Читать книгу Адская машина принуждения к свободе - Татьяна Александровна Югай - Страница 12

Часть 1. Заметки на полях культовых книг
2. Властелины Вселенной или волшебники страны Оз?
2.5. Русофобская ветвь неолиберализма

Оглавление

Умом – Россию не понять,

Аршином общим не измерить.

У ней особенная стать —

В Россию можно только верить.

Федор Тютчев (1866)

Свой краткий экскурс в историю неолиберальной доктрины завершаю обзором труда Ричарда Пайпса «Собственность и свобода». Строго говоря, Пайпс – не экономист, а историк, сделавший себя имя и карьеру на оголтелой русофобии. Однако его последний крупный опус представляет ревизию экономической истории собственности с неолиберальных позиций. Причем, будучи историком, он сделал это гораздо более обстоятельно и наукообразно, чем профессиональные неолиберальные экономисты. Признаться, я прочитала эту книгу с интересом. Биография Пайпса типична для неолиберала и по-своему примечательна. Он родился в 1923 году в Цешине (Польша); умер в 2018 году в Кембридже. В 1939 году его семья бежала из оккупированной нацистами Польши в США. В 1950 году он защитил диссертацию в Гарвардском университете. Диссертация, посвященная теории большевизма, стала основой первой книги «Формирование Советского Союза: коммунизм и национализм, 1917—1923» (1954).

Параллельно с типично академической биографией развивалась довольно успешная политическая карьера. Наибольшую известность на политическом поле Пайпс снискал, как руководитель «Команды Б», созданной вновь назначенным директором ЦРУ Джорджем Бушем по указанию президента Джеральда Форда. Как он пишет в «Мемуарах непримкнувшего», «подоплека дела состояла в следующем: уже некоторое время мнения разведывательного сообщества расходились по поводу цели ядерного строительства в СССР в 1970-е гг., а именно – создания новых поколений как стратегических, так и тактических ракет. В соответствии с доктриной гарантированного взаимного уничтожения (ГВУ), признаваемой аксиомой как учеными, так и разведкой, ядерное оружие не имело практической пользы и служило только для сдерживания ядерной угрозы. Совершенно секретный меморандум ЦРУ в апреле 1972 г. под заголовком „Советская оборонная политика в 1962—1972 гг.“ утверждал, что советское руководство также разделяет взгляды этой доктрины, хотя ни одного аргумента в защиту этого тезиса приведено не было… Следовательно, как только был достигнут уровень сдерживания, достаточный, по оценке министра обороны Роберта Макнамары, для уничтожения 25 процентов населения и 50 процентов промышленности агрессора, дальнейшее развертывание вооружений было бы не только бесполезным, но опасно провокационным» [41, c.212—213].

Был проведен «эксперимент в виде „конкурентного анализа“, в ходе которого шесть групп экспертов – три из ЦРУ (команда А) и три, сформированные из независимых экспертов (команда Б), – должны были независимо друг от друга оценить информацию по трем направлениям, которые вызывали наибольшую тревогу и были спорными аспектами советских военных усилий: противовоздушная оборона, точность ракет и стратегические цели» [41, c.214—215]. Итоговый доклад «Команды Б», представленный в декабре 1976 г., состоял из трех частей. В первой части, подготовленной самим Пайпсом, «предыдущие стратегические оценки ЦРУ были подвергнуты методологической критике». Вторая часть состояла из анализа десяти советских систем вооружения. Последняя часть содержала выводы и рекомендации. «Общий вывод заключался в том, что оценки ЦРУ „существенно искажали мотивацию советских стратегических программ“ и как следствие „имели последовательную тенденцию недооценивать их интенсивность, размах и скрытую угрозу“» [41, c.218].

Примечательно, что такой поворот вызвал обеспокоенность и критику не только со стороны ЦРУ, которое отстаивало честь мундира, но и Особого комитета по разведке Сената США. Последний подготовил доклад, в котором, по словам самого Пайпса, «обвинял Команду Б в превышении полномочий, утверждал, что она не использовала „сырую информацию“, „сговорилась“ с Президентским консультативным советом по внешней разведке о подборе персонала и о выводах и даже – что сделала выводы до начала своей работы». Пайпс пишет, что «Киссинджер отверг доклад Команды Б как „стремящийся саботировать новый договор по ограничению вооружений“ и призвал к „рациональной дискуссии по вопросу о ядерной стратегии“, подразумевая, видимо, такую дискуссию, которая подтвердила бы его собственную точку зрения, согласно которой иррациональным было стремление к ядерному превосходству» [41, c.221—223]. После того как холодная война закончилась, ЦРУ провело проверку результатов работы «Команды Б». Все они оказались ошибочными. В первую очередь, это касалось кардинальных расхождений с действительностью количества бомбардировщиков и ядерных ракет. Более того, уже после краха СССР, оценка Командой Б советских военных расходов в 12—13% ВНП была признана абсурдно завышенной самими же американцами [57, c. 8—9].

Не удивительно, что вскоре после победы Рейгана на выборах Пайпс был назначен на пост главы восточно-европейского и советского отдела при Совете по национальной безопасности. Квинтэссенция крестового похода против СССР была изложена Пайпсом в докладе о принципах американской политики в отношении СССР, где он выдвинул четыре основных тезиса:

1. «Коммунизм по своей сути – учение экспансионистское. Его экспансионизм спадет, если только система рухнет или, по крайней мере, подвергнется глубокому реформированию».

2. «Сталинистская модель… в настоящее время стоит на пороге глубокого кризиса, вызванного хроническими экономическими неудачами и трудностями в результате чрезмерной экспансии».

3. «Наследники Брежнева и его сталинистские аппаратчики со временем, вероятно, расколются на фракции „консерваторов“ и „реформаторов“, причем последние будут добиваться определенной политической и экономической демократизации».

4. «В интересах Соединенных Штатов способствовать развитию реформистских тенденций в СССР путем двоякой стратегии: поддерживать реформаторские силы внутри СССР и поднимать цену, которую Советский Союз должен будет заплатить за свой империализм» [41, c.312].

С известной долей самодовольства он пишет, что в советской «антиамериканской пропаганде того периода я занимал особое место как фигура сатанинская и мое имя стало широко известно. Я не испытывал ничего, кроме гордости, оттого что вызывал столько враждебности и, возможно, обеспокоенности у таких людей» [41, c.236]. Таким образом, Пайпс оказался большим ястребом, чем Министр обороны США Макнамара, Директор ЦРУ Буш, более лютым недругом СССР, чем Киссинджер и Бжезинский. Дело в том, что он был не просто антисоветчиком, а русофобом. Разница между ними состоит в том, что ненависть антисоветчика более рациональна, она проистекает из идеологических посылок и исходит из неприятия коммунистической теории и практики. Эта ненависть была направлена на Советский Союз, как воплощение коммунизма. Вместе с распадом СССР исчезла и почва для этого. Ненависть русофоба иррациональная, генетико-зоологическая. Они ненавидели не только СССР, но и Россию, русский народ, сам русский дух. Это принципиальное различие между антисоветизмом и русофобией очень хорошо прослеживается при чтении трудов Пайпса о России, которых он написал изрядное количество.

Его книги давно вошли в ядерный арсенал советологии, равно как и в курсы социологии таких российских университетов, как Высшая школа экономики, Московская школа политических исследований и т. п. Последняя кстати, взяла на себя труд издать переводы книг Пайпса «Мемуары непримкнувшего» и «Собственность и свобода». В контексте данного исследования наибольший интерес представляет последняя книга.

В предисловии к книге «Собственность и свобода» Пайпс пишет: «Все ранее написанные мною книги… были книгами о России, прошлой и настоящей». Хотя в названии данной книги Россия не упоминается, однако, большая ее часть посвящена нашей стране. Основной посыл Пайпса выдает с головой его русофобский образ мышления, который не делает различий между СССР и Россией. Он утверждает, что «тоталитаризм, достигший своей вершины в Советском Союзе, корнями уходит в „вотчинную“ систему правления, преобладавшую на протяжении большей части российской истории, систему, которая не проводила различий между верховной властью и собственностью, позволяя царю быть одновременно и правителем, и собственником своего царства» [40, c.11].

В методологическом плане Пайпс четко разграничивает содержательный и институциональный аспекты собственности, посвящая каждому из них отдельную главу. «К исследованию собственности можно подходить двояко – рассматривать ее как понятие и как институт» [40, c.17]. Вслед за теоретиком экономики прав собственности Дугласом Нортом, Пайпс заявляет, что «Эффективная организация предполагает внедрение институциональных основ и прав собственности, побуждающих прилагать личные хозяйственные усилия к тем видам деятельности, которые сближают норму личной выгоды с нормой общественной выгоды». Следовательно, «гарантии прав собственности критически важны: экономический рост будет иметь место в том случае, когда права собственности оправдывают усилия, предпринимаемые в области общественно производительной деятельности» [40, c.90].

Лейтмотивом книги является ретроспективный анализ собственности на землю. После обширного экскурса в античные времена он подробно останавливается на сравнении систем собственности в Англии и России. Само собой разумеется, что британская система неизменно вызывает у него восхищение. Его излюбленный эпизод истории Британии – это противостояние между королем и парламентом, которое завершилось поражением монарха. «В первой половине семнадцатого века Англия пережила ряд столкновений между короной и парламентом, спорившими о соотношении своих полномочий, в особенности о праве короля вводить налоги без парламентского согласия; в 1649 году этот конфликт завершился казнью Карла I» [40, c.49].

Адская машина принуждения к свободе

Подняться наверх