Читать книгу Пока бьется сердце - Светлана Сергеева - Страница 17

Летом 1946 года у меня появилась возможность поехать к отцу в Москву. С волнением я отправилась в Ленинград. В Ленинграде мы встретились с сестрой. Перед отъездом в аэропорт – навестили двоюродную сестру Татьяну. Ее отец, папин брат Игорь, погиб на Ленинградском фронте.

В Ленинграде еще было голодно. Скупая карточная система. Татьяна угостила нас подсолнечным маслом и хлебными кусочками с солью. Так вкусно было!

Приехали с сестрой в аэропорт. Все было необычно и интересно. Объявили посадку. Мы заняли свои места в самолете. Радостно было на душе. В Москве из аэропорта мы сразу же поехали на Красную площадь. С благоговением ступили мы на брусчатку площади. Кремль! Мавзолей! Собор Василия Блаженного! Просто не верилось, что мы здесь гуляем после всех ужасов войны. Короткая встреча с папой. Он, как всегда, весь поглощен работой.

Субсидировав нас и посоветовав, где интереснее побывать, отец уезжал на работу. Мы с удовольствием посещали театры, кино, гуляли по улицам Москвы. С большим трудом удалось взять билеты на концерт Сергея Яковлевича Лемешева. Его голос проникал в душу. Бурными аплодисментами встречали его. Увлеченные толпой поклонниц, мы оказались у служебного выхода из театра. Лемешев был окружен плотным кольцом. Все восторженно кричали, кидали ему цветы. А он обворожительно и смущенно улыбался. Больших трудов стоило ему добраться до ожидавшей его машины… А вечерами я рассказывала отцу о своих переживаниях, вместе строили планы на будущее.

В 1946 году на зимние каникулы мама отпустила меня к отцу в Москву. Приехала я днем 31 декабря. Вечером отец и его жена решили отправить меня в компанию моих сверстников, живших в этом же доме. Одежда моя не соответствовала стилю этой молодой богатой компании. Жена отца подобрала мне из своего гардероба костюм, и я отправилась встречать Новый год в незнакомой компании. Чувствовала себя неуютно. Веселые молодые люди танцевали, играли, смеялись. На столе были такие деликатесы, которых я не видела с довоенного времени. Да и в том, 1946 году, основными продуктами питания нашей семьи в Кингисеппе были картофель и брюква. Впервые пила шампанское. Всем было очень весело, а мне трудно было переключиться от своих забот на это бесшабашное веселье. Днем блуждала по Москве, всматриваясь в мирную жизнь большого города.

Однажды после просмотра кинофильма решила научиться пускать колечки из папиросного дыма, как это очень искусно делал герой фильма. Нашла у отца пачку папирос «Казбек». Но оказалось, не так-то это просто получается. В результате целую пачку опустошила, так и не научившись выписывать колечки дымом. Замучил кашель. Кружилась и очень болела голова. Открыла окна, чтобы проветрить квартиру. Это было первое и последнее мое знакомство с папиросой. Больше никогда в жизни не имела желания прикасаться к этой гадости.

Несколько раз отец брал меня с собой на аэродром. Ранним утром приезжала машина, и мы мчались по пустынным улицам Москвы на Центральный аэродром либо на аэродром в городе Подольске. Под руководством отца проводились тренировки парашютистов и воздухоплавателей. Выполнялись парашютные прыжки с различных высот. Я с огромным интересом наблюдала за всем, прислушивалась к разговорам. При возможности залезала в самолет. Мне так хотелось самой научиться летать! Я давно мечтала стать летчиком и думала после окончания школы поступить в летное училище.

Мне довелось присутствовать и при полете воздушного шара. Когда мы приехали на аэродром, все уже было готово к полету. Оставались последние проверки.

Я сидела на командном пункте и, слушая команды, была в курсе всех событий. С чувством величайшего уважения смотрела я на воздухоплавателей, идущих к воздушному шару. Отец дает им последние напутствия. Звучит команда: «Подъем! Отдать концы!» Воздушный шар, словно вырвавшись на свободу, резво набирает высоту. Слышу голос командира: «Подъем, высота 2000 м, на борту порядок!» Но потом что-то из аппаратуры вышло из строя, и дальнейший обмен информацией происходил в более резких выражениях. Отец увел меня с командного пункта. Вскоре работоспособность аппаратуры была восстановлена. Воздушный шар продолжал подниматься все выше и выше. Сначала он был хорошо виден, но затем превратился в точку.

Выполнив задание, воздушный шар пошел на снижение. Несколько машин помчались к месту его приземления. Отец тоже уехал, а я осталась на командном пункте. Часа через 3 усталые, но довольные результатом полета, все вернулись на аэродром. Только поздно вечером мы приехали домой.

Так много интересного мне удалось повидать, познакомиться с мужественными, жизнерадостными, дружелюбными людьми.

На кителе отца синеет скромный парашютный значок. Я попросила его рассказать мне свои впечатления и ощущения, которые он испытал при выполнении первого прыжка.

«…Мне как физиологу, – начал рассказ отец, – было интересно изучать факторы, влияющие на организм человека при выполнении парашютных прыжков. Как переносит человек отдельные этапы прыжка? Что чувствует он при отделении от самолета? А при свободном падении до раскрытия парашюта? С этой целью я был командирован в 1932 году в Евпаторию, где в то время проходили парашютные сборы. Нас, медиков, была целая бригада во главе с веселым, неугомонным Иваном Кузьмичем Собенниковым».

Иван Кузьмич имел довольно большой опыт медицинского обследования парашютистов. Физиологи вели наблюдения за парашютистами: проверяли частоту пульса, дыхания, измеряли величину артериального давления на земле до прыжка, в самолете перед отделением и на земле сразу после приземления. В распоряжении Ивана Кузьмича были все имеющиеся на аэродроме машины. Ведь надо было успеть встретить парашютиста в момент приземления и сразу доставить его в лабораторию для полного обследования. Врачи выбирали себе дежурных «кроликов», как быстро окрестили обследуемых парашютистов.

«…Мне нравилось летать, и я часто поднимался в воздух, – продолжил свой рассказ отец. – В креслах размещались парашютисты. Были среди них опытные инструктора и молодые ребята, прыгающие впервые. Самолет набирает высоту, делает разворот и выходит на боевой курс. А я, переходя от одного парашютиста к другому, проверяю у них пульс, общее состояние. Сосредоточенные лица… Настроение кажется хорошим, спокойным, но пульс частит, успевая сделать около 100 ударов в минуту, а у некоторых – до 160 ударов. Команда инструктора – и один за другим парашютисты покидают борт самолета… Мне очень хотелось прыгнуть самому. Большую часть времени я проводил с парашютистами, наблюдая за укладкой парашютов, помогая им, прислушивался к их разговорам. Расспрашивал о технике выполнения парашютного прыжка. И вот однажды к группе врачей подошел руководитель парашютных сборов Леонид Григорьевич Минов и спросил: «А когда же вы, медики, сами проложите свою дорожку в небе?» Я вышел вперед, заявив о своем желании прыгнуть. Но наш старший врач Собенников назначил на прыжок Акимочкина, так как я был из другого ведомства. А Акимочкину не очень-то хотелось прыгать. Но приказ есть приказ… После прыжка Акимочкин подошел к нам и, разведя руки, смущенно сказал, что ничего не помнит и ничего не может рассказать.

Вот теперь мне разрешили выполнить прыжок. Подвесная система плотно охватывает меня. Последняя проверка. Иду к самолету. Мысленно повторяю свои действия в воздухе. Чувствую, как частота моего пульса начинает быстро увеличиваться. Стараюсь внушить себе спокойствие и уверенность. Самолет набирает высоту. Оглядываю сосредоточенные лица товарищей – они подбадривают меня улыбкой. «Приготовиться!» Подхожу к двери самолета, а перед глазами вдруг встала еще совсем маленькая твоя курчавая головка. Неужели разобьюсь? Нет, не разобьюсь! С этой мыслью покинул самолет.

Почувствовав свободное падение, дернул вытяжное кольцо парашюта. Рывок – и стремительное падение прекратилось. Такое блаженное состояние овладело мною. Над головой раскинулся большой белый купол парашюта. Настроение великолепное! Чувство бодрости и душевного подъема переполняет меня. Как хорошо! Как радостно на душе! Чуть покачиваемый ветром, я плавно снижался под белым парусом, не ощущая спуска. Земля еще далеко. Но вдруг как-то неожиданно земля начинает стремительно приближаться. Нарастает ожидание сильного удара. Помня наставления инструктора, свожу ноги вместе. Удар. Валюсь набок. Парашют, потеряв свою силу, бесформенной массой ложится рядом.

Хотелось прыгать еще. Да, я теперь сам понял, как по команде «Приготовиться» и «Пошел!» у человека резко увеличивается нервное напряжение. Именно в этот момент необходимо усилием воли преодолеть врожденное чувство страха и заставить себя сделать шаг вперед и покинуть борт самолета. Я прочувствовал теперь на себе чувство страха, возникающее в момент отделения от самолета, и радостного ликования после раскрытия парашюта…»

Заканчивались каникулы. Надо было возвращаться в Кингисепп и заканчивать учебу в школе. В 1947 году на зимних каникулах я опять вырвалась к отцу. Он после операции находился в санатории «Архангельское» под Москвой. Ему удалили щитовидную железу. Ожидали, что здоровье его улучшится, но, увы, он плохо себя чувствовал. Появились отеки, одышка. В комнате, где он жил, стояли графины с апельсиновым соком. Отцу все время хотелось пить. Он с удовольствием угощал меня соком. Мы гуляли с ним по заснеженным аллеям санатория и строили грандиозные планы совместной работы. Я училась уже в 9-м классе. Отец не одобрял моего желания после окончания 10-го класса продолжить учебу в летном училище.

«Давай вместе будем работать! Так много предстоит работы по изучению влияния на организм летчика высотных полетов!» Отец предвидел предстоящие полеты человека в космос. Он заражал меня своим энтузиазмом, своей энергией. Да, мы будем работать вместе! Пожелав отцу скорейшего выздоровления, воодушевленная его напутствием, я вернулась в Кингисепп.