Читать книгу Пока бьется сердце - Светлана Сергеева - Страница 7

Командующий ВВС Яков Иванович Алкснис, внимательно следивший за деятельностью отца, предложил ему переехать в Москву и возглавить работу IV сектора Научно-исследовательского санитарного института (НИСИ) РККА.

Вскоре дома начались разговоры о переводе отца на работу в Москву и о нашем переезде. В 1933 году отец был переведен в Москву, и мы переехали в просторную светлую 4-комнатную квартиру. Сразу так много дел обрушилось на него. Он с головой ушел в решение многочисленных проблем, связанных с развитием новой науки – авиационной медицины.

* * *

А дома, между тем, разгоралась трагедия. После жаркого южного лета я заболела. Продуло правое ухо. В то время не было сильнодействующих антибиотиков. И вот меня перевезли в Москву и положили в Центральный военный госпиталь. Надо было срочно делать операцию – трепанацию черепа. Делал мне операцию замечательный человек, высококвалифицированный врач-отоларинголог, генерал-майор медицинской службы и мой большой друг Григорий Григорьевич Куликовский. Он всегда величал меня «моя птичка».

Григорий Григорьевич не хотел, чтобы я знала, что, делая операцию, боль причинял мне он. Мне сказали, что операцию делал другой врач, дядя Миша. Придя в сознание после наркоза, я махала кулачонками и кричала, что «этого дядю Мишу я в море утоплю!» Эта операция в дальнейшем закрыла мне путь в космос. В большой-большой палате лежала я одна, маленькая девочка. Часто с проверками работы госпиталя приходили члены правительства. Вот и в моей палате появились усатый Семен Буденный и Клим Ворошилов. Они весело поговорили со мной. На мою тумбочку они поставили большую матрешку, внутри которой находилось много матрешечек. В самой маленькой матрешке лежало шоколадное драже.

Выписавшись из госпиталя, я опять заболела – теперь уже дифтерией. Болезнь протекала в очень тяжелой форме. Да и организм мой после операции еще не успел окрепнуть. Крупнейших специалистов подняли на ноги. Но у всех приговор был один – излечению не подлежит. «Готовьтесь к худшему», – говорили врачи матери. Сквозь полудрему я слышала этот разговор. Мама тихо плакала. Когда очередное светило ушло, я открыла глаза и, глядя на нее, тихо сказала: «Не плачь, мамочка. Я не умру». И я начала поправляться. Плохо слушались руки, ноги, спина. Но я придумывала сама себе всякие игры, и постепенно мои конечности заработали.