Читать книгу Большая Книга. Том 1. Имперский сирота - Слава Телегин - Страница 7

После этого происшествия Яса не выпускали на улицу неделю. Балкон стали закрывать всегда еще и на верхнюю щеколду, которую деда Миша сделал такой тугой, что, даже встав на стул и дотянувшись до нее руками, Яс не смог бы сдвинуть ее с места и на сантиметр. Но он и не собирался. Падения своего на веревки балкона этажом ниже он долгое время не помнил совершенно, а запрет родителей выходить на балкон и улицу воспринял как своего рода карантин после легкой простуды. Ну и ладно, он отлично проживет и дома со своими игрушками. Чего стоила хотя бы его качеля, которую подвешивали на специально ввинченные для этого крюки на дверной косяк в проем между залом и прихожей. Или его новенький луноход с переливающейся всеми цветами радуги круглой крышей и менявший направление движения, когда он натыкался на стену. Все его друзья, а особенно закадычный, живший на первом этаже Ленька Добриян, исходили слюной при виде этого чуда игрушечной индустрии. Бабушка привезла его из далекой Риги, и после первого знакомства с луноходом все связанное с космосом стало для Яса, что называется «и путем, и истиной, и жизнью». А баба Надя получила годовой объем поцелуев и объятий и сравнялась по величию с космонавтами из телека. Яс мысленно даже ей навесил звезду Героя СССР, как это происходило с космонавтами в программе «Время», любимой передачи дедушки Миши.

Бабушка, по мнению Яса, вообще хорошо умела делать героические поступки. Последним ее геройством, опять-таки с космическим названием «Фотон», был огромный трехпудовый цветной телевизор в оправе из орехового шпона. «Фотон», как читатель уже, наверное, понял, тоже появился первым у них квартире из всего дома. Соседи целых две недели заходили к ним на минутку, как в музей полюбоваться на это чудо технической мысли, а мультфильмы из «Спокойной ночи, малыши» заиграли теперь всеми красками радуги. И, конечно, волшебная заставка, где пластилиновый месяц со звездами после серии превращений в лошадку и слоника внезапно становился жар-птицей под ласковые обещания «покататься на Луне» – именно эту сказочную опцию будущему космонавту особенно хотелось получить от сказки в подарок. Поэтому он послушно шел спать в свой манеж вместе с последними аккордами песни, растворявшими в черноте экрана желтые пластилиновые звезды. А потом мамин голос тихо говорил ему: «спокойной ночи, Ясонька», хотя, может, это ему уже снилось.

Яс часто в то время слышал мамин голос. Она звала его тихонько сзади «Яас! Яас!» Он быстро оборачивался, но мамы за спиной не было. Это происходило только, когда он был один, чаще всего в детском саду после сонного часа, когда он нюхал красивые детсадовские чайные розы или стоял у забора, наблюдая за прохожими. Оба занятия ему нравились чрезвычайно: розы дарили ему любимый аромат, а прохожие – фантазии о них. Яс играл в «прохожих» сам с собой, фантазируя о том, что им нравится, где они работают, с кем живут, что любят есть, и так далее. Особенно его занимало наблюдать за двумя типажами: молодыми, по моде одетыми женщинами и едва держащимися на ногах пьяницами. Яс смотрел на них, затаив дыхание и широко открыв свои зеленые узорчатые глаза, стараясь за эти секунды наблюдения представить, кто они, и о чем они могли бы ему рассказать. И тогда молчаливо идущие люди за забором вдруг оказывались хорошо ему знакомыми и сразу же принимались вещать истории. Женщины в основном хвастались ему своими нарядами, путешествиями и поклонниками, а пьяницы – жаловались на судьбу и удивляли страшными историями. Жаль, что такие беседы заканчивались всегда одинаково: не успеет он как следует разговориться с очередной модницей или пикирующим под острым углом к асфальту алкашом, как мама тихим нежным голосом за спиной зовет: «Яаас! Яаас!» Яс оборачивается – а мамы, конечно же, нет. Он снова обернется вслед уходящей женщине, чтобы продолжить – а тут уже Ирина Викторовна, легка на помине, говорит ему, чтобы он шел от забора ко всем детям кататься на горке. В общем, договорить до конца ни с одной красивой женщиной и ни с одним пьяницей так и не получалось. Яс бежал в вприпрыжку к своей группе, хоть всегда очень не хотелось отходить от забора и не прерывать интересный разговор в его голове, но – он был послушным мальчиком. За все свое детсадовское время Яс провинился только два раза, уже в старших группах: первый раз был, когда они с Олежкой играли в двух злых собак, а второй – когда он ушел без спроса домой, поставив на уши весь детский сад.

Игра в злых собак у них с Олежкой, по мнению Яса, единственного мальчика, подходящего для «представлялок» в их старшей группе, получилась очень захватывающая, но короткая. Сначала они, как полагается, обговорили основные правила. Злые собаки должны были кусать хулигана за задницу, безжалостно вонзая клыки в нежную ягодичную мышцу. Дети в группе были перелезшими через забор хулиганами, которые собирались обнести черешню в хозяйском саду, а они, самые злые собаки на свете, об ужасном характере которых рачительные хозяева всех предупреждают страшными табличками на воротах, будто бы поймали их с поличным. Соответственно, геймплей, как выразились бы сейчас, был лаконичен до абсолюта: наметить издалека преступную жертву, подбежать к ней, рыча, на четвереньках, схватить сзади за задницу и, теребя в разные стороны, стянуть колготки: чем ниже, тем лучше.

Первым начинал Олежка. После того, как он, по-собачьи подбежав сзади, деликатно захватил маленький кусочек колготной ткани на круглой попе Ленки и немного стянул ее колготки, заголив край нежных, в голубых незабудках белых трусов, они вместе возликовали. Ленка была серьезной, красивой и умной девочкой. Яс с Олегом выделяли ее из всех остальных девчонок группы и поэтому всегда любили с ней спорить на тему «почему мальчиком родиться намного лучше». Понятно, что каждая сторона всегда оставалась при своем мнении. Вот кого выбрал Олежка в качестве первой жертвы – даа, губа, точнее говоря, собачья пасть, у него была не дура. Ленка сначала вздрогнула, а потом еще и завизжала на всю комнату, приведя в полный восторг новоиспеченных злых собак. Игра явно обещала стать бестселлером в мужской половине группы, потому что, оправившись от первого шока, Ленка вся пошла разнокалиберными розовыми пятнами и на всю комнату назвала их дураками, да не скопом, а каждого персонально. Так и сказала: «ты дурак, Возник, и ты дурак, Печенец, вы оба дураки, понятно вам?» В общем, уже было понятно, что на запись в их клуб злых собак будет стоять длииинная очередь. Ленка убежала в дальний конец игровой комнаты и встала к окну, закрыв лицо ладонями. Она стояла там одна, и ее светлая коса и плечи в белой с маленькими красными клубниками майке мелко вздрагивали, как будто ее легонько трясли. Я же говорю, мальчиком родиться лучше, подумал Яс. Вот бы он или Олежка так убивались из-за приспущенных трусов! Но Ленку нужно было спасать от горестных рыданий. Теперь надо сделать жертвой их игры кого-нибудь из мальчишек, тогда Ленка их, наверное, простит.

Яс выбрал своей целью скромный зад Димы, тощего мальчика с белой головой-одуванчиком, сидевшей на шее-стебельке. Кажется, дунь – и его волосы воздушными зонтиками разлетятся точно так же в разные стороны. Дима играл с машинками неподалеку и был в числе тех немногих, кто не видел их недавней собачьей премьеры. Яс опустился на четвереньки и, видя, что жертва не осознает надвигающейся на нее опасности, спешить не стал. Он неторопливо, с неотвратимостью тигра, увидевшего в своей клетке привязанного к прутьям козленка, подошел к Диме сзади и по Станиславскому полностью сжившись с ролью, затаился у несчастного за спиной. Ждать пришлось недолго: Дима, наконец, привстал на коленях с ковра, потянувшись за новой машинкой. В тот же момент Яс рыкнул, как Цербер из древнегреческого мифа и мрачно, но смачно хватанул бедного Димочку за правую ягодицу, не очень сильно – так ему показалось – сжав челюсти.

Дима находился спиной к Ясу и поэтому страшное рычание, сменившееся через секунду смыканием клыков ниже поясницы, застигло его врасплох. Ему, не отличавшемуся храбростью, вдруг показалось, что и впрямь к ним в садик на второй этаж каким-то чудом пробралась злая собака. А когда он почувствовал боль, которая из-за неожиданности укуса показалась ему смертельной, он понял, что это конец, и спасения нет. И истошно заорал, резонируя на верхних нотах так, что казалось, уже выше было невозможно, но нет: в следующую секунду к этому воплю добавлялся новый, еще более высокий по тембру и надсадный по темпераменту обертон. Внутренний голос тотчас подсказал Ясу, что стягивать колготки с Димы уже не актуально, что максимальный эффект достигнут, и его злая собака вышла намного лучше Олежкиной, но в этот момент строгая рука Ирины Викторовны оттянула Яса от его жертвы за воротник рубашки. Совсем как хозяин свою злую собаку за ошейник при встрече дорогих гостей. А потом с ним и Олежкой сделали самое страшное, что только можно было представить – воспитательную беседу на глазах у всей старшей группы. Лучше бы в угол поставили и полдника лишили, честное слово.

– Яс Возник, – Ирина Викторовна не зря была лучшей воспитательницей их детсада, – объясни нам всем пожалуйста, зачем ты так сильно укусил Диму, что он заплакал и испугался? Я понимаю, игра, понимаю, вы были злыми собаками. Но вот Олег ведь укусил понарошку, не за живую кожу, а за колготки. Это, конечно, тоже недопустимо, особенно с девочкой. Особенно с девочкой, еще раз повторяю. Но, по крайней мере, он не сделал Лене больно. Ты же намеренно вызвал боль у Димы. Представь, если бы тебя так укусили за попу? Тебе бы понравилось? Ответь нам, Яс Возник. Мы ждем.

– Нет, Ирина Викторовна.

– Тогда почему же ты сделал то, что тебе самому не понравилось бы? Зачем нужна такая игра?

Тогда она так и не разобралась в его мотивации – хоть Яс и не знал еще этого слова – побыть на секунду-другую настоящей злой собакой, существом с абсолютно другой психологией и логикой поступков. Этих слов маленький Яс тоже не знал, но именно в этом была цель игры, а вовсе не в том, чтобы сделать больно или посмеяться над Димкой. Но даже самым страшным пыткам когда-нибудь приходит конец. «Обещаю!» – примерно полчаса спустя произнес уже трижды пустивший слезу, и потный от стыда Яс в ответ на требование воспитательницы. С огромным облегчением и радостью. Никого и никогда. Не бить, не кусать, не пинать, не царапать. И не придумывать таких игр, которые могут причинить боль другим детям. Ффух.. Повторял вслед за воспитательницей эти обещания он совершенно искренне, но злоключения его после публичной словесной порки не закончились. Все-таки эта игра лишила их с Олежкой сладкого на полднике, и вместо любимой молочной булочки со сладкой крошкой им показательно дали кусок обыкновенного хлеба, так что скупая слезинка ребенка скатилась по их щекам еще раз.

Яс запивал молоком пресный хлеб и сквозь слезы думал о том, как деда Миша посадит его на колени и поедут в аэропорт, сядут в самолет и полетят в Москву. В столицу их великой страны! Яс последнее время так часто просил дедушку рассказать об этом, что представлял в самых мельчайших деталях их поездку. Как они сразу же из аэропорта поедут на квартиру к какой-то их родственнице, чтобы оставить там вещи и вымыться с дороги. Как потом пойдут на Красную Площадь, а потом в мавзолей, где дедушка Ленин лежит, как живой, хотя ему уже больше ста лет. У Яса опять ярко заблестели глаза, как будто и не было всех этих позорных наказаний и слез. И на Черное море с родителями он тоже скоро поедет! Мама вчера сказала, что уже решено с ее и папиным отпуском. Так то!

В то же лето Ясу открылся и волшебный мир чтения. Он начался для него, как и для многих дошкольников СССР того времени, с вывесок.

Яс прекрасно запомнил тот день, когда он вышел с бабушкой на местный пятачок третьего микрорайона, застроенный в духе прогрессивных семидесятых серыми коробками разной величины с большими витражными стеклами. То были разнообразные предприятия общепита, розничной торговли и культурного отдыха советских граждан, собранные недалеко друг от друга, что на самом деле было очень удобно. Все дороги микрорайона вели в этот локальный Рим. Отдать в починку утюг, забрать платье из ателье. Съесть неплохой столовский бифштекс с яйцом, рисом и компотом. А в бакалейном отделе гастронома выпить после этого советский дижестив – молочный коктейль по 10 копеек, равного которому для Яса не было во всем белом свете.

Румяная продавщица в красивом белом колпаке и подведенными синими глазами смешивала и взбалтывала на грозном аппарате так, что Бонд тоже задохнулся бы от восторга от этого вкуса и покалывания маленьких льдинок на языке. Уже во время первого же глотка. Но Яс тогда не знал, кто такой Бонд. И, если честно, не хотел знать. Он всегда так молча и внимательно наблюдал, как аппарат вспенивает молоко, мороженое, ложку сиропа в пузырчатый сливочный парадиз, как будто ему показывали в последний раз рецепт изготовления философского камня, о котором, понятно, он тоже не имел тогда никакого представления. Тут же, на пятачке, располагался даже небольшой кинотеатр, куда они частенько с детсадом централизованно ходили смотреть лучший мультфильм всех времен и народов «Ну Погоди».

День был солнечный, свежий, полный желтых одуванчиков и острой на концах изумрудной молодой травы. Яс любил этот пятачок, который для него был большой волшебной площадью. Почему волшебной? Потому что на ней чинили все сломанные вещи; только тут он мог выпросить у бабушки покупной, а не домашний, и от этого в сто раз более вкусный пирожок с печенкой и запить его потом на улице газировкой с сиропом за три копейки, которая сама наливалась в стакан из автомата. И, конечно, только тут можно было выпить молочный коктейль. Но все же главным объектом на этой волшебной площади были мультики в кинотеатре. Что такое «кино» Яс знал, что такое «театр» – еще нет. Раньше Яс несколько раз пытался расспросить об этом сам серый дом, который так называли взрослые, но тот не стал с ним откровенничать. И другие места тоже никогда не отвечали ему ни как их зовут, ни как они здесь оказались. Но Яс на них не обижался: такие секретные вещи, наверное, принято рассказывать только в беседе один на один старым друзьям. А он для них – так виделись несколько раз всего. И к тому же на площадь он всегда приходил с бабушкой.

Однако в тот великий день буквы на киоске, которые он видел до этого сто раз, вдруг сблизились, сбились в ряд и Яс, совершенно неожиданно для самого себя прочитал, слово «Газеты». Волшебство, которое только что произошло, было уникальным, небывалым. Яс вдруг понял, что теперь его любимые места расскажут о себе всё без утайки, и не ошибся – взрослый мир заговорил с ним в ту же минуту.

Место, где чинили утюги, оказывается, называлось «Ремонт техники». Магазин с чудо-коктейлем – «Гастрономом», автомат – «Газированной водой», а самое большое и волшебное из всех зданий – кинотеатром «Юность». И только столовая почему-то оказалась просто «Столовой».

Огромный мир говорил с ним теперь со всех сторон, перебивал сам себя, норовя рассказать все, о чем хотел поведать все эти недели и месяцы, с того момента, когда Яс впервые осознал себя, как личность и до сегодняшних его неполных шести. С ним говорили стены и троллейбусы, журналы и плакаты. В детсаде таблички показывали ему теперь фамилии воспитательниц и нянечек. Кинотеатр – расписание мультфильмов. У газировки с сиропом было странное название «Дюшес», но запоминать его не было никакого смысла, все равно другого сиропа в воду автомат не добавлял, так что самое главное было не помнить название, а иметь монетку в три копейки. Правда, новое волшебство уже опоздало с мороженым – все сорта, которые продавались тут же Яс давно знал наизусть и так.

Он, как и бабушка, больше всего любил пломбир за двадцать копеек, которого почему-то постоянно не было в наличии, так что им все чаще приходилось довольствоваться дешевым сливочным за пятнадцать. Но Надежда Иосифовна не была бы собой, если бы, как бывший ревизор предприятий торговли не нашла выход. Она была уже на пенсии, день был у нее не занят. Бабушка узнала у мороженщицы, когда ей привозят пломбир, и с тех пор всегда за мороженным они отправлялись строго по графику, и без пломбира уже не возвращались. Вкуснее пломбира был только молочный коктейль, к тому же его можно было выпить на эти деньги целых два стакана, но это только в теории, а на практике больше одного ему никогда не покупали, потому что у него горло.

Яс не переживал особо на этот счет – он уже понял, что некоторые правила существуют для того, чтобы их нарушать, главное – не попасться при этом на глаза. Осенью он пойдет в последнюю перед школой подготовительную группу, так что ни письмо Брежневу, ни угол с лишением просмотра «Спокойной ночи» после детского сада уже не были для него страшными наказаниями. А ведь еще совсем недавно для него не было ничего хуже.

Его представления о мире с того момента, когда он совершил первый в своей жизни полет с балкона четвертого этажа, уже далеко вышли за рамки третьего микрорайона Алма-Аты. Во-первых, он съездил с мамой и папой на Иссык-Куль в прошлом году, а во-вторых, сейчас, в свои неполные шесть лет, считал дни, остававшиеся до его с родителями поездки на лучший курорт мира, куда мечтали попасть все советские люди – Черное море. На Черном море не был еще никто из его друзей. О поездке стало известно три недели назад, и с того момента Яс каждый день говорил маме, сколько дней осталось до их отлета, до двадцати одного он уже считать умел. А когда осталось одна неделя, Яс громко сообщал всем своим родным за завтраком, обедом и ужином через сколько дней они поедут в аэропорт. И вот, наконец, настало то утро, когда Яс большим удовольствием громко прокричал, изо всех сил сжав в руке ложку: «завтра!»

– Яс, может ты тогда станешь путешественником, а не космонавтом? – с улыбкой спросила мама, когда он объявил о суточной готовности за завтраком.

– Мамуся, конечно, я буду космонавтом! И путешественником тоже. Просто я уже очень давно люблю путешествовать. Еще с того раза, когда ты, я и папа ездили на Иссык-Куль, помнишь?

– Так это было всего год назад, – засмеялась мама.

– Ну да, я же говорю – давно. Помнишь, как мы всю ночь ехали с папой в машине по снежной пустыне? А ты сказала, что это не снег, а соль.

– Помню, – улыбнулась она опять. – А помнишь, как ты радовался, когда наутро оказался у озера? Снега в июле, конечно же, быть не могло, а вот соли много в полупустыне. И ночью в свете фар кажется, что это снег, я объясняла тебе это тогда.

– Да. А я говорил, что ты ошибаешься, и это снег или иней. Может, в пустыне ночью становится очень холодно, как на Марсе? Деда Миша говорит, что на Марсе всегда очень холодно!

– Давай, ешь, космонавт-путешественник, все остынет!

Яс принялся за завтрак, но мысли так и остались на Иссык-Кульском побережье. Его взгляд вдруг замер на тарелке с яичницей с колбасой, упершись в ярко-желтый желток. Именно таким было солнце тогда, год назад, на Иссык-Куле. А уже через секунду Яса утянуло в калейдоскоп картинок годичной давности. Хотя половину из того, что было год назад на Иссык-Куле, его детская память уже добросовестно затерла, чтобы не травмировать своего маленького хозяина.