Читать книгу В поисках шестого океана. Понять поведение подростка, найти себя и поверить в любовь. Роман - Светлана Нилова - Страница 8

Мы шли под парусами три недели, кругом был бескрайний Атлантический океан, и я часто, стоя у штурвала, думала, что вот мы плывем, а под нами, на огромной глубине лежат горы и долины, города и храмы древней Атлантиды. И может быть, её жители совсем не умерли, а превратились в человекорыб. И живут там до сих пор! Папа ведь рассказывал мне про теорию эволюции Дарвина, и я подумала, что ведь и люди немного животные. И если Бог дал возможность эволюционировать животным, то он мог разрешить и людям немного поэволюционировать. Совсем немножечко. Чтобы жить под водой. Евреев он же вывел из Египта, спас их от рабства. Ну, и жителям Атлантиды мог помочь.

Так я думала, рассекая просторы Атлантики. Но потом я вспоминала, что древние греки были язычниками, и вздыхала. Нет, не помог. Смыл всех с лица земли, потому, что они поклонялись ложным богам и делали жертвоприношения…

Христианство в моей голове так сильно было перемешано со сказками, сагами, мифами и легендами разных народов, что я, наверное, и сама была язычницей. Конечно, я знала и «Отче» и «Кредо» и множество подробностей жизни первых христианских мучеников и святых. А вот в иерархии священнослужителей путалась. И догмы довались мне нелегко. Мама хотела вырастить из меня добрую католичку, но я задавала ей такие глупые вопросы, что они ставили её в тупик, а то и вовсе лишали дара речи. Папа в таких случаях смеялся:

– Устами младенца глаголет истина…

А ещё он говорил:

– Богу важнее то, что мы делаем другим людям, чем то, что мы делаем ему.

Мама обзывала папу еретиком и гневно надувала свои пухлые губы. Но она не умела сердиться долго. Вообще, вопросы веры мы не обсуждали. Мамочка рассказывала мне о Христе, о бессмертии души, но она не могла ответить точно: есть ли душа у животных? Есть ли душа у растений? И ещё многие вопросы ставили её в тупик. Папочка тоже называл себя католиком, но он никогда не просвещал меня в вопросах религии. Он считал, что это слишком личное и об этом нельзя говорить даже с друзьями.

Я никогда не перестану удивляться, как много знал и умел мой отец. Ещё до встречи с мамой он обошел весь свет на своей «Нике», иногда – с командой, иногда – в одиночестве. А с тех пор, как мы с мамой стали частью «Ники», других матросов на нашем судне не появлялось. Со всем справлялись мы сами. Помню, как однажды, ещё в Средиземноморье, жесткий мокрый трос вырвался у меня из рук, сдирая кожу, я хотела заплакать, но тут папа посмотрел на меня страшными глазами и я, забыв о своей беде, всей кожей почувствовала другую. Страшную. Я схватила трос, перекинула через блок и потянула его, выравнивая парус. И папа отвел свой суровый взгляд. А потом, когда «Ника» выровнялась, мы спустились в каюту, папочка мазал мне ладони мазью, бинтовал и целовал каждый пальчик. Но такие события у нас случались редко. В этот раз, пересекая океан, и небо, и ветер, и сама Атлантика благоволили нам.

Ровно через тридцать один день, как и планировал папа, мы прошли путем Колумба и увидели на горизонте землю.

Мы все стояли на палубе, папа положил руки мне на плечи.

– Ну, как, юнга? Чувствуешь себя Колумбом?

Было тепло, но по моей коже бегали мурашки: Новая земля! Терра Инкогнита! И пусть она уже заселена, но для меня эта страна, эта огромное пространство было совсем-совсем новое и неизвестное.

«Ника» повернула на север и взяла курс на Нью-Йорк.

Такого огромного и сверкающего города я не видела никогда в жизни. Даже Неаполь, Рим или Константинополь не могли сравниться с ним. Его огромные, как горы, сверкающие небоскребы, переплетение дорог, замысловатые автомобильные развязки и длинные улицы. Ко всему этому ещё бесчисленное количество машин, людей, вертолётов и всё это непрерывно двигалось, сверкало, звучало и пахло.

Мы пришвартовались на стоянке для яхт, где-то в районе Брайтон-Бич. Папа сразу надолго ушел добывать нам автомобиль, потому что «без машины в Америке невозможно». Мама занялась подготовкой «приличной одежды» для нас всех, потому, что нам «предстояли визиты». На «Нике» мы никогда не заморачивались с одеждой. Если было тепло, то папа работал в плавках, а мама в легкой тунике до колен. Я же чаще всего носила шорты и футболки и меня нередко принимали за мальчика. На палубе у нас всегда было чисто, и мы шлепали по ней босиком, но обувь у нас, конечно, тоже была: сандалии для походов в город и спортивные тапки, чтобы не скользить по палубе в шторм.

Папа вернулся на белой машине и повез нас к своему старинному другу. Тот был владельцем небольшого сувенирного магазинчика возле пляжа. Мама надела лучшее своё платье, меня тоже приодели, но, увидев нас, папин приятель всплеснул руками:

– Албанские беженцы! Не иначе! Ник, у тебя такая дорогая яхта и такая бедная команда! Нью-Йорк – город для богатых. Здесь неприлично быть бедным. Всё, забывай свои средиземноморские штучки. Упаковка – вот, что главное!

Мне эти слова показались обидными. Я подумала, что папа сейчас даст этому старику в нос, чтобы он не дразнился, но папа почему-то смеялся.

– У меня есть деньги, Марк, – сказал он. Оставляю тебе моих девочек, приодень их. А у меня ещё дела в Сити.

– Дела, – покачал головой Марк. – У меня тоже раньше были дела в Сити.

Папа поцеловал нас с мамой, оставил ей какую-то пластиковую карточку и уехал, а мы с Марком поехали по магазинам. За тот день я устала больше, чем за всю жизнь. Марк отвел нас с мамой в парикмахерскую и мои кудри вдруг стали послушными и гладкими, а мамина медь засияла ещё ярче. Потом мне купили туфли с маленьким каблучком, но я совсем не могла в них ходить: слишком широко расставляла ноги и теряла равновесие. Первый раз в жизни я надела колготки. Ощущения были необычными: как будто я натянула вторую кожу. А несколько платьев окончательно преобразили меня из чумазого лохматого мальчишки в опрятную девочку.

Время, проведенное в Нью-Йорке, было самым суматошным. Жили мы у Марка, в Бруклине, на Брайтон Бич. Он жил один, его жена давно умерла, а дети выросли и разъехались по разным городам. Мы занимали две комнаты в его доме и, как мне кажется, не очень мешали ему. Папа, весь красивый, уезжал куда-то по утрам, мы с мамой оставались одни. Мама говорила, что папа хорошо зарабатывает. У нас были деньги, но тратить их было не интересно.

Восхищения красивым и большим городом очень скоро прошли, и мы предпочитали гулять по пляжу, чем любоваться небоскребами. Жить на берегу было комфортно и можно есть мороженое каждый день. Я обожала мороженое, особенно ванильное. И книг было сколько угодно. А ещё можно было кататься на велосипедах. Папочка купил нам с мамой два одинаковых серебряных велосипеда, взрослых, со скоростями, и мы катались в парке.