бы это и все её бесчисленные наряды и украшения, должны были удовлетворить её потребности и утихомирить страхи. Но Атенаис де Монтеспан решила пойти дальше, обезопасив себя от более молодых соперниц.

Разрушив связь короля с Луизой (да, памятник оказался надёжнее самого обещания любить), она завладела мыслями и чувствами короля полностью. О ней ходили скверные слухи и приворотных зельях и ядах. Хочу надеяться, что они беспочвенные, но статистика смертей и безумное влечение короля к этой женщине говорят об обратном.

В зоне риска находится типаж самой Атенаис: светлые волосы, выразительные черты лица и острый язык. Я подхожу только под первые два, но даже этого хватает, чтобы вызвать липкие ручейки по моей спине.

– Атенаис, дорогая! – моя мать появляется как раз вовремя, чтобы избавить меня от необходимости говорить с фавориткой короля. – Не нужно расточать Ваше бесценное внимание на мою дочь, выберите себе достойного соперника.

Моя бесстрашная мать просто поражает меня своей уверенностью. Вот кто точно может дать отпор этой отравительнице.

Впрочем, Атенаис ничуть не смущается, она даже улыбается моей матери, начиная щебетать остроты, рассказывая последние сплетни о том, кто находится в опале, а кто на пике. Её стараниями, разумеется. Но об этом де Монтеспан умалчивает, как бы намекая Шарлотте на то, кто на самом деле вершит здесь судьбы.

Но мою маму не запугать подобными рассказами, она отвечает ей в той же манере, так дерзко, что даже я начинаю беспокоиться за её благополучие.

– Вам не стоит напоминать мне о моём месте, – произносит Шарлотта с издевкой, – важнее, чтобы Вы не забывали о своём.

Теперь хладнокровие изменяет Атенаис, но лишь на мгновение. Я вижу, как уголок её губ дрогнул, но только затем, чтобы вновь расплыться в очаровательнейшей из своих улыбок.

– Луи! – выдыхает она.

Кажется под этим напором любовных чар пали ещё несколько окружавших нас графов и герцогов, столько убийственной нежности вложено в одно это слово.

Король не столько красив, сколько величественен и грациозен. Он останавливается рядом с нами и я не сразу спохватываюсь, излишне долго его разглядывая. Когда же наконец склоняюсь в реверансе, он не сразу разрешает нам поднять головы, видимо рассматривая глубину моего декольте.

Мне даже не нужно смотреть на фаворитку короля, она опаляет меня жаром ненависти, оставляя ожоги.

– Ваша дочь бриллиант, герцогиня, – произносит король, немного подумав.

– Благодарю Вас, Ваше Величество. – мама поднимается из реверанса и король касается моей руки, позволяя взглянуть на него.

– Я помню Вас, Клеменс, но ещё никогда прежде Вы не сияли так ярко.

Я понимаю о чём он. Смотря на себя в зеркало последние несколько недель, я стала отмечать, что выгляжу совершенно иначе. Но истинная причина этого блеска в глазах сейчас находится в апартаментах, затерянных на одной из улочек Парижа.

– Это лишь дорогие ткани и подобранные драгоценности, благодарю Вас, – отвечаю я, стараясь вести себя сдержанно, ни к чему провоцировать де Монтеспан.

– Нет, есть что-то ещё, – задумчиво говорит король.

– Уверяю, приди я сюда в мужском платье, Вы бы и не заметили моего присутствия.

Король разражается смехом и это плохой знак, потому что Атенаис бросает на меня злобный взгляд.

– Что же, я готов проверить Вашу теорию, – задорно подхватывает он, – через недели в Версале состоится бал-маскарад и я настаиваю на том, чтобы женщины примерили на себя мужские платья.

Сейчас он выглядит не как король, а как озорной мальчишка, просто наделённый правом делать всё, что ему вздумается. И именно этой возможностью он и пользуется, ввергая нас в шок этим предложением.

– Это шутка? – хмурится Атенаис, первая пришедшая в себя. – У меня уже приготовлен наряд Афродиты!

– Ничего, воспользуешься им в следующий раз, – веселится он, – такова воля короля!

После этих слов все вокруг притихают и кланяются. Наш разговор стал достоянием общественности и видимо с самого начала.

– Проверим, смогу ли я отыскать Вас, Клеменс.

Улыбаясь мне в последний раз, он, ведомый чарами фаворитки, покидает нас, вводя меня и Шарлотту в смятение. Тишина стоит в моей голове ещё несколько минут после его ухода.

Возможно, расположение короля могло бы порадовать меня ещё несколько недель назад, но сейчас мне это вовсе не на руку. Скорее всего, придется бежать, а если король узнает об этом теперь, когда он заинтересовался мной, то дело плохо. Один вопрос когда тебя ищет герцог и совершенно другой, когда – король. А матушка точно не упустит случая прибегнуть к его помощи.

Мне нужно разочаровать его. Тогда мой побег пройдёт менее заметно.

Погрузившись в свои размышления, я чувствую на себе взгляд полный ненависти. Поднимая глаза, нахожу в углу, откуда исходит неприязнь, собственную сестру, которая тоже наблюдала эту сцену во всех подробностях.

Видимо, мама заставила приехать и её, у Анны тоже «брачный» возраст. Она в розовом платье обильно украшенном оборками и кружевом, но это совсем не её цвет, как и не её фасон. Сестре всегда шли более строгие формы, коих она и придерживалась, так что я совершенно не испытываю сомнений по поводу того, кто выбирал для неё платье.

А собиралась она тихо и взяла второй экипаж, лишь бы не встречаться со мной. Остаётся только догадываться, успела ли она сообщить матери и Джозефе.

И ответ не заставляет себя долго ждать.

– Я знаю о твоей позорной связи. – без прелюдий сообщает мама, сохраняя улыбку на лице, чтобы никто из окружающих не смог заподозрить нас в том, что что-то в нашей идеальной жизни идёт не так. – Как ты смеешь так бесчестить меня, Клеменс?

– Мама, всё совсем не так, – отвечаю я, пытаясь подражать ей, делая беззаботное выражение.

– Твоя сестра не поскупилась на подробности. Ты встречалась с ним каждый день на протяжении последних нескольких недель. Это недопустимо и неприемлемо. Я боюсь даже подумать о том, что могло произойти. Анна сказала, что вы не сидели в пекарне, а где-то уединялись. Клянусь богом, Клеменс, если я узнаю, что ты вышла за рамки и позволила этому отрепью, этой челяди, этому..

– Мама! Не называй его так! Его зовут Джозеф Вьен и он чудесный, он понравится тебе, стоит лишь узнать его поближе! Прошу тебя, он очень хочет встретиться с тобой, чтобы попросить моей руки!


Мы постепенно выходим из общего зала и попадаем в другой, где царит полумрак и нет ни одной живой души. Вот здесь и начинается настоящая атака.

– Ты, видно, рассудок потеряла? – глаза Шарлотты наливаются кровью. – Стать женой пекаря? Ты не в своём уме, Клеменс?

– Мама, но если ему пожалуют дворянский титул..

– Даже, – мать поднимает палец вверх, – даже, если это и случится, то он всё равно никогда не станет тебе ровней. Он всё равно останется крестьянским сыном, ходившим босым в землянке. Общество никогда не примет этот союз!

Моя последняя надежда рухнула. Липкая, гадкая реальность, где люди делятся на классы, воздвигает стену между мной и моей семьёй. Они никогда не примут моего решения, а я никогда не смогу отказаться от Джозефа.

– Я хочу знать правду. – с металлической яростью цедит мать. – Как далеко вы зашли в этом распутстве?

– Мама!

– Отвечай! Живо!

На секунду в голове мелькает шальная мысль придумать какую-нибудь небылицу, чтобы отрезать пути к отступлению. Если бы у нас с Джозефом и правда была бы близость, то Астору я после такого была бы уже не нужна.

Но сказать такое, значить очернить Джозефа, а этого мне не позволяет сделать совесть, поэтому я обреченно выдыхаю, тихо говоря:

– Ничего не было.

Кажется в моём голосе звучит ещё и разочарование, потому что не смотря на видимое облегчение, у матери начинает подергиваться глаз и одна бровь взлетает вверх.

– Спасибо Господу, что уберег тебя.

– Он тут совершенно не при чём! Это Джозеф! Он относится ко мне с таким уважением и трепетом, как ни один мужчина на свете. Мама, прошу тебя, дай ему шанс, хотя бы поговори с ним!

– И как ты себе это представляешь? – надменно произносит она. – Я должна зайти в булочную и сесть за один стол с безродным пекарем?

Слёзы обиды подступают к моим глазам. Мне так не хватает Джозефа именно сейчас. Он всегда умеет находить правильные слова, а я только всё порчу своей горячностью.

– Ты не вернёшься домой сегодня. – тон Шарлотты непреклонен. – Ты останешься в Версале, в моих покоях. Будешь дожидаться здесь маскарада, на котором герцог де Буйон сделает тебе предложение.

– Я не выйду за Астора. – упрямо говоря я, выводя мать из себя снова.

– Да как ты смеешь перечить мне, дрянь! – взвивается она и я на какой-то миг даже опускаю глаза под её взглядом, теряя всю свою уверенность. Сейчас передо мной не мама, а женщина, привыкшая добиваться того, что хочет любым способом, не привыкшая к тому, что ей говорят «нет». – Ты сделаешь так как я сказала. Иначе твоего проклятого пекаря отправят на галеры, а тебя я запру в комнате, где ты проведёшь остаток своих дней взаперти на воде и хлебе, а каждый новый день будет невыносимее предыдущего!

Сдерживаю злую усмешку и слова о том, что именно так я жила до встречи с Джозефом. Очень точное описание. Хлеб с водой не так страшны, вкуса еды я всё равно не чувствовала.

Мозг лихорадочно соображает, я понимаю, что не смогу победить Шарлотту в открытой конфронтации. Теперь, когда всё открылось, мне придётся идти на хитрость, и абсолютно точно нам с Джозефом придётся бежать.

– Хорошо. – не своим голосом произношу я.

– Хорошо? – щурится она.

– Да, я попробую свыкнуться с мыслью о замужестве. Но Астор должен быть более щедрым на подарки, – быстро добавляю я, видя, что она не верит в мою резкую перемену, – та бриллиантовая крошка, что он мне посылал, может подойти для дочери какого-нибудь виконта, но не для меня.

Я почти презираю себя за этот цинизм, но на Шарлотту это, похоже, действует.

– Вот в чём всё дело, – усмехается она, – надо было сразу мне сказать, что Астор скуп на знаки внимание, а не разыгрывать это представление с пекарем. Что же, я вразумлю его. – мама разворачивается, направляясь к выходу и я чуть было не выдаю себя, принимая расслабленную позу, когда она вновь оборачивается на меня. – Но это не меняет моего решения. Ты останешься в Версале со мной на следующие две недели. С мужчинами нужно действовать хитростью, дорогая, но не такой, которая может запятнать тебя неприятными слухами. – добавляет она, немного смягчаясь.

Шарлотта выходит, оставляя меня в одиночестве и чуть ли не лишаюсь чувств от этой сцены, забравшей у меня все внутренние ресурсы. Пальцы, стянутые белым кружевом всё ещё трясутся, когда я покидаю пустую залу, чтобы вернуться в бальную.

Музыка и огни буквально ударяют меня в грудь. Начинает подташнивать от безысходности, когда я представляю себя вечно причастной к этому бесконечному параду наигранного веселья.

Когда узнаёшь, что есть что-то большее, то ценишь то счастье, которое в тишине и вдали от посторонних глаз. Чаще всего люди погружаются в пороки и нескончаемый круговорот новых ощущений, пытаясь залатать этим пустоту внутри себя.

Я соглашаюсь на танец с милым юношей, краснеющим, обнимая мою талию. Потом с толстым бароном, беззастенчиво пялящимся на мои губы и грудь. Затем с одним из принцев, который не замечает моего присутствия, переглядываясь с графом, точно так же не обращающим на свою партнершу никакого внимания. Усмехаюсь этим превратностям любви, пока не попадаю прямо в руки Астора в самый разгар танца при смене партнеров.

– Отпустите меня! – шиплю я, когда его руки слишком сильно сжимают мою талию, а тело прижимается на много ближе, чем того позволяют приличия.

– Какой сегодня интересный день, Клеменс, – его глаза щурятся от ярости, когда он смотрит на меня, – я узнал, что я скупой рогоносец. Забавно, правда?

– Отпустите меня, пока я не задохнулась, – в моих лёгких заканчивается воздух и перед глазами уже во всю пляшут звёздочки, когда он наконец переходит к другой партнерше.

Боже, да такой может просто убить, если не понравится твоё поведение! И вот моё ему как раз не нравится. Как я вообще могла находить в нём что-то привлекательное? Да, герцог де Буйон – красивый мужчина, но на этом всё. Отталкивающее, высокомерное поведение и раздутое эго, основывающееся лишь на том, что ему повезло родиться под своей фамилией.

Он продолжает сверлить меня глазами и я понимаю, что этот разговор не окончен. Как он там выразился? «Скупой рогоносец»?

Неуместный смешок срывается с моих губ, заставляя принца, танцующего со мной, наконец обратить на меня внимание.

– Вас что-то забавляет, леди де Леви?

– Нет, прошу прощения, это было неуместно, – быстро исправлюсь я, но он уже принял это на свой счёт.

– Я не делю любовь на такую незначительность как половая принадлежность, для меня каждый человек – достоин любви и восхищения.

Господи, только этого мне хватало. Исповедь порочного принца, о котором каждый здесь знает, что он устраивает ужасные оргии с мужчинами и женщинами, а на утро не может даже вспомнить их лиц.

– Я совсем не хотела Вас задеть, поверьте, мой смех относился не к Вам.

– Если вы будете милы со мной, – принц наклоняется к самому моему уху и меня передёргивает от отвращения, когда я чувствую на шее его горячее дыхание, – то сможете присоединиться к одному из моих закрытых собраний.

– Это вряд ли. – слишком жестко отрезаю я.

Меня спасает оканчивающаяся музыка и я делаю реверанс, спешно убегая на балкон, оставляя принца в самом мрачном расположении духа. Такие как он больше всего ненавидят две вещи: когда их высмеивают и когда им отказывают. Я сделала обе.

Мне срочно нужен глоток воздуха и я с трудом протискиваюсь на балкон, где меня обдаёт долгожданной прохладой. Единственное моё желание – это поскорее покинуть это место и снять с себя проклятый корсет, пока я не потеряла сознание.

Я уже почти решаюсь подняться в покои матери, когда на балконе появляется взбешенный Астор, вызывая у меня обреченный выдох.

– Мы не закончили, Клеменс!

– Я выслушаю Ваши претензии только, если они будут в сжатой форме.

– Прошу прощения? – де Буйон даже делает шаг назад, словно не веря, что я могу разговаривать с ним в подобном тоне.

– У меня нет настроения торчать здесь в Вашей компании всю ночь. Я устала и собираюсь отдохнуть. У Вас есть пять минут.

Герцог смотрит на меня в недоумении, пытаясь понять, шучу ли я, но видя мои сложенные на груди руки, мотает головой и продолжает свои нападки, правда уже в намного более сдержанном тоне:

– Клеменс, я понимаю, что Вы привыкли к поклонению перед Вами родственников, но со мной Вы не имеете права говорить в таком тоне.

– Я буду разговаривать так, как посчитаю нужным. Если вас что-то не устраивает, просто дайте мне пройти и мы попрощаемся.

Глаза де Буйона кажется сейчас вылезут из орбит и я вижу, как ярость вновь начинает появляться в них. Теперь уже из-за моего тона по отношению к нему. Однако, он решает сметь тактику.

– Ну-ну, дорогая, мы просто неправильно друг друга поняли. Ваша мать обвинила меня в том, что я был скуп по отношению к Вам. Неужели бриллианты от де Орсе пришлись Вам не по вкусу?

– Это всего лишь ювелир, – нагло отвечаю я, – Вы говорили про фамильные бриллианты и я рассчитывала получить их, а не эти камешки, которые я даже не смогла разглядеть под лупой.

Кажется у Астора сейчас пойдёт пар из ушей, жар от его тела я ощущаю даже стоя в метре от него. Он берет себя в руки каким-то нечеловеческим усилием воли.

– Фамильные бриллианты предназначены для мой супруги, Клеменс. – цедит он сквозь зубы.

– Что ж, Вы ведь изъявили желание видеть меня на этом месте, не понимаю в чём проблема. – равнодушно пожимаю плечами. – Конечно, если Вы не готовы подарить мне что-то из них, то я начинаю сомневаться в искренности Ваших намерений, так что меня вполне можно понять. Этими мыслями я и поделилась со своей матушкой.

У нас не прекращается дуэль взглядов и Астор решает сделать свой выпад:

– Я слышал, что Вы завели роман на стороне. – его взгляд выражает победу, тогда как мой смотрит всё так же безучастно.

– Интересуетесь досужими сплетнями?

– Нет, но не могу проигнорировать слова Вашей сестры.

Вот же.. Как Анна могла пойти к Астору? Это слишком даже для неё. Неужели она так сильно желает мне зла, что рискует даже собой, понимая, что мать не простит ей того, что она распространяет сплетни о собственной семье?

– И что же Вы слышали? – стараюсь, чтобы мой голос звучал равнодушно.

– Что Вы встречаетесь с человеком низкого происхождения, которого я даже не могу вызвать на дуэль для удовлетворения своей чести.

– Дуэли запрещены. – быстро вворачиваю я.

– Дорогая Клеменс, они запрещены официально, но это наследие всё ещё живёт.

Стук сердца стоит у меня в ушах, а плотный ком появился в горле. Я не могу так рисковать и позволить Астору причинить вред Джозефу. Мне нужно срочно увести его сомнения в другую сторону.

– Сестра завидует мне, – сама удивляюсь как высокомерно звучит мой тон, – всю жизнь распускала про меня небылицы, но эта просто омерзительна. Наверное, она влюблена в Вас и желает, чтобы Вы от меня отказались.

Это объяснение целиком и полностью удовлетворяет тщеславного Буйона. Он тут же расплывается в улыбке и я облегченно выдыхаю.

– А теперь я хочу поднять к себе, если у Вас ко мне больше нет никаких нелепых претензий.

Я гордо прохожу мимо него, когда слышу слова, бросаемые мне вслед:

– Я ошибался в Вас, Клеменс, – кажется в его тоне сквозит восхищение, – Вы намного более сильная, чем мне показалось вначале. И когда Вы говорили про то, что не любите внимание и интриги, Вы поскромничали. Вы могли бы стать королевой при дворе и возвысится в обществе. Я помогу Вам занять достойной место, вместе мы станем непобедимы.

Преодолевая гадливость и желание вырваться, я позволяю ему поцеловать свою руку слишком откровенно, оставляя мокрый след на моей перчатке.

Маленькая победа радует меня недолго. Как легко и одновременно отвратительно играть эту роль. Я сдергиваю с руки кружево и отбрасываю его в сторону как только де Буйон пропадает из вида.

Испытывая жгучее желание принять ванну и отмыться от этого дня, я поднимаюсь в покои матери, следуя по коридорам, озаренными тысячей переливающихся бликов.

Туда, где ты

Подняться наверх