Читать книгу Письма, что не умели молчать - Стас Неотумагорин - Страница 9

***

Я ничего не объясняю. Не потому что ленюсь или из гордости – потому что давно поняла: тот, кто по-настоящему нужен, прочитает меня даже во время урагана. Это не фетиш самостоятельности – это практика экономии слов и силы. Вместо объяснений я поправляю не макияж, а воспоминания: убираю складку старой боли, поправляю линию надежды, делаю так, чтобы прошлое не мешало дышать сейчас.

Из этого выходит моё отношение к удовольствию. Оно не измеряется часами сна или температурой подушки – оно определяется тем, с каким чувством ты в него уходишь. Если день прожит честно, усталость сладка, как мёд; если мысли чисты – сон приходит легко, как нежданный друг. А ещё – есть особая сладость пробуждения, когда знаешь, кто тебя обнимет утром. Это не требование; это верификация: мир подтвердил тебя, и ты снова цела.

От того, как я сплю, вытекают и мои ожидания от мужчины. Мне не нужен принц в доспехах; мне нужен тот, кто умеет не мешать. Не спрашивать «кем ты работаешь», а понять по движению плеч, по тому, как ты читаешь, по температуре твоих пальцев. Чтобы один поцелуй мог нарушить систему координат – или хотя бы стереть след вчера. Чтобы звонок в середине дня был не из-за проблем, а потому что чей-то голос не может жить без твоего.

И если ты думаешь, что слабость и сила – противоположности, подумай ещё раз. Вкус, достоинство, мягкость и стойкость – это одна ткань. Она притягивает всех – и тех, кто даёт согреться, и тех, кто хочет поживиться. Их приход – не диагноз мне, а доказательство моей силы: солнце всегда привлекает. Притяжение показывает не мой недостаток, а их проблему.

Порадовать – не подарить вещи. Порадовать – значит разгладить день: словом, прикосновением, молчанием, которое говорит «здесь тебя не тронут». Это умение видеть мелочи: что она не ела, что замёрзли её пальцы, что в её молчании – не обида, а усталость быть сильной. Быть рядом и удерживать – вот где настоящее умение заботы, не громкое, а плотное, как ладонь на запястье.

Этот баланс во всём. В жизни, в погоде. Дождь например. Дождь и женщина -странные родственники: появляются тогда, когда усталость уже слишком тяжела, и дают разрешение быть мокрой, тёплой, глупо любимой. Дождь смывает; женщина запоминает. Дождь умывает следы, женщина хранит то, что осталось: запах волос, тон голоса, как ты держал её руку. Не теряй это – такие люди не повторяются. Они приходят один раз и остаются как образ дома, в который вошли без стука.

Возможно, отсюда вытекает и моё нежелание к браку как форме. Я не против союза – я против вмешательства. Я хочу, чтобы меня не трогали без нужды, не спрашивали «что на ужин», не учили быть счастливой. Мне нужна тишина: в бокале, в теле, в голове. Мужчина рядом – чтобы он не мешал просто быть, а ещё дополнял молчанием, которое читает меня лучше любых слов.

Иногда жизнь играет роль игривого любовника: дождь стучит в подоконник, солнце прячется, и всё ещё прекрасно. Потому что есть утро, есть ты, есть чай с мёдом и мысль о ком-то, кто думает о тебе, даже когда ты забыла о себе. Это маленькое признание – оно важнее показного сияния: не всё должно быть ярким, чтобы быть настоящим.

Я умею справляться – зарабатывать, говорить «нет», решать задачи. Но умение быть сильной не отменяет того, что внутри иногда пусто. Вечером, когда свет выключен, никто не слышит, как хочется просто, чтобы кто-то обнял без слов и ожиданий. Этот жест – не требование, а позволение быть уязвимой.

Если ты уйдёшь – я отпущу. Я не из тех, кого уговаривают, и уговаривать меня бессмысленно. Но знай: если ночью станет страшно, если в темноте память превратит дом в чужое место, я отвечу. Я не якорь, который держит; я свет в окне, который горит, даже когда ты уже вышел в ночь. Это моя форма любви – не ловить, а быть доступной.

И здесь, всё как-то связно с этим. Жизнь, любовь, красота. Без красоты никуда. Как там: «Красота спасёт мир» звучит часто, и потому рискует стать открыткой. Но если оживить эту фразу – она перестаёт быть лозунгом и становится конкретным действием: упорядочиванием хаоса, возвращением дыхания. В японском саду камней пространство лечит: человек входит с грузом и выходит, будто выдохнул вековую пыль. В кривых творения Гауди камень напоминает: в городе – место для игры. В блюзе – звук вытаскивает из бездны. В больничной комнате, где есть рисунок и музыка, тело выздоравливает быстрее. Красота действует прямо на человека – как лекарство.

Поэтому красота не витрина; она – инструмент исцеления личного. Она возвращает человеку человеческое там, где мир уже почти сделал из нас пыль. И наверно потому Достоевский не просто повторял слова – он завещал. Так что живи так, чтобы твоя красота – внутренняя и внешняя – могла спасти хотя бы одного человека. Кого ты сегодня готова согреть?