Читать книгу Синий туман - Татьяна Солодкова - Страница 7

Отмокаю в ванной, откинувшись на подголовник и покачивая в пальцах бокал с красным вином. Хорошо-о-о! А перестук стеклянной тары за дверью – как музыка. Убирай, убирай, мой хороший, будешь знать, как разводить срач в чужом доме.

В какой-то момент бутылки звенят особенно звонко – видимо, братец протаскивает мешок с мусором мимо ванной комнаты. Хлопает входная дверь, и воцаряется тишина.

Ставлю бокал на бортик и блаженно прикрываю глаза. Однако тут же распахиваю их снова, потому что мой незваный гость не только не убрался восвояси после наведения порядка, но и за каким-то чертом долбится в мою дверь.

– Кайя, ты там?!

Нет меня, я превратилась в русалку и уплыла в недра канализации.

– Здесь! – откликаюсь нехотя.

Подхватываю бокал за тонкую ножку и выпиваю его содержимое залпом.

– Чай будешь?!

– Я буду свою чистую сухую постель! – кричу, прищурившись и любуясь игрой света в пузырьках пены.

– Я уже перестелил! – снова доносится снаружи. Надо же, какие мы сегодня послушные и исполнительные. – Так чай будешь?!

Тянусь к столику за бутылкой из темного стекла. Едва не выронив, обхватываю мыльными пальцами и взвешиваю в руке, после чего переворачиваю горлышком вниз – в белую шапку пены на моей груди падает одинокая красная капля. Печаль.

Решительно возвращаю бутыль обратно на столик.

– Буду!

Раз не ушел, надо же выяснить, какого черта мой великовозрастный братец забыл у меня дома.

***

На барной стойке меня ждет полная кружка парующего чая. Ярко-голубая, с желтой уточкой на боку – моя любимая. Кто-то явно собирается подлизываться.

Задрав длинные полы халата повыше, чтобы не запутаться в них и не убиться, взбираюсь на высокий барный стул. Брат колдует над второй порцией чая с другой стороны стойки – у кухонного стола. Долго готовит, вдумчиво. Чтобы подольше побыть ко мне спиной, ага.

– Ну и? – подталкиваю. Пробую чай. – М-м… Вкусно!

Шон бросает на меня довольный взгляд через плечо.

– Специально для тебя купил.

И ставит передо мной вазочку с конфетами. Молочный шоколад в три часа ночи – додумался!

Хватаю конфету и, развернув чуть ли не со скоростью света, тут же забрасываю ее себе в рот. Прости меня, Боже, ибо я согрешила.

– Ну и? – повторяю с набитым ртом. Я у себя дома, а не в прямом эфире, хочу – и чавкаю.

– Что «ну»? – пытается сыграть в дурачка братец.

Закатываю глаза.

– Антилопа гну! – Тянусь ко второй по счету конфете и мастерски разделываюсь с оберткой. – Что ты тут делаешь?

Брат мнется, закусывает нижнюю губу, топчется на месте.

– Ау, я, вообще-то, еще здесь! – напоминаю, салютуя ему третьей конфетой. Такие вкусные, заразы. Мне же теперь из-за них два часа на беговой дорожке бегать!

Шон вздыхает и подтягивает к себе второй стул, садится напротив. Смотрит куда-то вниз, избегая встречаться со мной взглядом, отчего светлые несвежие космы завешивают ему лицо. Он, вообще-то, у меня красавчик, когда не отекший с похмелья. Этакий блондинистый ангелок с пухлыми губками и ясными глазками цвета неба в погожий денек – девчонки таких любят. Полагаю, одна из таких «любительниц» и оставила клок длинных рыжих волос в моей раковине.

А тем временем четвертая конфета манит меня яркой этикеткой. Уверена, будь у нее глаза, она бы непременно мне подмигнула. Хитрая обольстительница.

Отворачиваюсь от вазочки. Все, я кремень.

– В общем, я поссорился с папой и ушел из дома, – объявляет брат, вынуждая меня повернуться к нему лицом. Однако коварная конфета тут как тут, и я сдаюсь почти без боя перед ее натиском.

– Прям так и поссорился? – уточняю, шелестя фантиком.

– Угу. – Вид у братца и правда такой, будто кто-то по крайней мере умер. – Он сказал, что я бездарность! – выпаливает, сверкая глазами.

– Гм, – оцениваю, покачивая головой из стороны в стороны. – Жестко.

– Несправедливо!

Тут-то и наступает то самое время, чтобы съесть пятую конфету и ничего не ляпнуть. К черту фигуру.

Дело в том, что несколько лет назад Шон всерьез увлекся музыкой и даже порывался бросить учебу в юридическом, куда, собственно, и поступил-то по настоянию и протекции отца. А юрист, надо сказать, из моего брата такой же, как из меня управляющая сетью отелей. Но папа сказал – сын пошел. И дабы этот сын не загубил свою будущую карьеру, играя на гитаре в сомнительных местах и в сомнительной же компании, папа купил ему собственный клуб и собственную группу, которую тогда еще восемнадцатилетний Шон с гордостью назвал «Пьяные бесы». Из какого бабкиного сундука он извлек это пошлое название, одному богу известно. Но благодаря папиным деньгам и хорошей выпивке в заведении группа стала довольно известна. А клуб «Бунгало» весьма популярен.

В защиту брата: в отличие от песен племянника президента Альфа Крита, от его музыки не идет кровь из ушей.

В защиту правды: без собственного клуба с крутым мегасовременным дизайном интерьера, авторской кухней и скидкой на посещение после проживания в сети отелей «Империя» вряд ли «Пьяные бесы» добились бы славы. Так что ссориться с папой для Шона не лучшая идея.

– Ты с ним согласна, да? – Глаза брата обиженно сужаются.

– Все мы в чем-то талантливы, – ухожу от прямого ответа.

Шон закатывает глаза к потолку. Он у меня несколько инфантилен, но все же не дурак.

– Ты же ушла из дома, и ничего. – Тоже берет из вазочки конфету, но только крутит ее за кончик обертки в тонких длинных пальцах музыканта и не ест. – Вот и я справлюсь.

Вообще-то, я ушла из дома, едва мне стукнуло восемнадцать, после того как отец сказал: «Ты ни за что не станешь журналистом, пока живешь за мой счет и носишь мою фамилию. Я запрещаю». А я ответила: «Как скажешь».

Поэтому теперь я ношу девичью фамилию матери. И, естественно, занимаясь любимым делом, ни разу не пожалела о принятом тогда решении и о том, что лишилась звания «отельной принцессы». Но мой наивный братец не в курсе, что после ухода из дома денег, которые у меня были благодаря подработке в одном журнале на должности «принеси-подай», хватило только на комнату-каморку в общаге на окраине города, откуда путь до университета составлял добрых четыре часа. О полетах на флайере с моими тогдашними финансами не стоило и думать, и я каталась на наземном общественном транспорте, выезжая не позже пяти утра. А еще моими соседями были наркоманы, алкоголики и прочие милые, но не слишком высокоморальные личности. И чтобы наше с ними знакомство не стало более близким, мне еженощно приходилось подтаскивать к двери тяжеленный шкаф.

Но, во-первых, Шон не в курсе моих «приключений». А во-вторых, Шон не я.

– Можно я поживу у тебя? – Смотрит на меня глазами щенка.

От неожиданности чуть не давлюсь шестой конфетой. Вообще-то, в моем понимании «Вот и я справлюсь» означало «Справлюсь самостоятельно», а не «Слезу с папиной шеи и сяду на твою».

– Нет! – Наконец мне удается проглотить вставший посреди горла сладкий ком. – И не мечтай. А как же моя личная жизнь, ты подумал?

Брат смотрит на меня с хитрым прищуром. Ах ты паскуда этакая, наверняка рылся в моей прикроватной тумбе.

– Нет, нет и нет, – повторяю твердо и, не зная куда деть руки, хватаю кружку и опустошаю залпом, будто крепкий алкоголь. – Или ты миришься с папой, или ищешь работу и переезжаешь! – В завершении своей речи грохаю пустой тарой по столешнице, как суровый судья молотком.

Вожу я домой мужчин или не вожу, не его дело. Квартира моя, и я хочу жить в ней одна. И точка.

– Ну-у… – Шон ерошит пальцами волосы на затылке. – Я же… как бы… работаю в группе… и учусь.

Ага, вспомнил об учебе, надо же.

И значит, я не ошиблась в своих худших предположениях: если брат поселится у меня, работать в этом доме буду только я. Да черта с два!

Смотрю на него в упор несколько долгих секунд, а потом безапелляционно заявляю:

– Мирись с папой.

После чего спрыгиваю на пол, одергиваю полы халата и собираюсь вернуться в ванную, чтобы почистить зубы после незапланированной конфетной вакханалии. Шесть штук – с ума сойти. Не два часа на беговой дорожке, а все четыре!

Но уйти мне не удается, Шон догоняет меня, потом оббегает вокруг и притягивает к себе, крепко обнимая своими загребущими конечностями.

– Кайя, сестренка, ну пожалуйста. Я немного соберусь с мыслями и найду работу. Или мы с «Бесами» уйдем от папы… Или…

Или на планету упадет метеорит, и никому из нас больше не придется работать. Это похоже на план.

Пару секунд послушно не шевелюсь, пытаясь дышать через раз, будучи прижатой к уродливой майке, – кому-то таки надо помыться после попойки. Засим считаю свой сестринский долг выполненным.

– Пусти меня. – Дергаюсь.

Меня тут же отпускают, зато не уходят с дороги, а плюхаются на колени на пол, молитвенно сложив руки перед собой и потрясая ими в воздухе. Господин директор цирка, верните деньги за билет, ваши клоуны несмешные.

Возвожу глаза к потолку, чтобы не смотреть на это позорище; упираю руки в бока.

– Кайя, ты моя последняя надежда. Клянусь, я буду хорошо себя вести. Больше никаких посторонних в доме!

Еще бы, еще неизвестно, сколько мне придется находить рыжие волосы после его прошлых гостей.

– Никакого алкоголя!

Молчу, жду, что предложит еще.

– Я буду готовить тебе завтраки!

Все еще молчу, сопоставляю возможные пользу и вред данного мероприятия.

Ну нет, откуда тут польза?

– Ты не пожалеешь. Клянусь памятью мамы!

..!

С силой толкаю брата в грудь. Он не ожидает удара, поэтому некрасиво шмякается на задницу, да еще и проезжает ею по паркету. Так ему и надо, придурку.

Обхожу его по дуге, игнорируя запрокинутое кверху лицо с растерянными глазами побитой собаки, и направляюсь в сторону спальни.

– Две недели, не больше, – объявляю вердикт, не оборачиваясь и не останавливаясь.

– Спасибо, Кайя, ты не пожалее!..

Дверь за моей спиной закрывается, отрезая меня от потока несущихся вслед благодарностей.

Раскинув руки в стороны, плюхаюсь спиной на кровать. Почти четыре часа утра.

Сначала не выспалась из-за старпома, теперь из-за братца.

Мужики – от них одни беды.