Читать книгу В поисках шестого океана. Понять поведение подростка, найти себя и поверить в любовь. Роман - Светлана Нилова - Страница 14

Я уже не помню названия всех тех островков, что мы посетили в Индонезии. Сначала я записывала их названия себе в тетрадочку и зарисовывала, но очень скоро оказалось, что очертания их – почти одинаковы. Это были атоллы. Какие-то из них были крупными и обитаемыми, но в большинстве – просто коралловые рифы в океане. Папа много нырял с аквалангом, притаскивал красивые раковины, кораллы, и даже – жемчужины. Я пыталась зарисовать всё, поэтому писать времени совсем не было. Зато у меня появился ещё один изрисованный альбом. Ни розового, ни персикового, ни палевого цветов у меня не было. Поэтому я всё рисовала синим и зеленым мелками. Как бы взгляд из глубины.

Я тоже хотела нырять, но папин загубник мне не подошел, поэтому я ныряла неглубоко и недолго – насколько хватало дыхания. Мне очень нравилось под водой. Там было сказочно красиво и все звуки вроде бы замирали, но ощущались уже не ушами, а всей поверхностью кожи. Под водой – время останавливалось, а мысли в голове текли ровнее. Мама этого не понимала и однажды подняла целую панику, когда я долго не показывалась на поверхности. Я нырнула, зацепилась за окаменевшие кораллы и любовалась нашей «Никой» снизу. На поверхности воды играли солнечные лучи и, казалось, что наша яхта плывет в солнечном потоке. Это было так изумительно, что мне хотелось петь от восторга, в голове стала рождаться странная и прекрасная музыка. Неожиданно ко мне подплыл папа и показал пальцем вверх. Я покачала головой. Тогда он погрозил мне тем же пальцем, и мне, к сожалению, пришлось всплывать. Мама почему-то была встревожена.

– Никогда, Софи, слышишь? Никогда не ныряй так надолго! Шесть минут! Ты меня так напугала!

– Но, мамочка, – пыталась возражать я, – со мной же ничего не случилось. И не случится никогда в жизни! Зачем же тогда переживать?

Но мама была непреклонна. Больше в этот день она не пустила меня купаться. А все другие разы со мной рядом неизменно был папа.

После этого случая, я нарисовала картинку: белый, миндалевидный глаз на ярко-голубом фоне, и от него кругами расходятся желтые блики. Это была «Ника» из глубины океана, но непосвященным она казалась необычным солнцем в небе. Позже я дорисовала кораллы и водоросли. Но и они непосвященным казались просто необычными деревьями. Я только посмеивалась, когда они решали, что же это за деревья и в какой стране я такие могла видеть? А миндалевидное солнце – это детская фантазия. Находились и те, кто говорил, что эта картинка особая и заставляет задуматься о том, что Бог глядит на нас. Я посмеивалась и над одними и над другими. Моё солнце – это «Ника»! Наша «Ника»…

Именно там мама смастерила мне красивейший браслет из пеньки. Его украшали подвески из ракушек, кораллов и жемчужинок. Позже, уже на Аляске, она сделала мне такие же бусы.

На островах Французской Полинезии у нас было много радостных встреч. Я совсем не помнила Полинезию, но чувствовала, что действительно родилась там: все знакомые мамы и папы смотрели на меня с нескрываемым любопытством. А одна толстая туземка прослезилась умиленно и попыталась меня обнять. Я ускользнула от неё и спряталась за маму.

– Прости, Туа, – засмеялась мама. – Софи у нас совсем дикая.

Я недовольно поджала губы. Мне было досадно: меня называли Дикаркой не только в Нью-Йорке, в центре цивилизации, но и здесь, на островах, на краю света. И теперь дикаркой меня считают полуголые люди, которые и мороженое никогда, наверное, не видели!

Там, на островах, я, наконец, начала рисовать и другими мелками. Случилось это потому, что как-то неожиданно синий мелок закончился. Точнее на последнем штрихе последней картинки он рассыпался у меня в пальцах в синюю пыль. Пока я судорожно соображала, как и куда собрать эту драгоценную пыльцу (ведь стоит её смочить – получится хотя бы голубая краска), налетел порыв ветра, в носу у меня защекотало, и я громко чихнула, развеивая драгоценный порошок по ветру. Мама видела мою беду, но только покачала головой:

– Здесь нет магазинов, солнышко. Придется тебе потерпеть…

Я честно терпела дня два. Потом на плече одной девушки увидела красивый узор и решила его скопировать в свою тетрадочку. Коричневый мелок вполне подошел. Потом этим же мелком я нарисовала, как танцуют девушки у костра и сам костер с красноватыми языками пламени. И желтые отблески пламени на их телах. Черноту ночи я обозначила переплетающимися и наползающими друг на друга тенями. Папе так понравилась картинка, что он повесил её в кают-компании. Но очень скоро её увидела пришедшая к нам в гости Туа. Она всплеснула руками:

– Наша Софи будет настоящей художницей!

Меня не задело слово «наша». Я уже привыкла, что почти все на этом острове считают меня своей.

Туа уговаривала папу отдать ей рисунок. Папа не хотел отдавать.

– Софи только-только начала рисовать разными цветами. Это как, если бы она ползала и вдруг стала ходить. Это переломный момент. Прогресс. Нет, не могу, Туа, он слишком мне дорог.

Мне вдруг стало очень жалко большую добрую туземку. Я открепила рисунок от стены.

– Возьми, Туа. Это тебе будет на память обо мне.

Потом я повернулась к папе:

– Не сердись, папочка, я нарисую тебе ещё. Я теперь научилась. У меня же… прогресс?

С тех пор мои мелки стали расходоваться равномерно. Ну, более равномерно, чем раньше. Хотя синий цвет так и остался моим любимым на всю жизнь.

А ещё я очень подружилась с Туа. Я называла её бабушка Туа, потому что других бабушек у меня всё равно не было. Оказывается, именно она принимала меня при рождении и учила мою маму обращаться со мной.

Бабушка Туа говорила по-французски не очень хорошо, но мы с ней ладили. Я рисовала для неё картинки, а она закармливала меня всякими вкусностями.

Именно на Таити я стала много рисовать. Меня завораживали яркие краски и незаметные цветовые переходы, линии и силуэты.

Я мало обращала внимание на принадлежность островов, которые мы посещали. Франция, США, Полинезия или Малайзия – мне было всё равно. Люди везде были похожими. И заботы их тоже были одинаковыми: наловить рыбы, починить сорванную тайфуном крышу, обменяться новостями, повеселиться на общем празднике. Эти повседневные хлопоты были мне понятны и близки. Мы с родителями тоже ловили рыбу и чинили снасти, каждодневно драили палубу и стояли вахты, боролись со штормами или от души веселились, когда выдавались спокойные вечера.

И жизнь текла размеренно. Новые встречи и впечатления украшали её, а страшные события в Карибском море постепенно забывались. Может быть потому, что мы жили, словно в раю и нам встречались только хорошие люди.

На Таити меня снова отдали в школу, и она мне очень понравилась. У нас были хорошие учителя и преподавали они на французском. Я училась хорошо, но не по всем предметам, поэтому «заучкой» меня никто не дразнил. И «Дикаркой» никто не дразнил, наоборот, пару раз я слышала, как про меня говорили «барышня с материка». В школе для меня была только одна сложность: читать и писать по-французски мне приходилось учиться заново. Но учителя были очень добрыми и помогали мне.

На уроке искусств, учитель увидел, как я рисую, и после долго и часто о чем-то разговаривал с моим отцом. Я уловила только слово «Сорбонна», оно мне было знакомо: там учился папа. После этого разговора, родители долго разговаривали и что-то решали.

Все каникулы мы провели на островах, добывая жемчужины и кораллы, а в августе папа проложил маршрут до Гавайев.