Читать книгу Пока бьется сердце - Светлана Сергеева - Страница 10

Глава II. Вихри войны захватили нас
Новый Петергоф

Оглавление

Наконец-то мы добрались до нашего нового жилища.

Все кошмары жаркого среднеазиатского пекла остались позади. Узенькие улочки, паранджи, крики ослов «иа, иа» остались в памяти. И тут же еще вспоминается красота альпийских лугов в горных массивах, яркие головки тюльпанов среди зеленой травы. Красота! Вершины гор, покрытые вечным снегом. Мутные холодные воды реки Сырдарьи, стремительно мчащиеся с высоты гор. Таджики в вечных халатах, босоногие, шустрые, всюду шныряющие чумазые мальчишки. Нам, беленьким девчонкам, запрещено было выходить на улицу без сопровождения взрослых. Просто беленьких девчонок увозили в горы, и потом найти их было невозможно. И еще в памяти остался счет до десяти: як, ду, сер, чер, пан, шиш, хав, хаш, ну, да.

Итак, это все позади. Да здравствует Новый Петергоф, весь утопающий в зелени! Какими-то путями матери удалось купить в небольшом деревянном двухэтажном доме (Бульвар Ленина, дом 12, квартира 1) две небольшие комнаты и полтеррасы. Там были еще темная кухонька с плитой для топки дровами и еще одна комната. В ней жила одинокая женщина, которая редко бывала дома. В нашей квартире были две круглые голландские печки. Еду готовили на шумных примусах. Туалет был во дворе. За водой ходили метров за 400 на канал. Чистейшая вода спускалась по каналу с Ропшинских высот. Одновременно эта вода неслась по трубам к знаменитым петергофским фонтанам. Дрова пилили и кололи сами. Мама все время находилась на работе в больнице с ночными дежурствами. Мы с сестрой были предоставлены самим себе.

Наша улица состояла из небольших деревянных двухэтажных густозаселенных домов. Везде сады, цветы, липовые аллеи, посаженные еще во времена Петра Великого. Прямо от железнодорожного вокзала по липовой аллее мы доходили до своего дома. Всего на бульваре было 14 домов. Липы были довольно старые с причудливо изогнутыми стволами. Вечером в сумерках так и казалось, что кто-то прячется за деревьями. Весной, во время цветения лип, изумительное благоухание распространялось вокруг.

Недалеко от нашего дома был Малый Ольгин пруд, в котором мы летом с утра до вечера купались. Зимой Чертова Горка спускала свои ухабистые с трамплинами склоны прямо на лед Малого Ольгиного пруда. Горка была небольшая, но недаром называлась Чертовой. Все склоны ее были извилистыми, неровными, а еще на ней росли деревья. Но мы умудрялись лихо спускаться с горы на лыжах. За Малым Ольгиным прудом находился Большой Ольгин пруд – это был питьевой бассейн, городское водохранилище. Посередине большого озера был виден небольшой островок. Среди зелени просматривалось красивое двухэтажное здание желтого цвета. Там кто-то жил. Маленький паром и канат соединяли островок с городом. Иногда какой-то мужчина на пароме перебирался с острова в город. Никто из посторонних туда не проникал. И всюду вокруг Большого Ольгиного пруда – липовые аллеи. Иногда плакучая ива опускала свои ветви в прохладную гладь озера.

За Большим Ольгиным прудом возвышалась церковь. Она была неухоженной и использовалась под склады. Только позолоченный купол и осколки цветных стеклянных витражей в окнах напоминали о ее былом величии.

Недалеко располагался базар и центральная улица Красная. Напротив церкви, за улицей Красной огорожен школьный городок: школа имени Веденеева – пятиэтажное желтое кирпичное здание, а чуть поодаль – маленькое кирпичное здание, где учились первоклашки. А за школой первоклашек – большой Красный пруд, где можно было купаться, кататься на лодках, и парки: Верхний, с величественным дворцом, и Нижний.

В бывших царских конюшнях расположились довольно приличные санатории. А фонтаны! Это было просто чудо! Какая сила шла от мощной фигуры Самсона, раздирающего пасть льва! А «Шахматная гора», а вращающееся «Солнце», а шалуньи-елочки, а плавающие по кругу уточки! И много-много прекрасного, изумительного по красоте и простоте выдумки было в этих замечательных парках.

Купаться в Финском заливе было не очень приятно: множество острых камней на дне, и надо далеко идти, чтобы только окунуться. Купались мы в основном в прудах. А зимой мы любили мчаться на лыжах по крутым склонам парков. До войны очень распространены были финские сани: один сидит, второй стоит сзади на полозьях и, держась за спинку саней, спокойно ногами управляет полозьями, выбирая нужное направление. Чудесное время! Вообще наше времяпровождение было очень активным и интересным. В Верхнем парке был Дом пионеров с богатой библиотекой, с различными кружками. Я была частым посетителем библиотеки.


Людмиле 17 лет. Еще не было войны. 1940 г.


В первом классе у нас была замечательная учительница Ольга Николаевна Беседина. Она, как добрая мама, окружала нас своей добротой, заботой и вниманием. В первый же год блокады Ленинграда она умерла от голода. В выходные дни, когда мама была свободна, мы выезжали в Ленинград, посещали театры, цирк, музеи. Очень резкой была разница между чистейшим воздухом утопающего в цветах, садах, парках Петергофа и задымленным воздухом большого города. Приезжая в Петергоф из Ленинграда, мы, выйдя из вагона электрички, полной грудью вдыхали чистейший воздух и радовались своей счастливой обители.

В выходные и праздничные дни парки Петергофа заполнялись отдыхающими. Много интересных представлений, концертов проходило в разных уголках парка. Особенно запомнилось празднование Дня Советской Авиации – Дня «сталинских соколов». Была чудесная летняя погода. В небе над Финским заливом появилось несколько самолетов. В одно мгновение вдруг все небо расцвело разноцветными куполами парашютов. Парашютисты, плавно раскачиваясь, спускались на воду залива, где их подбирали шустрые катера. Мы, ребятишки, с восторгом приветствовали парашютистов. А потом по зеленым дорожкам парка прошли легкие танкетки. И какую мы испытали радость, когда танкисты подхватили нас к себе. Сидя на башне танкетки, мы лихо мчались на виду у всех. Радость, ликование и масса интересных впечатлений! А еще мы очень любили мороженое. Его продавали всюду. И стоило-то оно от 3 до 10 копеек. В тележке у продавщицы обычно среди льда стояли два или один контейнер с мороженым. Всегда толпа ребятишек окружала эту тележку. Получив монетку, бойкая, веселая мороженщица сначала ловко укладывала в формочку круглую вафельку, потом простой столовой ложкой аккуратно раскладывала мороженое по формочке, а затем быстрым движением нашлепывала сверху мороженого еще одну круглую вафельку. И вот – все готово. Мороженщица аккуратно выдвигала формочку – ну и бери его двумя пальчиками за вафельки. Первым делом надо было прочитать имена на вафельках и сообщить их своим товарищам: «Ваня – Таня», «Коля – Оля» и т. д. Иногда кто-нибудь смущенно просил веселую продавщицу дать порцию мороженого с заветными именами. Ну а теперь можно приступить к смакованию, аккуратно язычком подлизывая между вафельками сладкое мороженое… Ох, до чего же вкусное оно было!

В феврале 1941 года мама купила роскошное немецкое фортепиано. К нам домой приходила пожилая, очень строгая дама, и мы с сестрой по 2 часа занимались под ее жестким неусыпным контролем. Стоило лишь ошибиться, как вмиг получаешь довольно чувствительный шлепок по пальцам. Учительница не смогла вдохновить нас музыкой и увлечь в свой мир. Своей строгостью, педантичностью и сухостью она, наоборот, отталкивала нас. Но, несмотря на это, в памяти остались незатейливые музыкальные песенки: «Чижик-Пыжик», «Синее море», «Колыбельная», «Кого-то нет», «Краковяк», «Полька». Порой, бывало, мы с сестрой чинно сидим и занимаемся, а в это время раздаются призывные звуки наших товарищей, вызывающих на очередную игру. Мы с азартом играли в «Казаки-разбойники», «Чижика», лапту, догонялки, круговую лапту, «Штандер». У нас была веселая, дружная компания.

Ранней весной, когда лужайка около дома была покрыта тонким льдом, можно было лихо промчаться по прогибающемуся со звонким треском льду как можно дальше и не провалиться в воду. Там было неглубоко, не выше колена. Но домой переодеваться мы не шли, чтобы лишний раз не получать замечания от взрослых. Мы собирались все на заднем дворе и под ласковыми весенними лучами солнца сушили одежду и отогревали свои конечности.

Обычно на каникулы к нам приезжали двоюродные братья и сестра: Боря Михалев, Геня и Виктор Гирш, Татьяна Стрельцова. На террасе мы устраивали театральные представления. Взрослые с удовольствием принимали участие в наших играх и затеях. Любили играть в лапту круговую и простую. Собиралось от 12 до 16 игроков. Делились на 2 команды. Лапта и мяч, наши быстрые ноги и строгие болельщики. Игра очень веселая, подвижная, шустрая, развивает чувство взаимной выручки, учит честной оценке ситуации. Так весело, за играми и учебой проносились дни и годы. Постепенно мы усваивали самостоятельно и житейские мудрости.

Изредка, когда в Ленинграде проходили научные конференции, к нам приезжал отец. О, сколько радости, гордости, счастья доставляли мне встречи с ним. Сколько интересного он всегда рассказывал мне о своей работе, связанной с тренировкой летчиков для повышения выносливости организма на различных режимах полета, о рекордных полетах. Отец возбуждал во мне жажду познания, вызывал величайшее уважение к людям летной профессии за их самоотверженность, мужество, честность и преданность своему любимому делу. Как мне хотелось быть частичкой этого мира!

Но коротки были эти встречи… Иногда мы, внучата, собирались в Ленинграде у бабушки Маргариты (Маргариты Альвильевны Мютель) – папиной мамы. Особенно запомнились рождественские встречи с украшенной елочкой. Внучат было много. Все старались показать свои познания, способности. Бабушка запевала на немецком языке песенку о елочке, а мы, внучата, вторили ей своими голосишками.

На обед обязательно подавался вкуснейший борщ и черный хлеб с маслом. Это было так вкусно! Особенно еще потому, что у нас дома, кроме куриного бульона, иногда какого-нибудь супчика, белых батонов, конфет и молока, ничего не водилось.


Собор Святых Петра и Павла в Петергофе.


Мама всегда была на работе, а мы с сестрой еще не освоили эту премудрость. Впрочем, когда к нам приезжали гости, мама делала изумительно вкусные пельмени и пекла замечательные булочки. Так безмятежно и счастливо протекала наша жизнь в Петергофе. Казалось, что ничто не угрожало нам.

Старшая сестра Люся увлекалась балетом. Нам сшили настоящие балетные пачки, и мы часто в школе выступали на концертах. «Выступают балерины сестры Стрельцовы!» – так обычно объявляли наш номер. Я, конечно, не обладала необходимой грацией и изяществом, но, тем не менее, что-то изображала. Сохранилась даже фотография наша в балетных пачках на фоне фонтанов.

Учеба в школе мне давалась легко. Из года в год мне вручали похвальные грамоты. Еще не было войны. В апреле 1941 года на мой день рождения, как всегда, собрались родственники. Приехал в отпуск из города Бреста симпатичный молодой лейтенант Юра Бойе. Уже тревожно было на границе. Юра был ранен в приграничной перестрелке. Уезжая, предупредил нас о надвигающейся военной угрозе. Вечером, уходя, он особенно тепло и долго прощался с нами. Больше, к сожалению, мы его не видели. Он навсегда остался погребенным под обломками крепости…

Весной 1941 года, по окончании экзаменов за 4-й класс, нас торжественно приняли в пионеры. Мы по очереди выходили из шеренги и четко произносили слова пионерской клятвы, искренне веря в ее суть: «Я, юный пионер Союза Советских Социалистических Республик, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю, что буду честно бороться за дело Ленина – Сталина, за победу коммунизма…» Все мы, юные пионеры, были горды своим новым званием. Начались каникулы.

Пока бьется сердце

Подняться наверх