Читать книгу Восьмой круг. Златовласка. Лед (сборник) - Стенли Эллин - Страница 15

Диди не могла удержаться от того, чтобы не подсаживаться к чужим столикам. Когда она вернулась после третьей вылазки, Мюррей указал ей на стул и сказал:

– Предупреждаю честно. Если встанешь отсюда еще раз, сломаю твою красивую руку. Теперь садись и сиди.

Она повела себя как ни в чем не бывало:

– Дорогуша, что ты говоришь? Я не могу удержаться, если знаю людей, так ведь?

– Можешь, и не трать время на хлопанье ресницами. Я видел отсюда, что человек, с которым ты только что разговаривала, не имел ни малейшего представления, кто ты.

– Хм, – произнесла Диди. – Ну, может, раньше мы не общались, но это Тед Холлоуэй, он поставил на телевидении несколько вещиц, в которых я участвовала. Сейчас он делает большую теледискуссию, и я подумала, что будет хорошо, если смогу помочь. И вообще, обо мне мы почти не говорили. Речь вели главным образом о тебе. Мужчина с ним – это Уоллес Кроули, лауреат Пулитцеровской премии. Он хочет написать вместе с тобой книгу.

– Завтра первым делом за это примемся. Теперь, пожалуйста, послушай меня.

– Я слушаю. Я вполне могу есть и одновременно слушать, разве нет?

– Надеюсь. Помнишь Рут Винсент, ты познакомилась с ней в тот раз у Харлингенов? Ту, из-за которой подняла такой шум?

– Помню.

– Ну, не нужно смотреть на меня с такой подозрительностью. Я только хочу, чтобы ты устроила у себя небольшую вечеринку и пригласила ее. Но чтобы возле нее не было одинокого мужчины, потому что это будет моя сфера деятельности. Сделаешь это?

– Ни за что!

– О, прекрасно, – сказал Мюррей. – Я думал, то настроение у тебя уже прошло.

– Это не настроение, – ледяным тоном заявила Диди.

– Какой там черт нет! Если назовешь настоящую причину…

– Я уже назвала, и ты ее знаешь. Мюррей, мне не нравится эта девица. Не думаю, что она хороша для тебя. И не стану устраивать вечеринку для всяких…

– Успокойся, фурия, и давай не отклоняться от темы. Ты придумываешь добрый совет, но я его не просил. Я только хочу знать настоящую причину того, что ты…

На плечо Мюррея легла рука, он поднял взгляд и увидел раскачивающегося Кроули, лауреата Пулитцеровской премии.

– Мистер Мюррей Керк, великий детектив, – произнес Кроули с пьяной нежностью. Грузно сел. – Не возражаете, если я посижу здесь, правда?

– Конечно, возражаю, – сказал Мюррей, – но пусть вас это не волнует.

– Большое, большое спасибо, – сказал Кроули. Он был сильно пьян, но говорил почти членораздельно. – Большое, большое спасибо. И это еще не все.

– Позже, – сказал Мюррей. – Не сейчас. Как-нибудь потом, amigo[24].

– Ладно. Эта леди, – Кроули нагло подмигнул Диди, потом, довольный собой, подмигнул еще раз, – говорит, что вы знаете все о детективной работе.

– Неправда, – сказал Мюррей. – Слушайте, приятель, почему бы не попытать счастья за другим столиком? Может, там повезет больше.

– Ха! – презрительно произнес Кроули. – Скромный. Очень скромный. Противно видеть, как человек держит свой свет под пудом[25].

Диди утешающе похлопала его по руке.

– Не расстраивайся, дорогуша. Мюррей из тех, кто любит, чтобы его уговаривали. Давай, скажи ему о книге.

Кроули захлопал глазами.

– О книге?

– Конечно, дорогуша, – ободряюще сказала Диди.

– А-а, книге. О старом Макклеллане. Старом Джордже Бринтоне Макклеллане, самом худшем… – Кроули запнулся и затем произнес эти слова внятно: – Самом худшем мерзавце во всей Гражданской войне. Вот кто он был. – Он подался вперед и разложил на столе нож и вилку. – Видите? Это старый Роберт Эдвард Ли. Это старый Джордж Макклеллан. Но военной разведки нет. Слушаете? Старина Джордж говорит: «Я могу задать трепку Роберту Э. Ли, но сначала мне нужно узнать, сколько солдат у него в армии». И посылает за старым подлым Пинкертоном, лучшим детективом на весь мир. «Мистер Пинкертон, – говорит, – разузнайте для меня, сколько солдат у старого Ли». Пинкертон возвращается. «Сэр, говорит, – и Кроули едва не упал со стула, размашисто отдав честь, – сэр, у Ли миллион солдат. Мало того. Миллион миллионов солдат! Мало того, сэр, они вооружены до зубов! У них есть пушки, зонтики, шпаги и всевсе!»

Диди посмотрела на Мюррея.

– Господи, – беспомощно произнесла она, но продолжать ей не дал вошедший в раж Кроули.

– Старина Джордж слушает это, – заговорил он, приставив ладонь к уху, – и приходит в ужас. Почему? Потому что не знает, что все, сказанное старым подлым Пинкертоном, – ложь! Каждое слово – выдумка. Знает только, что не может победить миллион миллионов солдат. Поэтому сидит и выжидает, пока Линкольн не отстраняет его от командования армией, и весь мир считает, что он рохля. Слушаете?

– Слушаю, – ответил Мюррей.

– Отлично. Но кто сделал из него рохлю? Старый, подлый Пинкертон, вот кто! Старый великий детектив говорит кучу лжи. И вот я хочу знать: почему? Может, он глупый? Может, его подкупили? Вы знаете детективную работу, так скажите мне. Кстати, как вас зовут?

– Шеридан, – ответил Мюррей. – Старый Фил Шеридан[26].

Кроули захохотал.

– Сукин сын, это замечательно! – проревел он, восторженно колотя по столу. – Вас зовут Мюррей Керк, вы подлый старый детектив, но мне нравитесь!

– Мистер Кроули… – произнес официант за спиной Мюррея.

Кроули угрожающе замахал над головой столовым ножом.

– Идет кавалерия! – заорал он. – Идет старый Фил Шеридан!

Внезапно появился метрдотель с двумя официантами.

– Мистер Кроули, – сказал он, – думаю, нам следует проводить вас в комнату отдыха.

Мюррей втолкнул Диди во вращающуюся дверь и вывернул ее на улицу.

– Старая Диди, – сказал он, присоединясь к ней. – Старая Диди и ее друзья.

– Дорогуша, я все пыталась, пыталась тебе сказать, а ты никак не слушал. Выслушай меня, пожалуйста.

– Нет.

– Выслушай! Я пыталась сказать тебе, что он был совсем не таким, когда я с ним разговаривала за его столиком. Совсем не таким.

– Кто бы мог подумать, что в старике окажется столько выпивки?[27] Замечательно. Это понравилось бы даже старому Фрэнку Конми. Он всегда любил сочные парафразы Шекспира.

– Отвратительно, – устало сказала Диди. – И тут очень холодно. Куда отправимся теперь?

– В «Сент-Стивен».

– «Сент-Стивен»! Но ведь еще только девять часов! Никто не возвращается домой в такую рань.

– Ну и что? Давай поживем опасно для разнообразия.

Он наливал на кухне коньяк в суженные кверху бокалы, когда из спальни донесся громкий голос Диди:

– Мюррей, где все мои вещи? Я не могу найти их в чулане, а тут прямо-таки холодильник.

– Тогда выходи из чулана и загляни в нижний ящик гардероба. И перестань так кричать. Что подумают соседи?

– Пошли они, – сказала Диди, как Мюррей и ожидал.

Когда она появилась в легком неглиже цвета слоновой кости, он сидел на кушетке, согревая в каждой руке по бокалу. Она взяла один и лениво подняла к свету.

– Мюррей, для чего ты убрал все в гардероб?

– Из-за уборщицы. Она теперь последовательница Отца Дивайна[28] и так преисполнена праведности, что над головой у нее образовался нимб. В общем, мне стало неловко, потому что знаю, что из-за этого, ей неудобно входить в чулан, поэтому я кое-что предпринял. Вот и все.

– Ты серьезно?

– Конечно. Неужели думаешь, я мог бы экспромтом придумать что-то столь невероятное?

– Пожалуй, нет. А ты приятный во всех отношениях, правда, дорогуша? – Диди уютно растянулась, положив голову ему на колени, а щиколотки на подлокотник кушетки. – Я думала, это администрация, и собиралась резко выказать недовольство по этому поводу.

– Нет-нет. Администрация высоконравственна – это так, но только в отношении более дешевых комнат. И не пытайся пить, опустив голову. Захлебнешься.

– Не захлебнусь. Вот посмотри.

Мюррей посмотрел с восхищением.

– Знаешь, превосходный трюк. Где ты ему научилась?

– А-а, в Амарильо, еще маленькой. Постоянно пила из крана, опустив голову. Решила, что могу научиться этому, и в конце концов научилась.

– Молодчина. – Мюррей допил коньяк и глубоко вздохнул. – Диди, ты слушаешь?

– Угу.

– Тогда слушай внимательно. Когда мы были на той небольшой вечеринке, где я познакомился с Рут Винсент?

– Ну до чего ты ограниченный! И перестань гладить мой животик. Не хочу, чтобы ты гладил мой животик, когда просишь помочь тебе соблазнить кого-то.

– Черт возьми, кто говорит о соблазнении? И у тебя это не животик. Он только у маленьких девочек. У тебя брюхо.

– Ну, что бы это ни было, перестань. Мюррей, я не шучу. Из-за этого я чувствую себя совершенно непристойной.

– Извини, – сказал Мюррей. – Кажется, иногда я не очень сообразителен.

Диди села и опустила ноги на пол.

– Пожалуй, – сказала она, а потом недоуменно уставилась на него. – Мюррей, что там с этой девицей? Ты влюблен в нее?

– Влюблен. Поразительно, правда?

– Хочешь жениться на ней?

– Да.

Диди долгое время молчала. Потом вздрогнула и подобрала ноги под себя.

– Холодно, – сказала она. – Почему бы не разжечь небольшой огонь в старом камине? Нет смысла в камине без огня в нем.

– Принесу тебе одеяло. – Он встал. – Разводить огонь очень хлопотно.

– Ничего не хлопотно. Сначала разведи огонь, а потом можешь принести мне одеяло и еще коньяка.

Мюррей послушно принялся за дело, развел яркий огонь, а потом пошел за одеялом и очередным бокалом коньяку. Когда вернулся, Диди сидела на полу перед камином, лениво тыча палочкой в золу растопки. Он протянул коньяк и набросил ей на плечи одеяло.

– Теплее теперь?

– Немного. Нет, на кушетку не садись. Придвинь кресло, чтобы я могла прислониться к тебе.

Мюррей придвинул кресло, и Диди положила голову ему на колено.

– Разве не странно? – сказала она. – Зачем только строят камины в таких отелях?

– Не камины, – сказал Мюррей, – только один камин. Он единственный во всем здании. Во время Великой депрессии, когда делали все, чтобы удержать жильцов, Фрэнк заставил хозяев сделать его в своей квартире. Говорил, это была легкая работа, но я не уверен.

– Видимо, он был очень холоден.

– Наоборот. Он говорил, что ни разу не встречал хорошенькой девушки, которая могла бы удержаться от соблазна лечь на пол перед открытым огнем. А когда ложилась…

– Надо же, старый козел! – возмущенно сказала Диди.

– Умный старый козел. Смотри, где ты лежишь. И вообще это природная символичность. Хорошенькие девушки любят играть с огнем.

Диди легонько похлопала его по колену.

– Не все, дорогуша. Не та, в которую ты втрескался. Она учительница до мозга костей.

– Перестань, – сказал Мюррей.

– Нет. Ладно, перестану. Но я могу говорить о тебе, так ведь?

– Могу я тебя как-то остановить?

– Нет, никак не можешь. Мюррей, знаешь ты, что в тебе живут два разных человека, настолько разных, насколько это возможно? Знаешь, как это может быть плохо для тебя?

– Почему? Двое могут жить на те же деньги, что и один, так ведь?

– Перестань. В тебе два человека. Один из них весь день у себя в кабинете, или в суде, или где-то в трудах и может быть самым холодным, жестким, язвительным из двуногих тварей. А другой… Скажи мне вот что, Мюррей: когда ты начал водить меня по разным местам – сразу же после того, как Дональдсон дал мне развод, – почему ты это делал?

Мюррей взял пустой бокал, который она сунула ему, и поставил на пол.

– Ты должна бы знать почему. Я подумал, что ты славная.

– Нет, так ты не думал. Я была дурой. Просто испуганной, одинокой, плаксивой дурой. И ты знал это, разве нет? Вот почему появился из ниоткуда с громадным букетом и большим флаконом духов, разве не так?

– Разве так?

– Да, так. – Диди ударила его по ступне кулаком. – И это твоя другая сторона. Это другой Мюррей Керк – добрый, внимательный, он заботится о том, что испытывают люди, и не смеется над ними, когда они бывают слегка глупы.

– Я никогда не называл тебя глупой, – запротестовал Мюррей. – И перестанешь ты колотить меня по ступне? Сломаешь большой палец.

– Иногда я бываю глупа. – Диди ударила еще сильнее. – Но мне хватает ума понять, что в тебе живут два разных человека, и разделять их, как это делаешь ты, нехорошо. Происходит то, что одна сторона наблюдает за другой и не пытается помочь. Если бы ты хоть раз свел их вместе, то понял бы, как нелепо сходить с ума по этой красивой статуе самодовольной учительницы. А, что толку?! – произнесла она и повернулась лицом к камину. Палочка, которой баловалась, лежала поблизости, она взяла ее и бросила в огонь.

– Это несправедливая оценка, – сказал Мюррей ей в спину. – Разве я сказал хоть слово против Эвана, Алекса или кого-то еще, кем ты интересовалась?

– Нет, но я не говорила тебе, что хочу выйти за них замуж, разве не так? Ты знал, что Эван уже женат, а уж за Алекса, Господи, выходить я никак не собиралась.

– Почему? Он кажется, в общем, неплохим парнем.

– Я давно сказала тебе почему. Я не выйду ни за кого, кто не имеет денег. Настоящих денег, а не хвастовства.

– Да, хорошая характеристика Алекса.

– Тут я ничего не могу поделать. Он лапочка, но имеет сейчас только то, что я даю ему. Если мы поженимся, у него не будет даже этого, потому что тогда алименты перестану получать как бывшая жена. – Диди вяло пожала плечами. – Как знать? Может, снова выйду за доброго старого Дональдсона. Он добивается этого.

– Это перемена намерений. Когда я спрашивал прошлый раз…

– Тебе-то что! – раздраженно сказала Диди. – Принеси-ка, пожалуйста, еще выпить и перестань ко мне придираться. – Снова повернулась лицом к нему: – А потом, с чего ты решил, что эта девица приедет на вечеринку только потому, что я пригласила ее? На дружески настроенную она не похожа.

– Приедет. Она помешана на поэзии Эвана, а я сказал ей, что ты знала его. Сыграй на этом. Скажи, что будешь рада поговорить с ней о нем. Пригласи пару человек из той компании, которые увивались за ним, и скажи ей, что она познакомится и с ними. Только не говори, что там буду я. Это может создать проблему.

– Да, – сказала Диди, – вижу, что может. Мюррей, между тобой и этой девицей что-то уже произошло, так ведь? Что это было?

– Не знаю. Сам понять не могу.

– Приставал к ней или что?

– Заговорила как армейский врач, расспрашивающий призывника о половой жизни. Давай не касаться клинических подробностей.

– Значит, приставал, – убежденно сказала Диди. – И, держу пари, получил пинка, куда следует.

– Спасибо.

– Пожалуйста. Но все-таки я не понимаю. Допустим, я сделаю это для тебя – пойду на эти хлопоты и все такое. Что я за это получу?

– Чего ты хочешь?

– Ну… – Она сунула в рот мизинец и задумчиво прикусила его, глядя на Мюррея сощуренными глазами. – Можешь купить одну из картин Алекса. Это самое малое, что ты мог бы сделать.

– Самое малое! – сказал Мюррей и рассмеялся. – Диди, все картины, какие пишет этот парень, величиной с цирковой тент. Что мне делать с вещью такого размера в этой квартире?

– О, какой ты щедрый любовник! Так вот, дело в том, что у него в студии много работ поменьше, и там состоится в субботу твоя драгоценная вечеринка. Захвати чековую книжку. Она будет твоим входным билетом.

– Шантажистка! – восхищенно сказал Мюррей. – Ладно, договорились. Одна маленькая картина, написанная от руки. Сейчас принесу бутылку, и мы за нее выпьем.

Два часа спустя, когда бутылка опустела и огонь догорал, она крепко спала на полу, свернувшись под одеялом. Была она там и наутро, но совершенно скрытая из виду горой дополнительных одеял и норкового манто, которые Мюррей любезно навалил на нее перед тем, как, пошатываясь, пойти к кровати. Только легкое шевеление этой горы говорило о том, что под ней есть жизнь.

Уходя из квартиры, Мюррей бережно закрыл за собой дверь и, щадя утонченные чувства горничной, повесил табличку «Не беспокоить» на дверной ручке снаружи.