Читать книгу Большая Книга. Том 1. Имперский сирота - Слава Телегин - Страница 9

В последний день октября 1755 года премьер-министр Португалии Себастьян Жозе де Карвалью-и-Мело, член Королевской академии, Государственный секретарь иностранных и военных дел, командор Ордена Христа принимал в своем доме неизвестного ему гостя. Второе после короля лицо в государстве и чужестранец сидели на просторной террасе большого палаццо маркиза. Они только что отобедали рыбой утреннего улова, печеными осьминогами и мадерой, и теперь попивали портвейн из фамильных серебряных с золотой инкрустацией тяжелых кубков. Гость, впрочем, ограничился только половиной бокала, желая, видимо сохранить ясность мысли для предстоящего разговора. Огромная витиеватая буква «К» на каждом предмете сервиза ненавязчиво напоминала о том, что обед происходит в доме главы и гордости достославной фамилии Каравалью.

С террасы, несмотря на окружающие палаццо высокие платаны и пальмы, хорошо была видна панорама залива, образованного слиянием устья реки Тежу с водами Атлантического океана. В воздухе уже повисла послеобеденная субтропическая духота и нега, не совсем типичная для конца октября, которая делала такими резкими и выпуклыми очертания деревьев, но совершенно не способствовала серьезному разговору. Однако, начинать его было необходимо. Гость допил портвейн, корректно промокнул салфеткой с таким же вычурным вензелем углы рта и, кашлянув пару раз, приступил к повествованию.

– Я прибыл, господин министр, чтобы предупредить вас о землетрясении, которое произойдет завтра утром и будет такой силы, что сотрет с лица земли и вашу чудесную столицу, Лиссабон, и несколько других городов славной и великой Португалии. Не могу сейчас прибавить: да хранит ее Господь. В силу ряда причин Господь не хранит ее больше. Поэтому-то я здесь, на этой веранде. Я прибыл, чтобы помочь вам подготовиться к завтрашней трагедии наилучшим образом. А вы, я уповаю на это, завтра возглавите работы по спасению пострадавших и тем самым окажете неоценимую услугу своему королю и, что намного более важно, своей стране и своему народу.

Себастьян де Мело внимательно слушал и задумчиво смотрел на позолоту бокала. Карие глаза его, еще минуту назад бывшие расслабленно-водянистыми, с каждой секундой все больше сужались, превращаясь в две холодные черные иголки.

– То есть, вы хотите сейчас сказать, синьор – простите, не имею чести знать вашего имени – вы хотите уверить меня в том, что завтра моя страна будет лежать в руинах? Но как это возможно? – и де Мело оглушительно и добродушно рассмеялся, очень переполошив слуг, которые при этих громовых раскатах вытянулись в глубине террасы, словно две натянутые нубийские тетивы. Зрачки его сузились еще больше, словно он хотел просверлить взглядом голову незнакомца, чтобы извлечь наружу прячущиеся там мысли.

В самом деле, откуда он взялся? Что за крайняя наглость для странника без рода и племени разговаривать с первым лицом в королевстве (пусть даже номинально со вторым) в таком непозволительном тоне? И откуда такая уверенность в том, что после этих безумных пророчеств он, Мело, через секунду не позовет стражу, а еще через несколько часов этот наглец-шарлатан не будет болтаться на виселице главной площади Лиссабона, столицы империи, над которой никогда не заходит солнце?

Гость, в отличие от премьер-министра, почти не смотрел во время их теперешнего разговора на своего визави, предпочитая впитывать всем своим лицом, повернутым на юг, в сторону залива, такое ласковое полуденное октябрьское солнце. Исход их послеобеденной беседы был ему так же ясен, как сегодняшнее небо над этим палаццо в деревушке Оэйраш. Нужен был только всего один нехитрый трюк, чтобы сбитый с толку министр безоговорочно поверил ему, а не то в самом деле крикнет вдруг, не дай бог, свою охрану, и его тогда точно вздернут на главной площади завтра. Может быть, даже раньше, чем часы на башне пробьют десять утра субботы, дня всех Святых. Даже и это не важно. Главное, что тогда он не сможет рассказать будущему маркизу все, что ему нужно знать, и придется сниться в ночном кошмаре министра еще раз. А ведь де Мело должен еще успеть как следует выспаться – завтра министру нужно быть на самом пике своей физической и интеллектуальной формы. Поэтому – любезнейший министр, смотрите сюда, сейчас вылетит птичка.

Де Мело, не выдавая, впрочем, никак своего любопытства, наблюдал, как его собеседник, выслушав вопрос, вместо ответа вытащил из кармана своего камзола некий прямоугольный предмет, отдаленно похожий на плоскую пудреницу безо всяких украшений. Конечно же, только внешне. Ибо через мгновение крышка этой пудреницы осветилась. Гость на что-то нажал на этом чудо-зеркале, а затем протянул дьявольскую пудреницу Мело. Время в ярком прямоугольном зеркальце повернуло вспять, и министр снова услышал собственные слова «То есть, вы хотите сейчас сказать, сеньор – простите, не имею чести знать вашего имени…» только на этот раз он мог при этом еще и видеть свое лицо, говорящее эти слова. Зрачки его, еще секунду назад бывшие иголками, теперь вмиг совершили обратную эволюцию и опять стали большими и бесформенными, как кофейные зерна, а рот полуоткрылся, обнажив прекрасные, крепкие и белые зубы.

Нужный эффект был достигнут, в этом не было никакого сомнения. Гость не спеша отвел от лица де Мело свой волшебный предмет и положил его обратно в карман камзола.

– Понимаю Ваше изумление, господин министр, почти искренне улыбнувшись во весь свой не мелкий рот, произнес незнакомец. Прожить более полувека, думать, что изучил этот мир вдоль и поперек – и вдруг такие фокусы, да еще от черт знает кого, не правда ли? Впрочем, спешу Вас уверить, черт к этому не имеет никакого отношения. Я, честно говоря, вообще сильно сомневаюсь в его существовании, как и в существовании ада. Надеюсь, ваша доблестная инквизиция простит мне это. Слишком много мороки, и ради чего? Причинить море страданий незрелым и порочным душам? В чем же я точно не сомневаюсь, так это в том, что так или иначе Господь Бог приложил свою десницу к нашему с вами разговору. А еще я не сомневаюсь в том, что Вы, монсеньор, постараетесь запомнить до мельчайших деталей все, о чем я Вам сейчас поведаю. Итак, Вы готовы? Именем Господа прошу Вас сделать завтра в точности так, как я расскажу Вам сейчас.

Де Мело более не смеялся и не щурился. Помбаль неподвижно сидел на стуле и смотрел на своего визави в упор, уже без тени подозрения и высокомерия, очень внимательно. Можно было начинать. Гость еще раз откашлялся и заговорил вполголоса, монотонно, чеканя каждое слово.

– Землетрясение завтра начнется после того, как часы пробьют девять утра. Сначала с моря подует легкий бриз, после почти полного ночного штиля: утро на море будет туманным и спокойным. Затем туман отойдет от побережья вглубь океана, полностью очистив вид на Лиссабон с побережья. Собаки начнут скулить, кошки мяукать, дети – хныкать. Затем утренний морской бриз принесет с собой наводящий тоску и тревогу грозный и тихий рокот. В это время большинство горожан уже будут в храмах на утренней службе во славу Дня Всех Святых. Трагедия застанет их именно там.

Здания сначала качнутся прочь от моря, затем через мгновение волнение земли тряхнет их обратно, словно детские погремушки. А после страшный, невиданный доселе по своей силе первый толчок разрушит большую часть лиссабонских дворцов, домов и церквей, погребя под руинами бессчетное количество жителей, убивая и калеча без разбора всех, детей и стариков, кормящих матерей и немощных калек. Смерть будет идти с моря, из толщи океанических вод. К моему глубокому несчастью, синьор, первый толчок и вызванные им тысячи смертей под обломками зданий будут только лишь прелюдией к основной части этого Апокалипсиса.

Затем наступит черед второго акта кровавой трагедии. Люди в панике покинут свои дома и начнут стекаться к набережной: кто – надеясь отплыть подальше от зоны бедствия на своих лодках, кто – просто потому, что на открытом берегу захочет спастись от рушащихся повсюду зданий.

Однако, вместо того, чтобы предоставить этим несчастным убежище, море, спустя всего лишь полчаса после камнепада на суше, соберет еще одну смертельную жатву: огромная волна, вызванная возмущением морского дна океана, накроет все побережье Лиссабона и унесет вместе с обломками кораблей и лодок также и всю городскую набережную, и всех тех, кто будет находиться на берегу в тот злосчастный момент. А там к тому времени уже соберется немало будущих жертв Нептуна, поверьте. Речь идет о многих, многих тысячах людей, монсеньор.

Лицо де Мело, до этого бывшее просто бледным, после этих слов стало песочно-серым, в тон туфу, из которого была сложена его просторная веранда. Гость продолжал:

– Но, к бесконечному сожалению, и наводнение не поставит еще финальный аккорд в завтрашних бедствиях. Монсеньор, ваш любимый город после страшных землетрясения и наводнения, ждет не менее страшный пожар.

Достопочтенный господин министр, вы, может быть, помните одно место из откровения Святого Иоанна Богослова? С вашего позволения я процитирую: «Горе, горе тебе, великий город, одетый в виссон и порфиру и багряницу, украшенный золотом и камнями, и драгоценным жемчугом, ибо в один час погибло такое богатство! И все кормчие, и все плывущие на кораблях, и все корабельщики, и все торгующие на море стали вдали, видя дым от пожара его, возопили, говоря: какой город подобен городу великому! И посыпали пеплом головы свои, и вопили, плача и рыдая: горе, горе тебе, город великий, драгоценностями которого обогатились все, имеющие корабли на море, ибо опустел в один час» …

Воистину, как будто Иоанн писал это свое Откровение с завтрашних лиссабонских страстей… Огонь, разведенный с утра на кухнях и в молельных домах и вырвавшийся благодаря землетрясению на свободу из печей и лампад, в течение каких-то трех часов охватит большую часть города. Распространению пожаров также будут способствовать и нечистые на руку подонки вашего города, которые постараются воспользоваться завтрашним великим несчастьем для собственной наживы. И то, что уцелело в камнепаде землетрясения, сгорит в пламени пожара, который в течение нескольких дней безжалостно, словно голодный лев, пожрет последние останки вашей, еще сегодня такой блистательной столицы. Вот, что за невиданный человечеством Армагеддон ожидает вас и ваших сограждан.

Гость протянул руку к бокалу, теперь уже полному чистой воды и с наслаждением опрокинул его вверх дном, выпивая все до последней капли. На прогретой солнцем бескрайней террасе наступила такая тишина, что было слышно, как где-то вдали в деревушке ревет мул. С другой стороны от палаццо слышны были еще редкие крики чаек, парящих между линией моря и, полностью слившейся с ним сегодня на горизонте, безгрешной лазурью неба.

Министр сидел в той же позе, но его взор теперь был обращен не на незнакомца, словам которого после его фокуса c зеркалом, показывающим прошлое он теперь верил безоговорочно, а внутрь себя. Де Мело тщательно обдумывал две вещи. Первую: является ли на самом деле этот невероятный незнакомец посланником Господа, как он утверждает и нет ли тут хитрой дьявольской ловушки, попав в которую он должен будет отдать рогатому свою бессмертную душу (в том, что для слуг преисподней его душа имеет ценность благородный министр и примерный христианин не сомневался ни секунды). Однако, пораскинув умом как следует, он все-же решил, что риска нет. Если завтра произойдет так, как уверяет его сейчас незнакомец, то он, Мело, сделает все, что в его силах для спасения остатков города и выживших, а незнакомец получит право требовать для себя любую награду. Ну а если нет… если нет, то незнакомец заплатит самую дорогую цену, какую только может заплатить смертный человек за их сегодняшний обед. Надо лишь под любым предлогом оставить его во дворце до завтра. А если он не пожелает, так значит маркиз оставит незнакомца у себя в гостях против его воли. Aut non tentaris, aut perfice*.

Решив для себя первый вопрос, де Мело тотчас же задумался о втором, гораздо более важном. Если все, о чем ему только что рассказал незнакомец, правда, нельзя ли тогда каким-нибудь образом уменьшить столь ужасные последствия надвигающейся катастрофы? Сколько сейчас? О-о, да уже без четверти пять! Уже более двух часов назад они закончили обед, а ему казалось, что прошло около получаса. Перед мысленным взором деятельного министра мгновенно промелькнул колокол, сзывающий горожан на центральную площадь Лиссабона, солдаты, оцепляющие хлебные склады и создающие коридор для безопасного выхода жителей из города и многие другие масштабные картины…

Но для всех этих мероприятий, конечно, нужно было получить вначале формальное разрешение Жозе I, юного и не очень дальновидного короля. М-да. С этим могут возникнуть серьезные трудности. Де Мело живо представил, как, уговорив незнакомца сейчас отдохнуть и отправив с конвоем в гостевые покои (с приказанием не выпускать незнакомца из них до его приезда) он, спустя сорок минут уже вбегал бы в приемную короля.

Короля, разумеется, нет на месте, откуда ему знать, что кучер министра только что в кровь исхлестал спины андалусийских жеребцов-трехлеток, чтобы де Мело за сорок минут преодолел путь в три лье от своего палаццо до дворца монарха? Ниоткуда. А значит, еще минимум час пройдет от того момента, как он переступит порог дворца до того, как он сможет увидеть монарха. Далее, сам разговор. Разумеется, в глазах короля и всех придворных рассказ де Мело о его беседе с незнакомцем и все пророчества последнего относительно завтрашних страшных событий будут выглядеть чистым умопомешательством. Возможно, ему все же удастся убедить их в реальности завтрашней угрозы, так что же? Солнце уже сядет, а поднимать в ружье гарнизон ночью, равно как и пытаться в темноте объяснить перепуганным людям, что они сейчас должны покинуть свои дома и идти прочь из города, потому что якобы завтра тут будет землетрясение… нет, это решительно неосуществимо! Да и будем же реалистами, еще в королевском дворце меня поднимут на смех, какой там гарнизон! Жозе, ухмыляясь вместе со своей свитой, вежливо предложит мне отдохнуть от переутомления во дворце, точно так же, как он сейчас предложит это незнакомцу, а его шуты-молокососы будут соревноваться в остроумии, какое именно средство сможет излечить меня этой ночью. Вот чем закончится эта поездка. Святая Дева, что же делать? Что сейчас ему делать? И министр беспомощно обратил свой взор на незнакомца, который уже давно наслаждался закатными фациальными ваннами. И, наверное, догадывался о том сумбуре мыслей, наводнивших голову расстроенного премьер-министра, потому, что как только взгляд де Мело встретился со взглядом незнакомца, тот моментально продолжил:

– Мой глубокоуважаемый де Мело, если вы хотите услышать мое мнение о том, возможно ли сейчас что-нибудь сделать для жертв завтрашнего землетрясения, наводнения и пожара, то вот вам мой ответ: я очень сильно сомневаюсь в этом. Вам сегодня не поверят, а завтра еще, вполне вероятно, в довершение всего и казнят как пособника нечистой силы, сразу же после наведения в городе порядка после землетрясения.

И, вместо того, чтобы направить свои многочисленные таланты на восстановление города и страны, да-да, всей страны – вы же понимаете, что от землетрясения такой силы пострадают и другие города Португалии? – вы будете кормить своими останками ворон в поле. Ах, нет. Удобрите это поле своим пеплом. Ведь колдунов у вас до сих пор сжигают? – Этот вопрос, по-видимому, занимал незнакомца намного больше, чем все остальные: сожгут ли в этом случае де Мело на костре или, в духе просвещенного восемнадцатого века все же просто отрубят голову?

– Все еще сжигают, – безучастно ответил министр. Ему сделалось вдруг так горько и обидно, что внезапные слезы обильно смочили оба его глаза. Вот молодец, еще и расплакался, как дворовая девка. Теперь главное – не моргать, тогда гость ничего не заметит. Но незнакомец и не думал что-нибудь замечать. Напротив, он учтиво отвернулся и опять стал смотреть в сторону притихшего залива, на начинающее уже склоняться к горизонту солнце, так кстати позволив де Мело устранить все следы его секундной слабости.

Министр быстро промокнул глаза платком и высморкался, чтобы всем было понятно, зачем он вытаскивал его на белый свет из своего камзола. Он опять был подтянут и тверд. И так же медленно и твердо чеканя каждое слово, глядя незнакомцу прямо в глаза, будущий маркиз де Помбаль, граф де Оэйраш сказал:

– Я был бы крайне вам признателен, монсеньер, за ваше подробное видение того, что бы мне надлежало сделать завтра, а также в ближайшие дни для спасения моей страны и ее жителей. Благодарность моя, если монсеньер соблаговолит, конечно, великодушно принять ее от меня, не будет знать ни границ, ни времени.

Незнакомец склонил голову так, что де Мело не мог видеть выражения его лица. Солнце, между тем, уже подошло к линии горизонта. «Вот и закат, – подумал де Мело. – Закат над Тежу – что может быть чудеснее в это время года?» Увидит ли он этот закат еще раз? И если да, то неужели правда, что уже завтра он войдет в мировую историю как спаситель своей страны? Незнакомец поднял голову, и министр успел поймать своим острым взглядом след недавней улыбки на серьезном лице незнакомца.

– О, глубокоуважаемый синьор де Мело, я также, в свою очередь, бесконечно признателен вам за столь высокую оценку моих способностей, равно, как и за вашу щедрость, но, поверьте, что лучшей наградой для меня будут ваши решительные действия по спасению ваших соотечественников. Итак, основные моменты. Главное, что надлежит сделать в ближайшие после трагедии часы, синьор, это похоронить мертвых и накормить оставшихся в живых. Сеющие заразу трупы и умирающие от голода бездомные – плохие помощники в деле спасения страны. Организовать за городом на открытой местности лазареты для медицинской помощи пострадавшим. Затем – обезопасить город от мародеров. Лучшее средство для этого – патрули и достаточное количество виселиц. Ничто так не успокаивает мерзавца, как вид его повешенного товарища. И, наконец, последнее – обеспечить снабжение города и окрестностей хлебом из местностей, не пострадавших от землетрясения. Ибо ваши собственные склады с зерном также будут уничтожены огнем. После этого уже можно будет заняться расчисткой завалов и возвращением городу его прежнего облика. Вот и все, как вы изволили выразиться, подробное видение. И, кстати, те труды, которые будут опубликованы после этих событий, помогут всему человечеству в его борьбе со стихийными бедствиями. А восстановленный Лиссабон засияет еще ярче, на радость подданных и на изумление гостей вашей столицы. Господь этому свидетель! – При этих словах незнакомец перекрестился, краем глаза увидев, что маркиз тоже крестится, подняв глаза к небу вслед за ним.

– На этом все, мне пора, милорд, – сказал незнакомец, поднимаясь со стула. – Я понимаю, вам бы очень хотелось сейчас удержать меня в вашем доме, уговорить отдохнуть с дороги, но, поверьте мне, это было бы совершенно бессмысленное предприятие. Да вы и сами поймете это очень скоро. Поэтому, еще раз позвольте мне пожелать вам выдержки и стойкости во время завтрашней трагедии и последующих за ней нескольких дней. И, если вы не возражаете, позвольте мне еще раз поблагодарить вас за прекрасный обед и гостеприимство и на этом откланяться. Нам вряд ли еще раз придется встретиться на этом свете, к моему глубокому сожалению.

После этих слов де Мело медленно встал, отодвинув свой стул, и очень торжественно, даже немного картинно, склонил перед незнакомцем свою голову. Незнакомец в свою очередь тоже поднялся из-за стола в знак уважения, и теперь они стояли совсем рядом, друг напротив друга.

– Прошу меня простить, монсеньер. Я первый раз встречаюсь с человеком, который читает мои мысли, словно отрытую книгу. Господь свидетель, что я не хотел причинить вам вреда этим заточением в случае, если бы все, о чем вы мне только что рассказали, оказалось правдой. Да вы и сами, впрочем, это прекрасно знаете. И разумеется, что теперь после нашего разговора я ни в коем случае не стану вас задерживать ни под каким предлогом. Но позвольте мне в таком случае задать вам еще один вопрос. Мне очень важно знать на него ответ. И, кроме вас, никто не в силах помочь мне в этом.

– О, безусловно, господин министр. Вся моя эрудиция к вашим услугам, – учтиво поклонился незнакомец в ответ.

– Вопрос таков: за что нам все ЭТО?

Незнакомец, улыбнувшись, посмотрел на де Мело с такой теплотой и уважением, что будущий маркиз де Помбал опять смутился. За всю свою жизнь ему не приходилось смущаться столько раз, сколько за один этот обед, перешедший в ужин. Не отрывая своих теплых глаз от де Мело, незнакомец очень четко произнес:

– Это вам за ИНКВИЗИЦИЮ! – И внезапно растаял в прохладных сумерках террасы.

***

Вздрогнув, де Мело, наконец, проснулся. Ээээ, да все это был сон! Он потянулся за своим хронографом, сделанным по его заказу Жан-Жаком Бланпеном, его любимым и единственным часовым мастером – отсчитывающие секунды механизмы де Мело покупал для своего дома только у него. Этим его новым хронографом был бы счастлив обладать любой монарх, механизмом, конечно, не циферблатом. Ведь символику Бланпен делал исключительно под него: восьмиугольная бледно-золотая звезда в центре циферблата, обрамленная с четырех сторон правильными серебряными полумесяцами на лазоревом поле являлась фамильным гербом семейства Каравалью. На часах было ровно пять утра. Черт бы побрал этот странный сон! Теперь он больше не сможет заснуть и будет на утренней службе в честь Дня Всех Святых разбитым и зевающим. Но Бог ты мой, насколько этот сон был красочен! Насколько реален! А если это Бог посылает ему предупреждение? Ведь незнакомец во сне не только назвал точные дату и время, но и дал маркизу наставления, что следовало делать?

Да нет, какая чушь! Конечно, он просто переел той чертовой рыбы за ужином. Как Самуэл ее делает такой божественной?..

А если нет? Если и впрямь до ужасной Господней кары остается менее пяти часов? Надо подстраховаться, и немедленно. Он успеет. Он сделает все необходимые приготовления, а если беды не случится, спишет их на чрезмерную ретивость своих помощников, переусердствовавших в усилении мер безопасности во время праздника. Надо сейчас же закладывать карету и ехать к королю. Хотя нет… испросить аудиенции короля раньше девяти-десяти вряд ли получится, а это значит, что все, что он успеет сделать за сегодняшнее утро – это усилить наряды стражи в городе и обезопасить своих домашних и челядь. Ну и хорошо. Если весь этот сон окажется не его ночным бредом, то по крайней-мере совесть его будет чиста, он сделал все возможное в создавшемся положении. Министр вдруг успокоился. Он приказал разбудить всех домашних немедленно и приготовить ванную – и уже через четверть часа, пока грелась вода в купальне и готовилось его платье, давал наставления немолодому и очень толковому бразильцу Родриго, род которого верой и правдой служил Каравалью уже в третьем поколении.

Большой дом, еще четверть часа назад спящий мертвым сном, весь ожил и загудел, как утренний майский улей, освещаясь с каждым новым окном все ярче и ярче. Горничные несли платье, конюхи закладывали лошадей, а в столовой, освещенной десятком огромных канделябров, на белоснежной скатерти, словно из воздуха, как в сказке про Аладдина, появлялись хлеб, масло, оливки и блюдо со свежей брынзой – де Мело предпочитал завтракать просто. Все это отражалось в массивном серебряном кофейнике – в португальском поместье министра этот модный ныне напиток подавали уже лет шесть, после возвращения его из Вены, с поста австрийского посла. Через каких-нибудь полчаса де Мело, наскоро вымывшись в еле теплой воде и позавтракав, велел Родриго собрать всех обитателей дома здесь же, в столовой для важного сообщения. А сам, обмакнув перо в чернила (письменные принадлежности ему принесли вместе с кофе), принялся что-то быстро писать своим крупным красивым, почти каллиграфическим почерком. Через какое-то время все семейство маркиза и прислуга, потирая заспанные глаза, собрались в просторной столовой. Ввиду срочности собрания все, включая супругу Элеонору, первую красавицу Вены и Лиссабона, были в спальном белье, обернутые только пледами и одеялами. Жену с дочерью де Мело усадил за стол, Родриго встал рядом с маркизом, остальные – почтительно выстроились полукругом в двух метрах от стола сбоку от Помбаля. Маркиз закончил писать, быстро пробежался по бумаге глазами, коротко вздохнул и поднялся над столом, громко отодвинув дубовый стул. Несмотря на самую благодарную для него аудиторию, он все же чувствовал себя сейчас очень неловко. Де Мело обвел глазами каждого из собравшихся так рано в столовой и приступил:

– Мои драгоценные жена и дочь, мои верные слуги! Причина, по которой я собрал вас всех сегодня в такое раннее время, возможно покажется вам странной, чтобы не сказать безумной. Но я заверяю вас, что она от этого не станет менее грозной. Поэтому я прошу вас выслушать меня сейчас со всем вниманием и серьезностью. Мне этой ночью только что было видение столь реалистичное, что не поверить в то, что это не обычный сон, а Божье знамение для меня невозможно. Впрочем, совсем скоро мы это выясним.

Итак, вот что мне известно: через несколько часов этим утром на наш достославный город Лиссабон и его окрестности прольется великая чаша Божьего гнева. Земля разверзнется и загорится, как порох под нашими ногами, а море выйдет из своих берегов и обрушится на нас величайшим потопом. Каменные замки будут рушиться, как карточные домики, давя под своими глыбами тех, кто будет стараться укрыться за их броней, а те, кто понадеется спастись от землетрясения в море, будут смыты вместе со своими лодками и кораблями с причала. Огонь, землетрясение и потоп не пощадят никого, кто окажется на их пути. У меня, человека, трезво смотрящего на этот мир всю свою жизнь, есть предчувствие, что это произойдет. И лучше пусть вы сейчас подумаете, что я повредился рассудком, но сделаете все в точности, как я сейчас скажу, чем спустя несколько часов кто-то из вас окажется в числе пострадавших. Поэтому то, что я скажу, можете считать приказом. Приказом главы семьи и вашего доброго господина. Все меня поняли? – и он еще раз обвел залу своим уверенным пронзительным взглядом, встретившись глазами с каждым из присутствующих, и остановив свой взгляд на Элеоноре.

Почтительный гул и кивки. Горящий и твердый в своей вере взгляд его прекрасной Элеоноры. Никто и не собирался в столь ранний час усомниться в его здравом уме, зря он беспокоился. И де Мело, уже намного спокойней и доброжелательней, чем мгновение назад, продолжил.

– Видит Бог, если мой сон окажется всего лишь пустым ночным кошмаром, я первый посмеюсь над ним. А вы все – он посмотрел на слуг – получите хорошую награду за этот утренний бедлам. Но если он окажется пророчеством, то от того, насколько хорошо мы с вами подготовимся к беде, будет зависеть и наше благополучие, и сама жизнь. Поэтому сразу же после нашей беседы вы отправитесь собирать вещи. Берите только самое ценное, а также одеяла, тюфяки, подушки и теплые вещи, в которых вы не замерзнете, заночевав под открытым небом. Снесите ваши вещи с постелями в центр парка к цветнику, туда, где нет ни одного дерева и расположите отдельно так, чтобы не возникло путаницы, и чтобы каждый имел тюфяк, подушку и хотя бы одно одеяло. Родриго, ты отвечаешь за место для моей семьи. Поставь ограду или легкий шатер, чтобы графиня и Мария – при этих словах он нежно обнял свою четырехлетнюю дочь и поцеловал ее в лоб – смогли там разместиться со всеми удобствами. Не бойтесь помять газон и вытоптать цветник, вас за это не накажут. Оставьте с вещами детей, строго-настрого запретив им уходить от этого места, а тех, кто посмеет отойти, пообещайте безжалостно выпороть розгами. Далее. Вынесите вдоволь воды во всех кувшинах, которые вам удастся наполнить и все съестные припасы туда же, и поставьте охрану от детей. Начальник охраны подчиняется Родриго. Родриго подчиняется госпоже Леонор – именно так на свой португальский лад слуги переиначили ее имя.

Элеонора, которая, благодаря своим северным корням, была и так довольно бледна от природы, теперь и вовсе напоминала самый белый воск, какой только можно было найти на рынке Лиссабона. Но большие глаза ее, устремленные на супруга, все так же пылали решимостью и отвагой. И еще восхищением от того, как ее муж умел держаться в самые непростые для него минуты. В ответ на его последние слова она коротко кивнула и сразу же перевела свой взор на Родриго, который, также не говоря ни слова, поклонился ей, а затем и де Мело. Министр продолжил.

– После моего отъезда во дворец – а я поеду доложить о моем видении Его Величеству и неизвестно, когда вернусь, ведь, если этот катаклизм накроет Лиссабон, скорее всего я останусь с его жителями и буду руководить спасательными и восстановительными работами лично… так вот, после моего отъезда вы погасите весь огонь, который есть в доме, весь, до последней лампады на самой маленькой иконке, до последней головни в печке – это понятно, Родриго? Отлично. И приготовите достаточно горячих углей в горшке, чтобы легко можно было развести огонь посреди вашего временного ночлега. Стража должна организовать место для костра и установить два очага и вертел для приготовления пищи. Дрова и все масло также будет необходимо вынести из дома. Все дрова, которые есть. Неизвестно, сколько времени вам придется ночевать на улице. Короче говоря, на месте цветника вам нужно будет сделать походный лагерь, вооруженный всем необходимым. Все эти приготовления должны быть закончены не позднее восьми часов. После этого все взрослые слуги должны вернуться к своим детям и уже не должны никуда уходить от лагеря. Моя жена вместе с Марией все это время будет находиться в центре цветника и руководить всеми приготовлениями. Я постараюсь вернуться так быстро, как только это станет возможным, но мое возвращение может затянуться на очень долгий срок, как вы понимаете.

А теперь – время дорого, подходите к Родриго, он объяснит каждому из вас, что надо делать. Лошади и поклажа готовы? – И министр, еще раз поцеловав дочь и жену и прошептав Элеоноре несколько слов на ухо, махнул рукой и быстро зашагал к выходу из столовой, а потом и к выходу из дворца. Быстро сбежав со ступенек своего дома, он решительно шагнул в распахнутую для него дверь кареты, и через мгновение шестерка прекрасных андалусских коней уже выносила его из ворот палаццо под тонкий свист хлыста, никому не заметные скупые слезы Элеоноры и наводящий жуть на все вокруг резкий свист конюха. А еще через мгновение от маркиза и его кареты остался еле слышный затухающий вдали глухой стук копыт.