Читать книгу Единожды согрешив. Или недетское кино - Стас Канин - Страница 26

Начальник особого отдела за время службы привык к прочтению солдатских писем. Ведь это не только полезно для укрепления обороноспособности страны, но иногда любопытно и даже смешно. Правда сейчас было не до смеха. Он сталкивался с разным, то кто-то лишнего сболтнёт, делясь с любимой впечатлениями о службе, то кому-то деньги пришлют, завёрнутые в фольгу от шоколадки, то щепотку травки или шарик насвая в конверт уложат, в надежде на авось, но чтобы кому-то присылали порнографию, такого на его веку ещё не случалось. Распечатанный конверт принёс дежурный, отвечающий за корреспонденцию, отрапортовал и отошёл на пару шагов от стола, вытянувшись по стойке смирно. Полковник извлёк содержимое конверта, быстро пробежал глазами исписанный листок, и не найдя ничего крамольного, отложил его в сторону, после чего разложил перед собой присланные фотографии… Его лысина тут же покрылась испариной.

– Чей это солдат! – гаркнул он.

– Младший сержант Миронов. Прикомандирован к политотделу части. Куратор подполковник Тимофеев.

– Ко мне! Срочно!

– Кого, товарищ полковник? – нерешительно спросил дежурный.

– Тимофеева, ебиомать!

– Слушаюсь.

Павел Андреевич, как мальчишка бежал по плацу, распугивая марширующих новобранцев, опаздывать нельзя, просто так в особый отдел не вызывают.

– Разрешите войти, товарищ полковник? – так и не отдышавшись, бодро доложил он, войдя в кабинет главного особиста.

– Ну заходи, Тимофеев. Будем разбираться.

– Что не так, товарищ полковник?

– Всё не так! Ты даже себе представить не можешь на сколько «всё не так». Подойди.

Он положил на стол перед Павлом Андреевичем конверт.

– Твой?

– Так точно, мой, – прочитав фамилию, ответил он. – Что он мог такого сообщить? Он же простой художник политотдела, к секретной информации доступа не имеет.

– Да насрать мне на секретную информацию, – особист перешёл на крик, – ты посмотри, что ему присылают с гражданки. Это же ни в какие ворота!

На стол рядом с письмом полковник швырнул фотографию, на которой была изображена обнажённая девица в весьма фривольной позе.

– Это же распространение порнографии, – продолжил он орать, – статья уголовная!

– Убью сволочь! – в сердцах вырвалось у Павла Андреевича.

– Ты понимаешь, что нам будет, если узнают об этом залёте?

– Так может не будем докладывать… туда? – Робко поинтересовался он, кивнув головой вверх. – Я так понял, что фотография только одна?

– Да. Не хватало, чтобы их было больше.

– Мне кажется, что это фото его девушки… Ему скоро на дембель, может они к свадьбе так готовятся.

– Охренеть! Это же блядство какое-то. Я его на губе сгною!

– Он то тут при чем, товарищ полковник? Это же девка ему прислала. Может она чёкнутая.

– В общем так, Тимофеев, разбирайся с этим сам, – сменив гнев на более спокойный тон, произнёс особист, – но не дай бог, это где-то всплывёт… Ты меня знаешь.

– Все будет в порядке. Разрешите идти?

– Валяй. И не забудь эту порнографию.

Павел Андреевич заперся в кабинете и достал из папки письмо с фотографией. Хороша, сучка, подумал он, внимательно разглядывая изображённую на снимке белокурую девицу. А поза какая вызывающая, так бы и трахнул. Везёт этому Миронову, такую девку отхватил. Он почувствовал, как напрягся его член. Подполковник повесил на вешалку китель, походил немного по кабинету, подёргал ручку двери, проверив, заперта ли она, подошёл к окну и резким движение задёрнул плотные шторы.

Металлический браслет от часов ритмично затарахтел на руке, Павел Андреевич расстегнул его и нервно отбросил в сторону, не отводя взгляд от фотографии. Девчонка была прекрасна, она так возбуждала, своими формами и своей позой, что он не стал сдерживаться и кончил прямо на стол, заляпав календарный план культурно-массовых мероприятий части, лежащий под стеклом. Давненько он не дрочил, уже месяцев шесть, наверное. И как приятно было сделать это любуясь на такую красоту.

Павел Андреевич протёр стол носовым платком, скомкал его и выкинул в мусорную корзину. Снова прошёлся по кабинету и раздвинув шторы, выглянул на улицу, внизу стоял угрюмый Ленин на постаменте и указывал рукой прямо на него. Интересно, подумал он, а Ильич тоже дрочил? Смешно. Хотя, почему нет? Он же тоже человек был, и Крупская не всегда давала, не говоря уже об Инессе Арманд. Павел Андреевич в красках представил себе эту картину – сидит Ленин со спущенными брюками в своём знаменитом кресле, покрытом белыми простынями, держит в левой руке пакостную нэпманскую открыточку с голыми барышнями, а правой сжимает свой многострадальный писюн, кончает прямо на живот и вытершись простынкой, натягивает штаны, расправляет бородку и кричит секретарю: «А ну ка пригласите, батенька, ходоков. И чаю горячего подайте!»

Павле Андреевич порадовался буйству своей фантазии. Он взял ещё раз в руки фотографию с голой девицей и долго всматривался в её лицо, показалось, что кого-то она ему напоминала. Прошло около десяти лет после расставания с Норой, и за всё это время у него не было секса ни с одной женщиной, он находил утешение в мастурбации, что вполне его устраивало. Не нужно было ни за кем ухаживать, тратить впустую деньги, выслушивать упрёки и нравоучения. Достаточно было спустить штаны и включить фантазию, а дальше в дело вступали руки. Он, конечно, пользовался всяким подручным возбуждающим материалом, будь то странички с голыми панянками из каких-нибудь польских журналов, колода порнографических карт, тайком вывезенная из Берлина, ну и в последнее время иногда радовал видеомагнитофон, который Павел Андреевич брал на прокат у одного венгра. Пятьдесят форинтов за ночь это, конечно, было много, поэтому ограничивался одним разом в месяц, но старался выжать из этой ночи как можно больше. Доходило до того, что он дрочил по несколько часов без остановки, от чего член распухал и сладостно ныл, после того как напряжение спадало.

Но только сейчас Павел Андреевич понял, ничто так не возбуждало его в последнее время, как эта простенькая фотография, на которой была изображена миленькая белокурая девчонка. Он уже было собрался выходить, но желание возобладало, и, вновь задёрнув шторы, он сладостно кончил ещё один раз.

Спускаясь по лестнице в подвал, где находилась мастерская, он продумывал, как правильно поговорить со своим художником, чтобы и его напугать и, одновременно с этим, побольше узнать об этой красавице, чтобы потом можно было более предметно фантазировать, разглядывая её прелести. Фотографию он, конечно же, ему покажет, но вот отдаст вряд ли.

Через несколько минут Павел Андреевич вышел из мастерской, в полумраке подвального освещения не было видно насколько он бледен, взгляд был потерянный, устремлённый куда-то в пустоту, в руке он держал ту самую фотографию. Пройдя несколько шагов, он остановился и, прислонившись спиной к стене, обессиленно сполз вниз, дрожащей рукой поднёс снимок к глазам и долго, не моргая, смотрел на него. Ну конечно же – это была его Вика, как же он сразу не догадался, ведь не зря сердце ёкнуло, когда начальник особого отдела показал ему это фото.

– Ёбаный пидарас, – злобно прошептал он и смял фотографию.

По щекам покатились слезы. Павел Андреевич не помнил сколько просидел посреди коридора, когда он немного пришёл в себя, рядом стоял Валерка.

– Сынок, принеси воды, – выдавил он из себя.

– Товарищ подполковник, пойдёмте ко мне. Может в санчасть позвонить? Вы как?

– Не надо в санчасть, – произнёс тот, вставая, – воды хочу.

Он залпом осушил стакан. Сознание и чувства начали потихоньку возвращаться. Павел Андреевич разжал кулак и на стол упала смятая фотография. Он аккуратно разгладил её.

– Расскажи мне про эту девушку.

– Зачем вам? Я вообще не понимаю, что случилось?

– Расскажи.

– Я же вам говорил уже. Зовут Виктория. Мы учились вместе. Сначала в школе, когда они переехали в наш город, а потом в техникуме. Мне она очень нравилась. Я может быть даже любил её. Нет не «может», я любил… Люблю её.

– Ты говоришь переехали, а откуда? Когда?

– Я в первый класс ходил тогда.

– Значит это был где-то 80-й…, – задумчиво произнёс Павел Андреевич.

– Ну да.

– А откуда они приехали с матерью? Не из Венгрии случайно?

– Из Венгрии. Вика рассказывала, что там её папа служил. Я вообще не понимаю, что случилось? Зачем вы эти вопросы мне задаёте?

– Понимаешь… Мне кажется, что это… моя дочь.

В этот же вечер Павел Андреевич написал письмо Вике. Утром оформил в канцелярии приглашение, заверил его и отправился на почту. Её домашний адрес он заранее списал с конверта, который вчера отдал Валерке.