Читать книгу Любовь с туарегом. С милым рай и в шалаше - Таня Сербиянова - Страница 5

Проснулась внезапно. Мне почудилось или приснилось, что меня откуда-то издалека зовет Коля. Села и в одно мгновение его тревожный крик о помощи исчезает и только бешеные удары сердца выдают мое волнение.

– Ну, где же ты, мой родненький, неужели… – шепчу тревожно.

– Ты проснулась? Как чувствуешь себя, чего вскочила? – с хрипотцой ворчит Милка все еще, не открывая глаз.

– Вроде ничего, правда, голова и тело болят, да и ноги занемели.

– Это я прижалась и все на тебя набрасывала свою ногу, такая у меня привычка. Я так все время, с самой первой встречи и ты знаешь, Вальдемару это так нравилось… -все это говорит, не открывая глаз. – Он говорил, что так он у меня мог… Только теперь открыла запанные, но все же такие красивые и до боли знакомые мне глаза… – Ну, понимаешь, -начинает мне пояснять, – любил он это во мне это потрогать да поласкать и мне приятно и ему, а у тебя? Как у тебя с Коляном?

– Было хорошо все время…

– Было, да… а что же будет еще?

– Я уверенна, что…

– Да хватит тебе уже! Ты как пионерка: я уверенна, они живы, а ты не скули… Ну в чем ты можешь сейчас быть уверенна? В чем? Только не говори мне, что они спаслись…

– Не спаслись, а я говорю, могли спастись. Сейчас рассветет, солнышко пригреет и мы с тобой все, как следует, осмотрим и обшарим, надо постараться понять, что же произошло и куда пропали наши ребята? А пока что…

Уже забрезжило и светает…

Вижу, как она, бесстыдно предо мной мостится на краю нашей спальной полки, раскрываясь, и, сверкая голой попой, начинает брызгать прямо на низ, под себя.

– Милка! Ты, пожалуйста, не писай в воду, а то еще…

– А что такое? Куда я, по-твоему, должна писать, в горшок? А если я захочу по большому…

– А чтобы по большому, надо будет найти ведро или коробку, прямо не знаю что, главное…

– Много ты понимаешь, что главное, что нет. Я есть хочу, и пить, вот что главное, а ты? Туда не сс…, туда не ср…. – говорит раздраженно и снова залезая под груду тряпок.

– Так, спать ты мне больше не дашь это ясно, а вот насчет еды, давай вместе соображать, но сначала вода… Так, вода у нас…

– На кухне, в ящике и где-то есть еще на яхте в какой-то систерне.

– Да не систерне, а цистерне! Тоже мне, матрос, и чему тебя только учили? Вспоминай устройство яхты, вспомнила?

– Это тебя на курсах все время хвалили, вот ты и вспоминай где твоя сиська-писькина вода.

– Что ты хочешь сказать, что вода грязная? Ну, ты ничего не знаешь! Под нами емкости с водой, только к ним сейчас лучше не лезть. Если не вытерпим, то тогда точно все воду смешаем и испортим. Надо пока в лодке грязная вода что-то придумать. Так, где ты говоришь, бутылки видела?

Потом мы с ней, поддерживая, друг дружку, лезем в эту самую грязную воду…

Самое неприятное было слезть первой и шагнуть в воду…

Бр, как холодно и неприятно. Идти неудобно, по колено в грязной воде, в которой, помимо всего, что-то все время катается, упирается в ноги, мешает идти. Потом вместе начинаем как-то растаскивать завал перед трапом из каюты на палубу. Возимся примерно полчаса, устали и действительно уже очень хочется пить, к тому же солнышко уже пригревает.

Она возится в корме, слева у борта, там, где у нас была плита и тумбочка с провизией, а я справа. Мне очень хочется добраться до столика штурмана, там карта и судовой журнал. Так хоть узнаем, в каком же мы месте, а то совсем не знать это никуда не годится.

Почему-то пока ковыряюсь, выпутываю из тросов и какого-то хлама отдельные куски чего-то, с волнением ожидаю увидеть наше место на карте перед самой аварией. К своему стыду, ведь я ничего не спрашивала и не знала, да и не запоминала всего, что мне говорил Коля: где мы, куда направляемся, куда пролегает маршрут. А зачем, размышляла, есть Коля, есть спутниковая система, автопилот, в конце концов, рано или поздно мы ведь приплывем, куда нам было надо. Потому беззаботно, а вот сейчас пожалела об этом.

– Эх, черт, надо было знать, надо!

– Что-то нашла? Чего там ворчишь? Ой! А я вот нашла! Райка, смотри! Целая бутылка рома! Целая, не разбилась! Вот же, как повезло, вот же какая я опытная… Так, сейчас я, сейчас… Ты что же не будешь? Ведь это же классная вещь! Что? Не будешь, чтобы пить не хотелось? Ну, так это твое дело, а я…

Чем-то расковыривает пробку и…

– Твое здоровье… – бульк, бульк… делает большие и торопливые глотки. – Иди, оторвись и, хоть бы глоточек сделай… Эх, сигаретку бы сейчас! А меня пробирает ром, да так, что, можно сказать, до самой… Нет, правда, еще как! Ха… ха… ха! Давай глотни, для тебя же старалась… Ну же, подруга, не обижай…

Взяла бутылку и не удержалась, ведь глотнула, и как только почувствовала, что за жидкость хлебнула, то тут же:

– Кха, кха! Ну и гадость, ну и спиртяга!

– Ну как? Вставило? А меня так хорошо, как будто бы от колесика… Ой, мамочки! А хорошо-то как! Бутылку не отдам, я нашла, значит, моя. А ты, если хочешь, сама ищи. Мне уже хорошо, ой как здорово… – и начинает шагать назад, к нашим постелям, неуверенно ступая по воде и загребая руками после того, как спотыкаясь, сваливалась пару раз на четвереньки, задирая вверх руку и, спасая начатую бутылку рома…

Да, также нельзя. Так до чего только хочешь можно дойти.

И тут уже сама почувствовала, что и мне сейчас надо туда же, за ней следом к нашей лежке. И пока следом бреду по воде, то вижу, как она снова присела лицом ко мне и с наших полок… прямо чуть ли не на меня.

– Ты чего, совсем… Ну, куда ты? Я же тебе говорила…

А она, откинувшись на руки, да так выдает, что даже не успеваю отступить, как эта горячая попадает мне на ногу и живот.

– Ну что ты делаешь? Какого, черта? Что ты устроила? Что это за цирк!

– Это у тебя, что ни раз, то цирк, цирк, а у меня мощь, смотри…

– Ну, ты и дура! Сама ты циркачка, понятно! А ну, подвинься? Что разлеглась, да еще выставилась! Тьфу ты! Ну, ноги, ноги хотя бы сдвинь, я же тебе не мужик…

– А почему бы… Знаешь, я темпераментная и люблю, когда ты меня там… – провокационно так говорит, призывно сверкая уже точно пьяными глазами…

Этого мне еще не хватало?! Она, еще, чего доброго, так и полезет…

– Ну все, все! Отодвигайся и спать! Тоже мне профессионалка…

И уже с головой зарываясь в тряпки, чувствую, как ее нога все равно наваливается на меня, тяжело и горячо прижимая. И уже засыпая, себе говорю, что с ней обязательно насчет всего такого поговорю, в том числе и о ноге, которую она отбрасывает, нет, не так… правильно будет сказать, насовывает или как? А может, все же – забрасывает, так? Что-то и не так, а вот как не успеваю сообразить и проваливаюсь в тепло от солнышка, тряпок и ее горячего тела, тяжелой ноги, особенно оттого, что сама почему-то взяла и приложилась рукой туда! Туда, как она говорила ее Вальдемар… А она ничего подумала, мягкая, мокрая и горячая прямо какая-то…