Читать книгу Взгляд изнутри - Тали Гофман - Страница 6

***

– Мама познакомилась с Игорем, когда мне было 14. Она начала стабильно ходить в местную клинику сдавать кровь раз в месяц, ссылаясь на желание помогать людям. Отчасти я ей, конечно, верила, но понимала, что это было вызвано, скорее, нехваткой денег. Игорь работал в этой клинике, и, как он потом рассказывал, заприметил мою маму сразу. Он был хирургом, – хорошим специалистом и ценным кадром, но это вряд ли помогло бы ему привлечь мою маму. Если посмотреть на это объективно настолько, насколько это возможно, она походила на женщину, которая ни за что не поверит в удачу, даже если та будет махать хвостом прямо перед её носом. Поэтому он поступил иначе. Он просто начал сдавать кровь в то же время, как и моя мама. Так, сидя в импровизированной очереди, – сначала в ожидании врача, потом во время того, как они кушали шоколад, чтобы придти в себя, – завязывались первые их разговоры. Впоследствии, Игорь сознался маме, что сдавал кровь только из-за неё, чем ещё больше её покорил. Возможно, это тоже был его продуманный ход, а, может, мне просто приятно так думать.

– Такой счастливой маму я никогда не видела. Она расцветала на глазах. В гардеробе начали появляться новые платья, а на подоконнике много косметики. Смены на работе резко стали короче, но приходить мама стала ещё позже, чем раньше. Меня вполне это устраивало, так как моменты уединения для меня были очень ценны. Конечно, поживи-ка на таком пятачке всю свою жизнь, где и не развернёшься толком.

Я не знаю, насколько легко маме удалось перейти из разряда сильной независимой женщины в слабую и нежелающую ни за что отвечать, но она это сделала. И за это я её неоднократно мысленно хвалила. Думаю, психологически это очень непросто переходить из одной крайней степени в другую, даже если другая не будет такой же крайней. Просто сам переход, скорее, даже «уход», – вот что действительно невообразимо тяжело. Я уверена, что к психологам часто обращаются с такой проблемой, просто не знают, в чём она состоит. Например, когда все встречающиеся на пути люди – алкоголики, или когда все вокруг будто специально хотят задеть. Это ведь всё человек сам притягивает. А делает он это по причине укоренившейся модели поведения, что и взгляд на всё, соответственно, меняет. Поэтому то, что мама действительно смогла сделать такую резкую перемену, достойно, как минимум, аплодисментов, как максимум – гордости за неё.

– Я знаю, что есть множество методик, направленных именно на отработку таких ненужных моделей, – Джон поднял авторучку перед собой, будто бы это была указка, – люди делают на этом бешеные деньги!

– Кто бы сомневался, – ухмыльнулась Элис, – люди на всём готовы делать деньги. Да и чёрт с ними, главное, чтобы их методики действительно помогали.

– В этом Вы правы…

– …Позже, мама решила познакомить Игоря со мной. Она так переживала в тот день, что, даже невзирая на слой косметики, лицо её было под цвет стены её завода. Она меня долго причёсывала, принаряжала, даже пыталась накрасить, но я взбрыкнула. Не хочу сказать, что я не переживала или не испытывала волнения, но и утверждать такого не могу: скорее, мне было любопытно, кто же этот человек. Я вообще не понимаю, если честно, зачем стараться показать себя красивее, чем ты есть на самом деле. Всё равно когда-нибудь тебя увидят в неприглядном виде. Если уж и заинтересовывать человека, то чем-то более привлекательным, чем внешним видом. Тем более, чем ярче одеваешься, тем больше взглядов к себе обращаешь, как будто кидаешь вызов серости вокруг, – а я это совсем не любила. Но это всё, скорее, мысли, рождённые из-за маминой нервозности, так-то я не против всех этих нарядов. Просто не стоит, на мой взгляд, придавать этому такое невообразимое значение. Простота всегда будет в моде.

После этих слов репортёр мельком оглядел Элис: два перстня из платины на руках, рубашка фирмы polo, кожаные туфли. Даже плед, которым она прикрывала ноги, казалось, из отборной овчины. Это невольно вызывало улыбку. Хотя, если произвести анализ, то выглядела Элис весьма гармонично, может, об этом она и говорила сейчас.

– Игорь заехал за нами на дорогой машине и отвёз в ресторан. В тот вечер, он произвёл на меня очень хорошее впечатление, он был обходительным, много улыбался и шутил. Даже сказал, что я могу заказывать всё, что мне захочется. Меня это очень потрясло, так как я просто не готова была в ту же минуту превратиться из ребенка, незнавшего другой жизни, кроме бедной, в человека, который может позволить себе всё и прямо сейчас. Мама меня совсем не баловала, да и не было у неё такой возможности, хотя я подозреваю, что желание было. Представьте себе, Джон, – Элис подняла взгляд на репортёра, – что чувствует ребёнок, когда мама говорит таким печальным голосом… и в этом голосе не только печаль, но и очень большая готовность. Готовность сказать либо сейчас, либо уже никогда. Так вот, она спросила меня: «Тебе стыдно перед друзьями за меня?». Мне стыдно? Как она могла сказать мне это? Что мне было делать с этой обречённостью в её глазах, Джон?

– Крайне тяжёлые эмоции, Элис. Иногда родители позволяют себе говорить что-то такое, что не сказали бы завтра. Каждый может так сделать. Убить Санта Клауса, например, или веру…

Джон даже немного растрогался. Он не хотел замечать удовлетворенности этим фактом Элис, но она была слишком откровенна в своих эмоциях.

– Через месяц после этой встречи они помолвились. Через два – была свадьба. Потом мы переехали к Игорю. Его отношение к нам нисколько не поменялось. Часто по выходным мы выбирались вместе на природу или в кино. Мама, на тот момент, ушла с работы, по настоянию Игоря. Но, невзирая на этот факт, сблизиться с ней, как обычным мамам с дочерьми нам так и не удалось. Наверное, просто момент был упущен.

– Я не помню, когда я решила называть Игоря отцом, – хотя, я прекрасно помню, например, что хотела это сделать с самого начала. Мы часто с ним разговаривали, он научил меня ценить книги и искусство, играть в шахматы и смешно шутить. Пожалуй, последнее мне так и не удалось освоить с тем же мастерством, которое было присуще ему. Кажется, Игорь старался привить мне всё самое лучшее, что в нём было, а, может, это лучшее и был он сам.

Моя мама хорошела на глазах, появился здоровый румянец на щеках, и она набрала немного в весе, – отец этого давно добивался. В общем, через год она была уже самой счастливой домохозяйкой нашего района. Я никогда её за это не осуждала: за свою жизнь она достаточно настрадалась, чтобы делать сейчас то, что ей хочется. А меня перевели в элитную школу около дома, я стала немного посмелее, и решила добиться такого же статуса в глазах других людей, как добился в своё время отец.

В возрасте 15 лет я решила, что стану великим человеком.

– Элис, знаете, таких счастливых историй я давно не слышал, – Джон искренне улыбнулся. – Обычно люди страдают до самого конца в нищете и трущобах. Вы только не подумайте, что я смеюсь, совсем нет! Просто считаю, что многие люди без достатка даже мысленно не допускают того, что этот достаток у них может быть, поэтому зачастую ничего и не меняется.

– Да, я согласна. Сама сейчас удивляюсь, как это маме удалось сохранить такую сильную веру в счастливое будущее. Сильная женщина, что тут скажешь.