Читать книгу О, боже, снова Париж! Наблюдая за французами - Стефан Кларк - Страница 4

К тому времени, как мы отыскали номер телефона хозяина автомастерской, а потом, перекрикивая шум, доносившийся с места очередной аварии, объяснили ему свою проблему и узнали о том, что наша машина благополучно заперта в его гараже и что лично он не собирается мчаться туда, только чтобы достать какие-то сумки, из дома донеслись звуки, похожие на признаки жизни.

Маленький мальчик с рыжевато-каштановыми волосами, в голубых плавках, выбежал в сад и увидел нас, улегшихся под зонтиком.

– Фло! – взвизгнул мальчик.

– Мой племянник, – объяснила Флоранс. – Симен, сын моей сестры.

«Странные у них тут в провинции имена», – подумал я.

Мальчишка плюхнулся на траву, чтобы обнять тетю, при этом с подозрением оглядывая меня.

– Он маленький, – сказал он.

– Симен! – укоризненно произнесла Флоранс, как будто ее племянник указал на физический недуг, о котором неприлично упоминать вслух.

Я не придал значения его словам. В конце концов, при моих шести футах у меня нет пунктика насчет роста. К тому же я был одет в мешковатые шорты, так что вряд ли малец мог комментировать прочие особенности моего телосложения.

– Bonjour. Je suis Paul[14]. – Я протянул парнишке руку. Это лишь усилило его подозрительность.

– Он разве не хочет поцеловать меня? – спросил он у Флоранс.

– Он англичанин, – ответила она.

Казалось, это вполне объяснило все странности, связанные со мной, и мальчик – я уже догадался, что на самом деле его звали Симон, – отстранился от своей тети и чмокнул меня в обе щеки.

– Но все-таки он маленький, правда? – прошептал он Флоранс.

Она неодобрительно фыркнула и спросила:

– Где бабушка?

– Еще храпит.

– А Мишель здесь? – поинтересовалась Флоранс. Мишель – это ее старший брат, я о нем уже был наслышан, но встречаться нам не доводилось.

– Oui. Но он никогда не встает с постели.

Мы прошли в кухню, желая промочить горло. Маленький Симон крутился возле Флоранс, словно щенок, которого по крайней мере два дня не выводили на прогулку. Но при этом он постоянно косился на меня, будто боялся, что я могу стащить его любимую игрушку. Все-таки было во мне что-то, что его беспокоило.

Прохлада кухни принесла облегчение после солнцепека в саду. Каменные плиты пола приятно холодили ступни. Я откупорил пузатую бутылку пива «Kanterbräu» и с жадностью осушил ее, чуть ли не залпом. На пояснице конденсатом выступили капли пота.

Удовольствие сменилось шоком, когда я сел за длинный обеденный стол и разбил оба колена.

– Ах да, я забыла тебя предупредить, – сказала Флоранс. – Будь осторожен, когда садишься за этот стол.

Я встал (колени, как я обнаружил, были целы, разве что помяты, как машина) и внимательно оглядел стол.

Длиной футов в десять, из темного дерева, он казался вполне нормальным по высоте. Но под исцарапанной столешницей располагались глубокие ящики, ограничивая пространство для ног, так что только лилипут мог с комфортом отобедать за таким столом.

– Это традиционный коррезский стол, – объяснила Флоранс. – Мой прадед сам его сделал, когда построил дом.

– А у него что, ног не было?

– Да были, конечно. Просто у нас не осталось стульев его работы. Они тоже были очень низкими.

– А вы не можете подпилить ножки у этих стульев? – Я жестом изобразил ампутацию. – Или добавить несколько сантиметров ножкам стола?

– О нет, Maman это не понравится.

Маленький Симон вдруг опять прижался к Флоранс.

– Он хочет распилить наши стулья? – с ужасом спросил он.

– Нет, нет, – заверила племянника Флоранс. И посмотрела на меня: – Все нормально, Пол, ты быстро привыкнешь сидеть за столом боком.

– Ma chérie![15]

В кухню быстро вошла женщина. На ней было коричневое платье-кафтан, а потому не представлялось возможным угадать, была она тощей, как селедка, или такой же грузной, как ее обеденный стол. Она бросилась к Флоранс и звучно поцеловала ее в обе щеки. Пока они стояли, обнявшись, я успел заметить, что мадам Фло-старшая была очень фигуристой для своего комфортного пятидесятилетнего возраста.

– Maman, je te présente Paul[16].

Maman повернулась ко мне. Я улыбнулся ей, всем своим видом воплощая благодарность юноши к женщине, выносившей его возлюбленную.

Мать Флоранс тепло улыбнулась в ответ и положила руку мне на плечо, чтобы я приблизился и она смогла поцеловать и меня. При этом я заставлял себя не думать о том, что пышный бюст тещи касается моей груди.

– Enchanté, Madame. Vous allez bien?[17]

– Можешь звать меня Бриджит, – сказала она, побуждая меня сразу же перейти на «ты». – Qu’il est mignon![18] – прибавила она со смехом и снова поцеловала меня в щеку. Mignon, насколько мне было известно, означает «прелестный». Впрочем, этим же эпитетом обычно награждают морских свинок.

Бриджит была миниатюрной и грациозной, как и ее дочь, но совсем не походила на индианку. Ее волосы, подстриженные густым бобом, были темно-рыжими – в такой цвет красятся брюнетки, скрывая седину, – а кожа была очень светлой. Она улыбалась так же жизнерадостно, как и Флоранс, у нее были такие же смеющиеся глаза, и вообще она излучала вселенскую любовь к человечеству.

И я не думаю, что все это было заслугой прозака.

Мы обменялись сжатыми резюме. Она работала учительницей начальных классов, an institutrice, в школе в пригороде Тура. Я отрекомендовался как будущий владелец английской чайной.

– Ah oui, Maman[19], – вмешалась Флоранс. – Я увольняюсь, хочу работать в чайной.

– Что?

Я вдруг стал выглядеть не таким уж mignon. Нетрудно было догадаться, что из безобидного экзотического бойфренда я разом превратился в источник тлетворного влияния, убедив бедную дочурку мадам отказаться от гарантированного заработка. Вселенская любовь испарилась, уступив место нескрываемому осуждению.

– Oui, Maman, mon boulot me faisait chier. – Флоранс заявила, что от этой работы у нее понос, как будто офисные работники в большинстве своем предпочитают мучиться запорами.

Она объяснила, что ее компания внедряет «plan social»[20], предлагая сотрудникам выплату годового заработка или ранний выход на пенсию. Даже в условиях спада французской экономики людей редко вышвыривают на помойку. Так что Флоранс приняла предложение работодателей и теперь собирается вместе со мной трудиться в salon de thé[21].

– Ну, а что ты будешь делать в этом salon de thé? Станешь официанткой? Для этого ты училась на бухгалтера? – Бриджит печально улыбнулась мне, словно давая понять, что вовсе не имеет в виду, будто ее дочь слишком хороша для меня. Даже при том, что так оно и есть.

– Это маленький бизнес, Maman, мы сами будем делать все. Знаешь, Пол возглавлял маркетинговую службу в крупной компании, но оставил ее ради того, чтобы открыть собственный чайный салон.

Бриджит прислонилась к полированной каминной полке и оглядела меня: небритый иностранец в футболке с потускневшим британским флагом и во вьетнамках явно не тянул на главу чего-то серьезного, разве что международной ассоциации бездельников, ошивающихся на пляжах.

– Во французской компании?

– Да, – кивнула Флоранс, – а еще раньше – в английской.

– Хм… – По какой-то необъяснимой причине эта информация в некоторой степени впечатлила Бриджит. – В Лондоне?

– Да, Maman, в Лондоне.

– Говорят, это самый дорогой город мира.

– Да, это так, но, к счастью, зарплаты пропорциональны ценам, – заметил я и выпрямился в полный рост, рискуя набить шишку об низкие потолочные балки.

Maman подошла к холодильнику и достала большой стеклянный кувшин, наполненный розовой пеной.

– Будешь клубничный сок? – спросила она меня.

– Клубничный сок?

– Да, у нас так много клубники, что не знаем, куда ее девать. Я взбиваю ягоды миксером, добавляю немного воды, сахара, лимонного сока – и voilà[22].

– Мм… это должно быть délicieux[23], – сказал я, думая о том, что «сок» больше похож на пюре из овечьих мозгов.

Мы сели за стол, вывернув колени в сторону, и выпили по бокалу розовой слизи, которая к тому же застревала в зубах. Маленький Симон был единственный, кто с удобством расположился за столом. Остальные были похожи на трех Белоснежек, присевших на корточки для общения с гномами.

– Ну и где же находится этот salon de thé? – спросила Бриджит с едва заметной агрессией.

– Рядом с Champs-Elysées[24], – сказал я.

– Должно быть, аренда очень дорогая.

– Я договорился о хорошей цене.

– И когда вы открываетесь?

– A la rentrée, первого сентября, – сказал я.

– Да, Maman, над проектом работает Николя, – вставила Флоранс. – Ты помнишь Николя?

– О да, Николя, он был такой mignon! – томно вздохнула Бриджит.

Я задался вопросом, насколько близко она знакома с архитектором, надзирающим за ремонтом в моей чайной. Флоранс рекомендовала мне его как молодого архитектора, который возьмется работать за приемлемую плату по той простой причине, что он был «мальчиком, с которым я училась в школе». Парижанки сплошь и рядом окружены «мальчиками, с которыми учились в школе», ведь мало кто из них уезжает из Парижа учиться дальше или искать работу. Вопрос, разумеется, в том, как далеко они зашли в своей школьной дружбе.

Этот Николя был довольно симпатичным парнем, если вам нравятся высокие, бледнолицые, артистические натуры в безукоризненном «кэжуал» от ведущих дизайнеров и с гипертрофированным самомнением.

Конечно, для меня было большим утешением знать, что друг Флоранс взял на себя все, к чему я был не способен с чисто лингвистической точки зрения: получение разрешения на строительство, согласование расценок, закупка материалов, поиск рабочих. Но все-таки вопрос о его месте в сексуальном резюме Флоранс прочно засел в моем мозгу. Все-таки одно дело, когда ты нанимаешь знакомого тебе архитектора, и совсем другое, когда трудоустраиваешь экс-бойфренда своей девушки.

Я сделал мысленную пометку позвонить Николя в уик-энд, чтобы убедиться в том, что все будет готово к утру понедельника, когда должны явиться ребята с кувалдами и уничтожить все улики, указывающие на то, что прежде в помещении располагался обувной магазин.

– Он был очень большой, этот Николя? – спросил маленький Симон.

– Замолчи, Симон! – приказным тоном произнесла Бриджит и улыбнулась мне, словно говоря: «Не обращай на него внимания, он просто глупый».

– Вел кам, вел кам!

В дверном проеме гостиной, пригнувшись и скаля зубы, стоял человек примерно моего возраста и похожих габаритов. Это был Мишель, старший брат Флоранс.

Как и у Флоранс, в жилах его текла идеальная смесь из французской и индийской крови; кареглазый, с длинными конечностями, Мишель являл собой этакого мужчину latte[25]. В отличие от сестры, тело его было покрыто густой растительностью, что компенсировалось тенденцией к ранней лысине, которую он пытался скрывать, стягивая волосы в короткий конский хвост. Мишель не надел рубашку, так что я мог увидеть намечающийся пивной живот, а его шорты были еще более мятыми, чем мои. Я догадывался, что он в них и спал.

Он поцеловал Флоранс и схватил мою руку, с любопытством и жалостью одновременно вглядываясь в парня, который спал с его сестрой.

Отмахнувшись от предложенного сока из овечьих мозгов, он прошел к холодильнику, достал бутылку газированной воды «Бадуа» и с жадностью ее ополовинил, задыхаясь от щекочущих нос пузырьков.

– Мишель, эта бутылка для всех, – заметила Бриджит, и он рассмеялся – вылитый ребенок, который не привык слушать то, что говорят родители.

Я вместе с Флоранс рассказал о нашей аварии, и Бриджит объявила: раз мы проведем в Коррезе несколько дней, мы вполне сможем помочь ей по хозяйству. Похоже, о каникулах в ее загородном доме можно было забыть. Оказывается, все вокруг сыпалось, гнило или поедалось паразитами. Во мне шевельнулось дурное предчувствие.

Мне на выбор было предложено несколько вариантов времяпрепровождения в Коррезе. К сожалению, послеполуденная дрема в объятиях Флоранс среди них не значилась. Зато можно было собирать салат, редис, кабачки или клубнику, очищать ото мха крышу сарая или копать.

– Вы строите бассейн? – спросил я. Дело в том, что я уже успел заметить большую яму, выкопанную на склоне позади сарая.

– Нет, это будет канава для септика, – объяснила Бриджит.

– Для чего?

– Ну знаешь, такой резервуар для… в общем, понятно…

– Для кака и пипи, – хихикнул Симон.

– У вас разве нет туалета? – удивился я, предвидя ранние утренние пробежки с целью удобрения зеленых насаждений.

– Да есть, конечно, только он старомодный.

– Старомодный? – Выходит, проблема в том, чтобы установить последнюю модель септика?

Объяснять взялась Флоранс, в то время как Бриджит напряженно вслушивалась. Судя по всему, для нее это был болезненный вопрос и она принимала его слишком близко к сердцу.

Вскоре я уже был в курсе того, что все дома в коммуне имеют септики, но ни один из них не соответствует «aux norms» – иначе говоря, современным строительным нормам. Выходит, заполнять городские окраины огромными рекламными щитами и уродовать промзонами считалось в порядке вещей, но вот иметь септик ненадлежащего размера закон запрещал.

В коммуне Бриджит септики представляли собой кирпичные бункеры в саду, где веками эффективно перегнивали продукты жизнедеятельности. Однако с появлением стиральных и посудомоечных машин многие стали выкачивать теплую воду из своих домов прямиком в придорожные канавы, превращая окрестности в субтропические сады, и муниципалитеты уже не могли контролировать это буйство. И вот местный мэр получил региональный грант на оборудование больших современных септиков, способных накапливать сточные воды.

– Разве они не обязаны выкопать для вас яму? – спросил я.

– Да-да, но… – Бриджит содрогнулась.

– Maman опасается, что они повредят водопроводные трубы или корни каштана, – объяснила Флоранс.

– Ха! – произнес Мишель. – Просто она не хочет, чтобы чужие мужики копались в ее…

– Мишель! – Бриджит вспыхнула, и ее щеки обрели цвет клубничного сока.

– Как бы то ни было, – продолжила Флоранс, – Maman хочет, чтобы мы сами выкопали яму.

– Пожалуй, я предпочел бы собирать кабачки, – заметил я.

– Хорошо, покопаешь завтра, – согласилась Бриджит. – Но учти, что нужно копать очень осторожно, чтобы не пробить старый бак.

Короче говоря, мои французские каникулы ожидало в прямом смысле дерьмовое начало.