Читать книгу Сказки на ночь для взрослого сына - Татьяна Прудникова - Страница 8

Если бы Павел остался у деда и бабушки, ничего бы не случилось.

Но он увязался с родителями в гости, сам не зная почему.

Вообще-то он не любил ездить в гости.

В гостях все происходило одинаково: целовали в макушку, тормошили, врали: «Павлик так вырос! Так повзрослел!» – хотя он выглядел гораздо младше своих одиннадцати лет. Павел был настоящим Павлом, мелким и худым. Факт этот, своевременно донесенный до Павла его одноклассниками, которые все как один уродились выше и крупнее его, он вполне осознал. Однако гостей принято встречать радушно, говорить им приятное: ведь Пашкиной матери нравилось слушать хозяйское вранье про то, что Павлик вырос и повзрослел. Сам же Павел старался слушать взрослых вполуха. После суеты в прихожей хозяева усаживали гостей за стол и начинали угощать салатом оливье и селедкой под шубой – Павел терпеть их не мог. Копченую колбасу предлагали в гостях не часто, обычно потчевали вареной. Еще на столе всегда стояла тарелка с порезанным сыром, который постепенно изгибался и покрывался мелкими капельками влаги, как будто потел. Сыр – еда не очень вкусная, больше трех кусков не съешь. Взрослые сидели за столом, пили спиртное маленькими рюмками, мать начинала пилить отца: «Тебе, может, хватит?» – и происходило это задолго до обязательной в праздничном меню картошки с мясом на горячее.

Если бы Петр, по-домашнему Петька или Пит, сын хозяев дома, рослый четырнадцатилетний подросток со щетинистым уже подбородком, ушел поздравлять с днем рождения одноклассника, тоже ничего бы не случилось.

Но одноклассник заболел, планы Пита порушились; ему пришлось торчать дома и принимать вместе с родителями гостей. Приезд Павла его обрадовал: Пашкино присутствие позволяло им обоим быстро поесть и выскользнуть из-за стола, покинув взрослых с их скучными разговорами, переходящими в ритуальное пение песен под гитару.

Все могло бы обойтись, если бы Петька забыл про подарок дяди Юры Лапина, отцовского школьного товарища, работавшего в милиции. Между прочим, уполномоченным по делам несовершеннолетних.

Но маленький Павел смотрел с пиететом на взрослого Петра, поэтому Петру захотелось сделать для Павла что-нибудь особо приятное. И тогда он вспомнил про замечательный подарок дяди Юры.

Можно продолжить рассуждения: ничего не случилось бы, если бы у подполковника милиции рос сын, а не две дочки-погодки; ведь тогда он наверняка не делал бы таких подарков сыновьям друзей, а приберегал бы их для своего, родного.

И вообще, подполковник Георгий Васильевич Лапин, ходивший тогда еще в капитанах, мог бы поступить строго по инструкции и сдать, оформив все положенные в данном случае бумажки, куда следовало пистолет-пугач, изъятый им при задержании молодежной банды, шалившей в конце семидесятых в пригородных ночных электричках.

Но у капитана советской милиции Лапина совершенно отсутствовало время на всякую ерунду, он с трудом укладывался в установленные сроки дознания.

И задержанный член банды малолетний Кубышка (это, кстати, не кликуха, а его подлинная фамилия – Сергей Максимович Кубышка, 1964 года рождения) мог бы и не красть эту игрушку у пьяного

Ромки-цыгана, к которому она, в свою очередь, попала совершенно неизвестно как. Вероятно, в карты выиграл. Или тоже украл.

В конце концов, вопрос-то не в том, откуда пугач взялся. Какая разница? Сработали же его с уникальным мастерством: это была практически точная копия девятимиллиметрового пистолета Макарова. Небольшой, но тяжелый. Черная вороненая рамка со стволом и спусковой скобой, с коричневой вставкой и маленькой пятиконечной звездочкой на рукояти. Натурально, от настоящего не отличишь! А еще у него взводился и спускался курок, двигались затвор и спусковой крючок…

Но! Выстрелить он не мог ни при каких обстоятельствах! Такой возможности пугач не предусматривал. Собственно поэтому – пугач.

В общем, дело обстояло следующим образом. Ромка-цыган напился – Кубышка украл; капитан милиции Лапин не оформил, третьего ребенка он и его жена заводить не рискнули – пугач перешел в виде подарка к мальчику Пете; Пашка приехал в гости – Петька вспомнил про свой пистолет, нашел его и дал Пашке посмотреть и поиграть.

Тогда-то пугач и выстрелил. В самое сердце. В бедное Пашкино сердце. В фигуральном смысле, естественно.

Пит с удовольствием наблюдал за Пашкой: пугач произвел на гостя ошеломляющее впечатление. Он, как будто небрежно, делился с Пашкой теми сведениями, которые он почерпнул из общения с подполковником Лапиным:

– Видишь?.. Копия ПМ. Ну, пистолета Макарова. Сокращенно – ПМ. А знаешь, почему пистолет – Макарова? Ну, конечно, не в честь дяди Саши Макарова… Пистолет разработан в 1948 году известным оружейным конструктором Макаровым. Кажется, Николаем Федоровичем. Да, Николаем Федоровичем. Производится в городе Ижевске, на механическом заводе…

Еще Пит рассказывал Пашке про устройство ПМ, про скорость и дальность стрельбы, про то, что пистолет Макарова входил в снаряжение космонавта на корабле «Восток», поэтому ПМ – первое стрелковое оружие, побывавшее в космосе.

Пашка держал обеими руками пистолет, смотрел на Петра своими карими глазами-вишнями, кивал ему головой, но почти не слышал его.

Маленький несчастный Павлик!

Он, безусловно, с симпатией относился к Петьке, ведь Петька не обижал его, когда они вместе с родителями ходили летом в байдарочные походы.

Разумеется, Пашка хорошо знал, что брать чужое нельзя. И даже хотеть чего-то чужого – нельзя! Он любил родителей, деда и бабушку, которые его этому учили.

Он даже решил было попросить у Петьки его пистолет (ну, не насовсем) и предложить за него все-все, что у него есть!

Но мысль о том, что ни один нормальный человек не расстанется по своей воле с настоящим сокровищем, запечатала его уста печатью молчания.

Да и отдать что-то стоящее взамен пугача он не мог. У него ничего настолько стоящего просто не было.

Пашка держал в руках пистолет, гладил его черный ствол, и никакая сила не заставила бы его выпустить пистолет из рук.

Но тут Петю и Пашу позвали пить чай с домашним тортом, испеченным Петькиной матерью. Пашка с ужасом понял, что пребывание в гостях заканчивалось; и уже скоро, скоро Пашке надо будет расстаться с пистолетом!

Пашка сунул пистолет в карман штанов. Маленький карман его маленьких штанов сильно оттопырился, явно указывая на укрытый в нем пугач. Ну и пусть! Вот сейчас кто-нибудь, например Петр, спросит: «Павлик, что ты спрятал в карман?»

Пашка шел за Петром к столу, как на плаху. Он сел на свое место, рассеянно глядя мимо чашки с чаем и тарелки с куском торта. Он не почувствовал вкуса ни того, ни другого, вышел из-за стола и проворно проскользнул в сортир.

Пашка запер дверь, проверил надежность запорного шпингалета и только потом достал из кармана пугач, чтобы напоследок посмотреть на него… погладить его… попрощаться с ним…

Пашка заплакал…

После того как мать из-за закрытой двери спросила, все ли у него в порядке, Пашка сообразил, что сидит в сортире подозрительно долго. Он спустил для конспирации в унитазе воду, засунул пистолет за пазуху и осязал кожей живота прикосновение прохладного металла.

И испытал неизведанное чувство. Очень сильное.

Пашка помыл руки, вытер их насухо полотенцем и уверенно повернул шпингалет. За дверью стояла мать, которая с беспокойством оглядела Пашку. Но она не заметила пузырящуюся над штанами рубашку. Ей не понравился какой-то нездоровый блеск Пашкиных глаз, и она потянулась губами к его лбу, чтобы проверить температуру.

– Да всё в порядке, – сказал Пашка, улыбаясь. Он, неожиданно для себя, ощутил силу и спокойствие.

– Ну, если всё в порядке – надевай куртку! Нам пора домой!

Гости и хозяева опять столпились в прихожей – прощаться.

Павел обдумал случившееся и пришел к выводу: пистолет слишком тяжелый, его не удержать за пазухой; его можно выронить по дороге домой. Павел воспользовался тем, что мать с отцом замешкались на выходе из квартиры на лестничную клетку, опередил их, шагнул за выступ к соседской двери и стремительно переложил пистолет во внутренний карман куртки. Никто ничего не увидел!

Всю обратную дорогу он незаметно ощупывал пистолет через ткань куртки, представлял себе, как он достанет его в школе на перемене из своего ранца, как покрутит стволом пистолета у носа Мишки Воробьева… Пашка односложно отвечал родителям и соглашался с ними во всем.

Дома Павел постарался, чтобы его куртка с пугачом случайно не попала в руки к родителям: пистолет серьезно прибавил ей в весе, что могло вызвать подозрения. Улучив минуту, Павел вынул пистолет из куртки и надежно спрятал его в большой комнате за сервантом. Там Пашка пару лет назад устроил себе надежный тайник. У него всё получилось!

…Когда гости уехали, посуда и полы были помыты, а родители упали на диван у телевизора, Пит вспомнил про пистолет. На том месте, где он показывал пугач Пашке, он ничего не нашел. В нем зашевелилось тяжелое свинцовое предчувствие. На какое-то мгновение у него даже возник металлический привкус во рту. Гнев постепенно заполнял Петра: украл, мелкий гаденыш! Ведь украл же! А он, дурак, хотел подарить ему этот пистолет!

Но Пит задал себе резонный вопрос: а почему же ты не подарил Пашке пугач, если собрался так поступить?

И гнев отхлынул от его сердца: Петр был вспыльчив, но отходчив. Прямо, как его дед Иван.

«Ладно, чего сразу напраслину на человека возводить», – подумал Петька и начал методично искать пугач в своей маленькой комнатке. Он всё обыскал, но пистолета не нашел.

Мать заинтересовалась его занятием, и Петру пришлось рассказать ей о пропаже пугача. Мать выслушала сына спокойно и помогла ему еще раз всё тщательно осмотреть. Их совместные поиски результата тоже не дали: пистолет из квартиры пропал.

В ситуацию вмешался отец, напомнивший о том, что пугач – не просто игрушка, что подарил ее подполковник милиции дядя Юра Лапин, что вообще-то существует такое понятие, как ответственность…

Мать вздохнула и позвонила своей подруге, Пашкиной матери. Спросила, не видели ли, или, возможно, случайно конечно, Павлик забыл оставить пистолет, заигрался, взял с собой…

Пашкина мать возмутилась: такие подозрения! В отношении Пашки!

Она позвала к себе Пашку, который успел спрятать украденный им пугач, и сурово спросила: брал?

Пашка стойко выдержал взгляд матери прямо в глаза и твердо ответил:

– Нет!

Мать с облегчением выдохнула. Она желала поверить Пашке и поверила ему. На этом разговор двух подруг, собственно, и закончился. Петькина мать еще вроде бы извинялась, Пашкина мать тоже что-то говорила, соответствующее обстоятельствам.

Именно в те минуты на Пашку напал страх: вдруг он чем-нибудь выдал себя? Вдруг мать найдет за сервантом пистолет? Он отчаянно, от всей души жаждал, чтобы мать и ее подруга рассорились бы навсегда, чтобы не разговаривали и никогда не встречались, чтобы никогда ему больше не видеть Петра. Никогда! Тогда бы и пистолет навсегда остался у Павла.

Пашка хотел ощупать в тайнике Петькин пистолет, проверить: а он вправду его взял? Но тут в комнату вошла мать; телефонный разговор расстроил ее. Она вновь приступила к сыну с разными вопросами, предполагая, что Пашка сможет вспомнить, куда подевался пистолет? – надо же помочь подруге в поисках.

Но Пашкина память в этом деле сотрудничать никак не могла, и расспросы закончились тем, с чего они начались: не видел, не помню, не брал. Отступать Пашке было некуда.

Мать в течение всего вечера находилась рядом с ним, и он так и не смог залезть в тайник. И на следующий день, в воскресенье, ему не удалось улучить ни одной минуты, чтобы проведать свое сокровище, как будто его заколдовали. Пашка нервничал и злился, не слушался родителей, но ничего изменить не мог.

Тогда Пашка успокоил себя мыслями о том, что всё у него сложится в понедельник: он возьмет пистолет в школу. В понедельник утром он, однако, проспал и чуть не опоздал на уроки, какой уж тут пистолет! Из школы его забрали к себе бабушка с дедом, вечером после работы за ним зашла мать, они вернулись домой. Но до пугача он добраться не смог.

И с тех пор всё у Пашки пошло не так.

Он постоянно думал об украденном пистолете, но достать его боялся: а если застукают? Еще страшнее – принести его в школу. Наверняка кто-нибудь прицепится, тот же Мишка Воробьев; дойдет до учителей, вызовут мать, и всё раскроется!

К тому же все вокруг него сговорились: только и намекали на то, что врать и красть – это очень, очень плохо. Просто ужасно.

А может, никто ничего и не говорил? Не намекал ни на что? Просто Пашке так казалось?

Когда мать обсуждала историю исчезновения пистолета с бабушкой, та покачала головой:

– Нет, Павлуша этого сделать не мог! Правда, Павло? – и улыбнулась.

Вот тогда Пашке выпал единственный шанс открыться и отдать этот проклятый пистолет! Ну, отругали. Ну, отец, пожалуй, и выпорол. Хотя вряд ли. И всё! И нечего было бы бояться!

А вдруг они не простили бы его? И дед с бабушкой перестали бы с ним разговаривать? А как бы мать позвонила своей подруге и сказала: мой сын – вор и врун?!

И не было с той поры Пашке покоя…

А Петр получил внушение от своего отца о необходимости лучше следить за своими вещами, потужил немного о пистолете, да и забыл о нем.

…Прошло лет пять, наверное. Или шесть.

Петр учился в университете, встречался с девушкой, собирался жениться. Совсем взрослый.

А Павел – заканчивал школу. Тоже не маленький.

С год назад Павел вынул из-за серванта украденный им когда-то пистолет и переложил его в ящик своего письменного стола. Тогда он дал самому себе обещание: через год я с ним разберусь.

И вот он позвонил Петру и все ему рассказал. Как украл пистолет. Как прятал его. Как лгал. Как боялся разоблачения. И еще он предложил Петру встретиться: он хотел отдать ему пугач.

Петру стало немного неловко от того, что он давно уже позабыл историю с пистолетом-пугачом. А для Павла, получается, та история еще не закончилась…

Петр сказал Павлу, что, конечно же, встретиться можно. Только не из-за пистолета. Пусть Павел его оставит себе. На память. Ему, Петру, пистолет, правда, не нужен.

И еще они сказали друг другу какие-то хорошие и теплые слова.

Поговорили, в общем.

Павел взял в руки свой собственный, только что ему подаренный пистолет, посмотрел на него, словно увидел впервые, покачал в ладони, убеждаясь в его тяжести. А потом сунул в самый дальний угол самого нижнего ящика своего стола.

Полковник милиции Георгий Васильевич Лапин в начале нового века вышел в отставку. Теперь он пенсионер. У него подрастают внучки. Для них он принялся сочинять простенькие сказки. К его глубокому удивлению, литературные упражнения отставного милиционера пришлись по вкусу какому-то издателю. Сейчас у него изданы две или три небольшие книжечки.

Сергей Максимович Кубышка еще в советское время перевоспитался и стал артистом цирка. Иллюзионист и жонглер. Гастролировал по всему Советскому Союзу. До сих пор выступает. Не то в Пензе, не то на Камчатке.

Дядя Саша Макаров похоронил свою мать и запил; от него ушла жена-учительница. У единственной дочери Макарова, которая работает на Петровке, 38, имеется муж, а детей пока нет.

Мишка Воробьев далеко пошел. А пойдет – еще дальше. Одним словом, он очень успешный господин. Или товарищ. Мишка еще до конца не определился.

Из родителей вышли неплохие дедушки и бабушки; они сменили на посту тех, прежних, дедушек и бабушек. Жизнь-то на месте не стоит.

Дочке Петра скоро будет четырнадцать лет, сыну – одиннадцать.

У Павла – две восьмилетние дочки-близняшки, пистолет им ни к чему.

И только про Ромку-цыгана ровным счетом ничего неизвестно…