Читать книгу Токсичная невестка - Соня Дивицкая - Страница 6

«В тесноте, да не в обиде» – такой у нас культурный код. Только почему-то чаще всего теснота нравится людям с широкой задницей.

Лева с Лидушкой поселились на старой семейной квартире, которая предназначалась сестрице Танечке в приданое, о чем сто раз на каждом перекрестке было сказано: «Квартира Танькина».

Неплохая квартирка, по нашим скромным меркам, трешечка в центре микрорайона, ее получил от завода наш Любезный папочка еще в СССР. Потом, когда дети выросли, родители окончательно переселилась в Зеленый домик, там у Роз Михалны был ее зоомагазин и склад, и офис, и собаки, а квартира пустовала, поэтому Роз Михална отдала ее Леве. «Временно! – это она подчеркнула жирным три раза – Временно! До Танькиной свадьбы».

Но что такое «временно»? В нашем тихом провинциальном городке время течет в своем особенном темпе. У нас вообще никто не помнит сроки, обещания, договора… Мы помним только Новый год и День Победы, а все остальное у нас как Пасха, по скользящему графику. За пару лет Лидок привыкла к месту, как кошка к дому, и ее можно понять – уютное получилось гнездышко.

Мы с Антоном тоже любили эту квартиру, там было интересно, атмосферненько. Раньше в этом помещении был детский сад, поэтому окна были огромные, их не меняли, и рамы деревянные казенные оставили, только содрали краску и покрыли темным лаком. Запах дерева остался, и к нему примешалось что-то особенное, какая-то милая вонь из мешков с собачьим кормом, духи прохладные от прибалтийской «Дзинтерс», дым сигарет и растворимый кофе… Югославская стенка была забита книжками, на стенах в зале висели фотографии собак. Это были черные ньюфы, чемпионы из питомника Роз Михалны, ее лучшие кобели и суки, их призовые кубки занимали отдельный стеллаж.

Огромный пес – предел мечтаний советского ребенка. В этой квартирке всегда крутились какие-то собаки, которых Роз Михална на некоторое время переводила из вольера, обычно это были молодые сука со щенками. Я различала их по именам, по мордам, и собаки лениво улыбались на мои приветствия, обнажая синие губы, как будто говорили: «А-а-а… Это ты…». Щенки, совсем еще крошки, пушистые клубки, вставали на маленькие крепенькие лапки и тыкались мне в руки мокрыми носами…

Да… Мне тут нравилось, в Танькиной квартире, в гостях у Антона я всегда отдыхала, с книжками, с собаками и рюмкой «Амаретто», которое мы тибрили немножко из родительского бара. Антон?.. Мы почему-то с ним не волновались, что друг от друга никуда не денемся, как коробка конфет, которая полежит до праздника, дождется своего часа, и совсем не обязательно кидаться на нее и потрошить раньше времени. Так что его развратные подружки и мои брутальные друзья нас ничуть не раздражали.

В гости к Антону приходили красивые девочки, все поголовно отличницы. И умные мальчики, тоже отличники, и даже, не побоюсь этого слова, шахматисты. Никаких гулянок, от которых стонет подъезд, мы не устраивали. Мальчики играли в комп, тогда их было всего штук пять на весь город, девочки смотрели какой-нибудь фильм с тем самым переводчиком, который надевал на нос прищепку. Водка… Водку не помню, водки, вероятно, не было. Помню кофейный ликер и миндальное печенье, какие все-таки милые мы были дети. Чуть позже фигурировал пирог, медовый яблочный пирог еще горячим приносила Вероника, благо ее дом был всего в двух шагах.

Со своим пирогом она скрывалась на кухне, вроде бы чтобы порезать, и там о чем-то очень важном шепталась, шепталась, шепталась с Антоном, почему-то непременно с грустным лицом. А я валялась на диване, листала альбом с фотографиями и слушала Высоцкого…

Я любил и женщин, и проказы,

Что ни день, то новая была,

И ходили устные рассказы

Про мои любовные дела.

Антон мне подпевал, игриво прикрывая глазки, и снова убегал на кухню к Веронике, я улыбалась:

– Иди, иди, заваривай чаек…

Родительский альбом из путешествия по Англии я залистала наизусть. Как только в Союзе открылись границы, Роз Михална с мужем мотанули в Лондон купить племенного щенка. Это случилось сразу после визита Маргарет Тэтчер, Маргарет прилетела в Союз к Горбачеву. Железный занавес был снят, но я еще сомневалась, что Англия и вообще весь мир действительно существуют. Мне казалось, что планета не шар, а скорее поезд, который на нашем маленьком вокзале не останавливается. А с другой стороны, вот вам фото, вот Роз Михална на фоне того самого Биг Бена, как в учебнике английского, вот вам буржуйский гастроном, где Роз Михална сняла мясной отдел, которого в те голодные времена я не могла представить.

– Они там думают, что мясо солить не надо, – подбегала к нам сестрица Танечка, тогда она была еще маленькая. – Они думают, что для стейков выводят специальных соленых свиней!

Так что, как видите, в этой милой квартирке мы вели себя более чем прилично. Где-то уже часов в восемь, когда большие окна в зале становились темными и лампочки отсвечивали в стеклах, мы расходились по домам. А в девять приходил брат Лева, приводил пару девчонок, и это были уже не отличницы.

– Что мне делать? – хныкала Вероника. – Я же собираюсь за него замуж!

Смешно, конечно, разговаривать в семнадцать лет про замуж, но дело в том, что в нашем городке все до сих пор помешаны на «замуже» и вообще на теме выгодного брака. Родители в нашем городке до сих пор рассуждают как старички: «Приглядывай, – какое неприятное колхозное словцо, – приглядывай себе невесту. Чтоб из хорошей семьи… чтобы побогаче… и с квартирой». Квартира – это у нас в городке второй пунктик после замужа. Замуж и чтоб квартира – вот и все наши эротические мечты.

По всем стандартам позднего рабовладельческого строя Вероника считалась выгодной невестой: отец начальник местного газпрома, мать в поликлинике заведующая, квартира есть, и связи, то, что в нашем городишке называлось блат… Блат, кстати, знаете как переводится со старославянского? Грязь, всего лишь грязь, болото.

Вероника начала готовиться к свадьбе. Она регулярно пекла пироги и таскалась к Антону якобы меняться видеокассетами в эту самую квартирку на чаек. Родители Вероники тоже подключились, начали подруживать с родителями Антона… В принципе, ее отец был очень даже ничего, Роз Михалне он нравился, и Вероника нравилась Антону, девочка она была симпатичная, маман купила ей ротвейлера, создала детишкам общий интерес…

– Что-то я не помню пирогов? Про какие пироги ты говоришь?

Антон такие важные детали упускает, его арканили по всем провинциальным правилам, а он уже ничего не помнит. Впрочем, и тогда он тоже тормозил.

Вероника приставала к нему каждый раз: «Что ты молчишь, что ты молчишь?» Она хотела вытянуть из Антона три банальных словечка: «Вероника, я тебя люблю», чтобы на основании этого заявления вцепиться ему в горло и через пару годиков затянуть в наш любимый городской ЗАГС. Бедный мальчик не мог понять, что она от него хочет. Пирог поели, чайку попили, «Крепкий орешек» посмотрели, с собаками погуляли… Он провожал Веронику до подъезда, и там у почтовых ящиков она начинала.

– Почему ты никогда не говоришь со мной о своих чувствах?

Вах! О чуВСТвах он не говорит! Минус двадцать на улице! Февраль! Какие чувства? Короче, слава богу, нашелся добрый человек, и вскоре Вероника вышла замуж с опережением собственного графика. Кажется, на первом курсе или на втором.

Я заболталась!.. Извините! Вероника тут вообще ни при чем, мы говорили про квартиру. На чем я там остановилась?.. Дети подросли… Да! Дети подросли, и вот уже была назначена свадьба сестрицы Танечки, которой и была отписана в приданое эта самая квартира.

Если рассуждать без эмоций, то никакой особенной ценности эта недвижимость не представляла. Выкинуть книжки из шкафа, выдрать дерево, снять фото со стен, вышвырнуть на улицу всех собак – и все, никакой атмосферы не останется, будет обычная трешка в серой коробке с унылым видом на березу, лавку и сарай. Квартиру в нашем микрорайоне можно и сегодня снять за копейки. Поэтому никто не мог понять, чего она уперлась, Лидка? Почему не съезжает?